Опустошение, причиненное крымским набегом, было огромным. Отряды крымцев подошли к Москве на расстояние 15 км. Они сожгли Угрешский монастырь, посад Каширы, село Остров и даже посады Коломны. По некоторым сведениям, они доходили до подмосковного села Воробьева, где пили мед из великокняжеских погребов. Сам Мухаммед-Гирей стоял с основными войсками в 60 км от Москвы, между реками Северной и Лопастней, а его сын Богатыр-Салтан — под Москвой[969].
Во время набега крымцы взяли огромный полон[970].
Рассказывали, что когда они «в полон вели бояринь и боярьскых дочерей», то они «с полтораста детей у персей отъимав да пометале по лесу, и неделю жили не едши дети». Только когда татары ушли, этих детей привезли в Москву к великому князю. 12 августа крымский хан спешно покинул русскую землю, ибо навстречу быстро двигались новгородские и псковские войска псковского наместника князя М. В. Горбатого. 24 августа Василий III вернулся в Москву[971].
Герберштейн объясняет отход крымского хана тем, что он получил от имени великого князя грамоту, согласно которой Василий III обязывался быть «вечным данником царя так же, как были его отец и предки». Сообщение о грамоте подтверждается и разрядными книгами, согласно которым Мухаммед-Гирей «взял тогда на великого князя грамоту данную, как великому князю дань и выход давать ему»[972].
Войска Мухаммед-Гирея и отряды Евстафия Дашкевича, отойдя от Москвы, осадили Рязань. Во время похода крым-цев к Москве в суматохе в ночь с 28 на 29 июля («с недели на понедельник») бежал князь Иван Иванович Рязанский из заточения в Рязань, а оттуда в Литву. Сохранился отрывок розыскового дела о побеге князя Ивана, которое вел «Юрьи с товарищи», т. е., очевидно, казначей Юрий Траханиот. Князь Иван еще долгое время жил в Литве, где и умер около 1534 г.[973]
Поход крымцев на Рязань находится в несомненной связи с бегством князя Ивана Рязанского. Однако он был безуспешен. Город стойко оборонялся под умелым руководством князя И. В. Хабара. Этот рязанский наместник показал себя стойким полководцем и искусным дипломатом. Он ухитрился не только выкупить чуть живого воеводу князя Ф. В. Лопату Оболенского за 600 (по другим данным — 700) руб., но и выманить у хана «оманом» грамоту Василия III, в которой великий князь обещался платить крымцам «выход»[974]. Герберштейн рассказывает, что, будучи не в состоянии взять Рязань, Мухаммед-Гирей послал своего человека в крепость, предлагая осажденным капитулировать. При этом он ссылался на грамоту московского государя. Хабар потребовал показать этот документ. Но как только его принесли, он его уничтожил, За ратные подвиги И. В. Хабар около 1522–1523 гг. был пожалован из окольничих в бояре.
Так окончился поход Мухаммед-Гирея на Русь, оказавший сильное влияние на изменение курса русской политики. Следствие по делу провинившихся воевод затянулось. Во время прихода на Русь Мухаммед-Гирея в Серпухове войсками командовали князь Д. Ф. Бельский, князь В. В. Шуйский и И. Г. Морозов; на Кашире среди воевод был В. А. Коробов, в Тарусе — князь М. Д. Щенятев, И. М. Воротынский. /Позднее последние двое переместились в Серпухов, а Д. Ф. Бельский с В. В. Шуйским, Г. Фоминым, В. Коробовым и другими — на Каширу[975].
Герберштейн рассказывает, что в ходе расследования старшие воеводы хотели всю ответственность за «оплошку» возложить на князя Д. Ф. Бельского, в то время молодого человека. Он якобы пренебрег их советами. В свою очередь Бельский перекладывал вину на брата Василия III, который «раньше всех начал бегство». Великий князь простил Бельского по молодости, лишил достоинства и княжества одного из военачальников, Воротынского, бежавшего вместе с братом великого князя, и заключил его в оковы[976]. Впрочем, во время второго визита Герберштейна в Москву (1526 г.) Воротынский был уже прощен[977]. В. В. Шуйскому Василий III «вины… отдал» уже летом 1522 г., но боярин вынужден был дать крестоцеловальную запись о верной службе московскому государю[978].
Не вполне ясен вопрос о позиции Казани во время похода Мухаммед-Гирея. Большинство летописей просто ничего не говорит об участии казанцев в походе крымцев на Москву. Продолжение Хронографа 1512 г. сообщает, что в это время «Сап-Гирей и со всеми казанскими людьми приходил на муромские и мещерские места». По Герберштейну, Сагиб-Гирей выступил одновременно с крымским ханом и опустошил Владимир и Нижний Новгород. Соединились казанцы с Мухаммед-Гиреем у Коломны. Однако сведению об участии Сагиб-Гирея противоречит как будто сообщение осведомленного Галицкого летописца о том, что 1 августа к Москве «царевич крымьской и татаровя… и Рязан взяша»[979]. И. И. Смирнов полагает, что под «крымским царевичем» летописец разумеет «царя» Сагиб-Гирея, так названного из-за незаконности занятия им казанского престола[980]. Это построение очень искусственно. Понятие «законности» вряд ли могло руководить летописцем, тем более что позднее Сагиб-Гирей в памятниках всегда называется царем. Возможно, речь должна идти о Саадат-Гирее, который покинул казанский престол, оставив его Сагиб-Гирею[981].
Казанцы продолжали набеги на русские земли и позднее. Так, 21 августа 1521 г. Сеит, Булат и Кучелей «воевали» Березополье вблизи Нижнего Новгорода «и до Клина», взяв при этом «полону множество, а иных изсекоша»[982].
17 января 1522 г. Василий III отдал распоряжение «поймать» воевод князей В. В. Шуйского, И. М. Перемышльского (Воротынского), Г. Фомина, В. А. Коробова и И. С. Поплевина-Морозова[983].
О «чудесном» избавлении столицы Русского государства от крымцев рассказывала составленная в середине XVI в. в окружении митрополита Макария «умилительная» повесть, в которой спасение Москвы всецело приписывалось «божьему пособию»[984]. Позднее она вошла в состав Степенной книги, Русского временника и Шумиловского списка Никоновской летописи[985].
Быстрый отход Мухаммед-Гирея от Москвы не объяснялся ни грамотой Василия III, ни вмешательством «потусторонних сил». Быстрое продвижение крымских войск в глубь русской территории было, очевидно, неожиданностью и для самого Мухаммед-Гирея. Его отряды способны были только к грабежу беззащитного населения во время кратковременных рейдов, после которых они возвращались с полоном в Крым. Так было и на этот раз. К тому же состояние шока, в котором находились Василий III и его окружение, быстро прошло.
Вместе с тем события 1521 г. показали, что одновременно успешно воевать на западе, юге и востоке Василий III не мог. Главной опасностью для России в это время были Крым и Казань, соединенные теперь тесным союзом. Следовательно, необходимо было укрепить союзные связи с другими державами и ускорить заключение мира с Великим княжеством Литовским.
1 сентября 1521 г. но поручению Василия III новгородские наместники заключили на прежних условиях новое перемирие с Ливонией сроком на 10 лет[986]. В ноябре того же года Сулейману от имени Василия III была отправлена грамота о скорейшем отпуске обратно в Москву русского посланника В. М. Губина[987] и присылке «доброго человека», который бы «меже нас с тобою мог делати дружбу, и братство, и любовь крепкую». В ней, между прочим, говорилось со ссылкой на грамоты крымского хана, что Мухаммед-Гирей «учинился» недругом московскому государю потому, «что мы с тобой ссылаемся». Зная о натянутых отношениях Сулеймана с крымским ханом, московские дипломаты рассчитывали углубить турецко-крымские противоречия и добиться создания прочного союза с Портой, направленного против Крыма.
Не успел датский король Христиерн II после смерти Стена Стуре короноваться шведской короной в 1520 г., как в Швеции вспыхнуло восстание, возглавленное Густавом Вазой. В 1521 г. оно уже охватило значительную часть страны[988]. Поэтому естественно, что Христиерн был крайне заинтересован в укреплении старых союзнических отношений с Россией. До нас дошел отрывок ответных речей русской стороны во время посольства Давыда фан Корана в Москву в 1521 г.[989] Рассуждая в общей форме о союзе и дружбе Дании с Россией, русские представители не забывали напомнить датскому послу о том, что его страна должна пропускать на Русь «фрязинов», инженеров и строителей, в которых так нуждалось растущее Русское государство.
Летом 1522 г. Москву в последний раз посетил посол Тевтонского ордена Клингенбек. Дни Ордена к этому времени были уже сочтены. Диалог Клингенбека с русскими дипломатами состоял из взаимных нападок. Посол объяснял военные неудачи Ордена тем, что якобы Россия не помогла ему в борьбе с польским королем. Московский государь решительно отвел от себя все обвинения[990].
