Впрочем, к ней следует сделать весьма существенное дополнение. Вся пирамида общественной структуры Русского государства первой трети XVI в. держалась на плечах крестьян и ремесленников, трудом которых создавались основные материальные ценности. Состояние источниковедческой базы и уровень ее разработки в настоящее время не позволяют еще достаточно основательно проследить историю крестьянства в изучаемое время, но основные тенденции ее могут быть выявлены.
Наряду с чертами экономического подъема, сказавшегося и на условиях жизни широких кругов жителей городов и деревень, различные группы крестьянства начинали все более и более испытывать на себе усиливающийся гнет светских и духовных феодалов, а также и самого растущего государственного аппарата. Захват помещиками и монастырями черносошных земель приводил к включению в систему частновладельческой эксплуатации все новых слоев крестьянства. Увеличивалось имущественное расслоение внутри сельского населения, росло обезземеливание его беднейших слоев[948]. Возросшие потребности господ заставляли их изыскивать различные средства выколачивания доходов из зависимых от них крестьян. Росла господская пашня, которую все чаще начинали наряду с холопами обрабатывать и крестьяне[949]. Увеличивались и денежные оброки феодалам. Уже в первые годы правления Василия III усилился податной гнет[950].
Яркую картину тяжелой эксплуатации русского крестьянина монастырями нарисовал Максим Грек. В своих сочинениях 30-х годов XVI в. он с горечью писал, что крестьяне в скудости и нищете всегда пребывают, переносят всевозможные лишения, «ниже ржаного хлеба чиста ядуще, многажды иже и без соли от последний нищеты». Взыскивая с них проценты за денежные ссуды, монахи «бичи их истязуют за лютых сребра резоиманий». Несостоятельных должников монахи обращали в холопов «или обнаживше их имений их, руками тощими, своих предел отгнаша бедных»[951]. Сходные упреки в адрес монастырей-лихоимцев высказывал и Вассиан Патрикеев[952].
Вряд ли многим легче было положение крестьян черносошных. Бесчисленные поборы наместников и волостелей[953], контроль над действиями которых был крайне затруднен, дополнялись новыми общегосударственными налогами (прежде всего на военные нужды). Наблюдательный современник окольничий Федор Карпов отметил тяжелое положение крестьян и во владениях светских феодалов[954].
В первую треть XVI в., когда страна не переживала каких-либо сильных социальных или общенациональных потрясений, процесс накопления классовых противоречий в русском обществе протекал как бы подпочвенно, незаметно. Но достаточно было наступить после смерти Василия III и Елены Глинской времени боярских распрей, как эти противоречия прорвались наружу городскими восстаниями и «разбоями» в деревне.
Глава 11
Крымский смерч
Гром грянул на Восюке и отозвался грозовым раскатом на юге России.
Трехлетнее правление бездарного и злобного Шигалея вызвало в Казани всеобщее возмущение. Один из русских современников писал, что «все люди Казанского царства възненавидеша его»[955]. Этим воспользовались главари крымской партии («князи коромольники») Сиди Улан и др.[956] Сначала они попытались склонить Шигалея на свою сторону. Однако тот не без основания считал, что только полная верность московскому государю может обеспечить его безопасность. Поэтому он ответил сторонникам крымской партии репрессиями: ряд мурз были казнены или брошены в темницу. Тогда весной 1521 г. казанская знать обратилась к Мухаммед-Гирею с просьбой прислать в Казань кого-либо из его детей или братьев[957]. Крымский хан пошел им навстречу, и в Казани на престол был возведен его брат Сагиб-Гирей[958]. Сторонники Шигалея были перебиты, погибло и множество русских «отроков» московского воеводы. Сам же Шигалей с этим воеводой и 30 слугами отпущен был «в поле чистое… во единой ризе (рубахе.—А. 3.) на худе коне»[959]. Были разграблены и пожитки русских купцов. В мае 1521 г. подобранный касимовскими казаками на Волге Шигалей был доставлен в Москву, где ему устроили торжественную встречу [960]. Незадачливый «царь» получил в кормление Каширу и Серпухов, где он должен был находиться до лучших для него времен.
О последующих событиях в Казани сохранилось очень туманное сведение Пафнутьевского летописца. После восшествия на престол Сагиб-Гирей якобы направил в Москву послов с изъявлением дружбы Василию III, который поверил «его ложному челобитью». Но казанский царь послал на окраины Русского государства «мордву и черемису без совета князей казаньских». И действительно, 26 мая 1521 г. татары и черемисы приходили в Унженские волости, а 4 июня осадили саму Унжу[961].
Далее Пафнутьевский летописец рассказывает, как крымская царица с братом Сагиб-Гирея пробились сквозь заставы касимовских казаков в Казань, после чего там мурзы свели с престола Сагиб-Гирея «того ради, что посылал на великого князя украину без их ведома». Казанским царем стал Саадат-Гирей[962].
Главная опасность России грозила с юга. Мухаммед-Гирей был страшно раздосадован последними поворотами русской политики. Смерть Абдул-Латифа и воцарение в Казани Шигалея, попытка Василия III за его спиной заключить мир с Литвой и установить союзные отношения с враждебным Мухаммед-Гирею турецким султаном, наконец, ликвидация буферного Рязанского княжества воспринимались крымским царем как явно враждебные ему акты. Поэтому столкновение его с Москвой становилось неизбежным. Переворот же в Казани создавал благоприятную для Крыма обстановку на восточных границах Русского государства.
Необходимо было спешить. И. Б. Греков пишет, что поход Мухаммед-Гирея на Русь был осуществлен «под руководством Сулеймана», а переговоры в Москве являлись сознательной маскировкой участия Турции в руководстве походом[963]. Никаких оснований в пользу подобной вольной интерпретации фактов у автора нет.
Не добившись привлечения к антирусской коалиции Турции и Астрахани, Мухаммед-Гирей выступил в поход. В ночь на 28 июня 1521 г. крымский хан перешел Оку. Основные русские полки в это время располагались в районе Серпухова и Каширы. Удар по русским силам нанесен был настолько внезапно, что воеводы «не успеша собратися с людми». Русская застава была истреблена, воеводы Иван Шереметев, князь В. М. Курбский, Яков и Юрий Замятнины погибли, а израненный князь Ф. В. Лопата Оболенский попал в плен. В войсках Мухаммед-Гирея сражался известный литовский военачальник Евстафий Дашкевич. Возможно, находились среди них и отряды ногайцев [964].
Впервые за историю вооруженных столкновений с Россией крымские войска прорвались в глубинные районы Русского государства, предавая их грабежу и пожарам. Это произвело ошеломляющее впечатление на жителей южных районов страны. Уже 29 июня многие люди бежали в Москву «в осаду». Осадное положение столицы продолжалось две недели[965].
Женщины, старики и дети «убегали в крепость с телегами, повозками и поклажей, в воротах возникло такое сильное смятение, что от чрезмерной торопливости они и мешали друг другу». Василий III покинул столицу, где с войсками был оставлен его шурин Петр, и с братьями Юрием и Андреем направился в Волоколамск, побывав по пути в Коломенском и Микулинском. Рассказывают, что он некоторое время прятался в стоге сена[966].
Паника охватила значительные районы страны: «По всем городам московским осада была». В городах, подвергавшихся непосредственной опасности, вспыхнули волнения: «Мятеж учинился по всем городам до Галича». Приход татар ожидался даже в далекой Псковщине, где заслон войск направили в крепость Воронач[967]. Великий князь послал за помощью в Серпухов к воеводам князьям Д. Ф. Бельскому, В. В. Шуйскому и И. М. Воротынскому. Типографская летопись глухо сообщает, что они против крымского хана не выступали (очевидно, растерялись). Помощь подоспела из Новгорода[968].
Опустошение, причиненное крымским набегом, было огромным. Отряды крымцев подошли к Москве на расстояние 15 км. Они сожгли Угрешский монастырь, посад Каширы, село Остров и даже посады Коломны. По некоторым сведениям, они доходили до подмосковного села Воробьева, где пили мед из великокняжеских погребов. Сам Мухаммед-Гирей стоял с основными войсками в 60 км от Москвы, между реками Северной и Лопастней, а его сын Богатыр-Салтан — под Москвой[969].
Во время набега крымцы взяли огромный полон[970].
Рассказывали, что когда они «в полон вели бояринь и боярьскых дочерей», то они «с полтораста детей у персей отъимав да пометале по лесу, и неделю жили не едши дети». Только когда татары ушли, этих детей привезли в Москву к великому князю. 12 августа крымский хан спешно покинул русскую землю, ибо навстречу быстро двигались новгородские и псковские войска псковского наместника князя М. В. Горбатого. 24 августа Василий III вернулся в Москву[971].
