на прощенье помочь. Нравится мне Светка, понимаешь? Нравится. А теперь я переживаю, что ты не пустишь ее больше со мной.
Я не ответил, глядя на высокого Саню снизу вверх.
— В общем, — он вздохнул, — секретом следственным поделюсь. Но только тебе. Не неси ты его больше никуда.
Я нахмурился. Поджал губы.
— Ну?
— Правда то, что ты подумал, — сказал он, — с твоего заявления началось громкое армавирское дело. По случайности, али так вышло, но всему виной оно. И теперь, не поймешь, как это обернется. Потому, предупреждением тебе мои слова будут.
— Понял, — только и сказал я, — ладно, Саша. Спасибо. Иди к Свете, — кивнул я на сестру, — а то вон она, как там жмется. Совсем одна.
Когда я вернулся к Маше, была она уже не одна.
— Да пойми же ты, — Крутился вокруг нее Стенька, — я же тебе, как лучше говорю! Не понимаешь, что он с тобой поиграется и бросит!
— Нет, Стёпа, — мотнула головой Маша, — не верю я тебе. Ты уже свел нас с Игорем в неприятную с Мятым встречу! А теперь еще что-то замыслил?
— Да нет! Ни на что я уж от тебя не надеюсь, Маша! Только предостеречь хочу!
Когда я приблизился, Стенька замолчал. Глянул на меня. Маша тоже посмотрела растерянным взглядом.
— В прошлый раз я с тобой по-хорошему, — сказал я Сеньке, — а ты снова вокруг Машки вьешься?
Стенька поджал губы. Его освещенное уличным светом лицо исказилось грустным и хмурым выражением. Повременив пару мгновений, он зашагал к клубу.
— Снова пристает, — присел я рядом с Машей.
— Угу, — вздохнула она, — Слушай, Игорь.
— Ммм?
— А кто такая Юля?
— Какая Юля? — Не понял я.
Маша удивленно посмотрела на меня, разомкнула пухленькие губки.
Однако я действительно не помнил никакую Юлю. Может это девушка из того времени, когда я еще не попал сюда? Ведь тут есть много людей, которых не было в моем прошлом. Может то же самое и с этой Юлей?
— Недавно у меня был солнечный удар, — сказал я, — и поэтому я потерял память. Не сильно, но все же кое-что забыл.
Маша нахмурилась.
— Никогда я не слышала, чтобы от солнечного удара теряли память. Если ты не хочешь говорить, то не выдумывай, пожалуйста.
— От солнечного удара, может, быть и не теряют, — я потер голову, — а от удара головой, вполне. В обморок я упал и ударился. Не вру я. Правда ничего не помню.
Маша задумалась. Громко сглотнула слюну.
— Стенька сказал, — начала она, — что была у тебя какая-то Юлька. Что ты с ней гулял зимой. А потом бросил, — она опустила глаза, — поматросил, значит.
Я хмыкнул.
— Не помню. Может быть, и было такое. Да вот только разве ж не происходит между людьми такое, что они расходятся?
— Происходит, — грустно сказала Маша.
— Ты красивая, Маша, — заглянул я ей в глаза, — тронул подбородок, — и добрая. А мне другого не надо.
Маша улыбнулась.
— Может, это он специально? Стенька-то? — Сказала Маша, — хочет нас рассорить?
— Может, — сказал я, — поговорю с ним завтра на гараже. Ну что, — я встал, — пойдем танцевать?
Маша встала, и я тут же привлек ее к себе, прижал горячее ее, пахнущее приятным девичьим потом тело. Тут же почувствовал, как ее тепло передается мне. Маша при этом глухо вздохнула. Как бы удивленно посмотрела мне в глаза.
— Чего ты, Игорь? — Прошептала она своими пухленькими губками.
Я не ответил, а только поцеловал ее.
* * *
Ранее этим же вечером
Когда Паша Серый пригнал свою машину в гараж, уже стемнело. Последние несколько дней он был совсем не в духе.
Сначала его настроение ухудшило то, что, против его ожидания, Зимлицына с Мятым не взяли за шкирку из-за их драки. Хотя он и заставил Микитку рассказать о них Федотычу, однако, хитрый Землицын смог как-то отбрехаться.
А потом еще и Мятый, с которым они почти не виделись эти дни из-за рейсов, в редкие моменты встреч, стал поглядывать на него исподлобья. Догадался, сукин сын. Ну ничего. Поставит он его на место, если уж Серега что-то решит учудить. И этим вечером, Мятый решил.
Когда Серый оставил свой самосвал на стоянке и пошел прочь с гаража, Мятый подкараулил его у входа, рядом с пустой уже диспетчерской.
— Ты чего ж это, паскудыш, — пошел он на Серого, — решил через меня Зимлицину напакостить? — Зло сказала Мятый.
— А ты чего, обиделся? — Хмыкнул Серый, скрывая свое волнение, но сам же, против воли попятился.
— Падла ты, Серый, — Сплюнул Мятый, — падла, и вся недолга! А падлюк я привык давить…
— Ну, попробуй! Тронь! — Зарычал Серый.
Мятый, думая недолго, взял да тронул его: схватив за одежду, могучим движением бросил Серого к стенке диспетчерской так, что тот и пикнуть не успел.
— Ты че творишь, сукин, сын⁈ — С ужасом отползая от Мятого, Серый прижался к кирпичной стене.
— Что б знал, как под беду друзей подставлять, — надул ноздри своего плоского носа Мятый, — не вожусь я больше с тобой. Понятно тебе?
— А ты, — задыхаясь сказала Серый, — хорошо подумал, а?
— Лучше некуда, — сказал Мятый.
— А слышал ты? — Закричал было Серый, но тут же понизил голос, заозирался, — слышал ты, что твориться в Армавире, а? Слышал?
— Ну слышал, — нахмурился Мятый.
— Возил ты весной черный песок в Армавир, на тот склад, а-а-а? Возил? Ну такой песок, что для красоты кладки в раствор добавляют?
Мятый нахмурился.
— Возил, — заговорил он вполголоса, — помнишь, что возил! Возил и даже не знаешь, на чью дачу тот песок использовали. Кому сподполы продали! А, стало быть, причастный ты должен быть к следствию. Да только о тебе пока не знают, — улыбнулся Серый.
Мятый огляделся, подошел к Серому, сел рядом, на корточки.
— Ты что, паскудник, шантажировать меня собрался?
— Предупредить, — сглотнул Серый.
— Ты сам в одной упряжке со мною. Если уж размотают нас, то размотают всех, как одну преступную банду.
Серый засмеялся.
— А я, ведь, непричастный. Не делал еще рейсов. Вот, за шифером должен был ехать, да не поехал! Помпа отвела от беды! — Серый ощерил беловатые в полутьме зубы.
Мятый аж побледнел.
— Чистенький я, против тебя, и Кашевого с Микиткой! И знаю все. Так что не шути со мною, Мятый.
— Да ты не осмелишься, — сказал Серега.
— Против меня доказательств нету! А против тебя найдутся! Так что, — улыбнулся Серый, — не лезь ко мне. Коль не хочешь на этап, и что б твоя Ирка одна осталась. А еще слушайся меня, — он хихикнул, — как старшего товарища.
Мятый замер. Некоторое время смотрел на Серого злым взглядом. Потом встал.
— Тьфу ты! Откуда ты такая змеюка взялся на мою голову⁈
— Хочешь жить, — Серый встал и отряхнулся, — умей вертеться. Но, очень обидел ты меня, Мятый. Очень при очень. И если не хочешь за бортом остаться, надобно тебе теперь кое-что для меня сделать.
Мятый не ответил. Он все также злобно смотрел на Серого.
— Пойдем-ка, — расскажу тебе, что тебе нужно сделать, чтобы свою вину передо мной загладить. Вон, видишь? Землицынская машина стоить? Устроим ему неожиданность. Как только мотор заведет, весело ему станет, что хоть стой, хоть падай.
* * *
На следующее утро
Утром я по своему обыкновению пошел к машине, проверить масло да воду, пока очередь шла на осмотр к медсестре. Встретил меня у машины Боевой.
— Привет, Игорек! — Сказал он весело.
— Здорова! Ну как дела твои? Мы ж не виделись уже сколько.
— Дела мои хорошие! Вот слушай, что тебе расскажу.
Я запрыгнул в кабину, открыл капот и тут же выбравшись, забрался на бампер, поднял крышку.
— Все у меня хорошо! Пустила меня жинка домой! Теперь я снова, как нормальный, цивилизованный человек живу под крышею, — С широкой щербатой улыбкою рассказывал мне Боевой, — а не как дворовый кот, ни пойми где ночую.
— Правда? — Потянулся я к масляному щупу, — приняла твоя жена настойку?
— Ох, нет, — вздохнул он, — не приняла.
— Это как же? — Отвлекся я и глянул на Боевого.
— Вот так! Обрадовалась, она, конечно, что я ей такую красоту принес. Но сказала, что пустит, только если от настойки, понимаешь, я избавлюсь!
— Да ты что⁈ — Хмыкнул я.
— Ага! Представляешь?
— И ты избавился?
— А что было делать? — Он вздохнул, — вылил все подчистую. Елки, что у нас во дворе растет, всю почву сдобрил. Эх… Баба-то моя, странная, виш какая? Нет бы принять подарочек, она, мол, рада была, что я к ней с гостинцем пришел. Но взяла честное слово, что пить я больше не буду.
— И дал?
— Дал. А что делать. Только другое у меня теперь на душе
