— Инка, черт тебя подери!
И тут он услышал незнакомый голос:
— Ну, я Инка, а что это вы делаете в моем жилище ?
Самойлов открыл глаза и в полутьме не сразу понял, где он. Темный потолок из дерева, круглые выступы толстых бревен по всей его ширине, запах полыни, хорошего табака и апельсинов. Где-то горел свет, но далеко, его едва хватало на комнату с таким огромным потолком. Старик пощупал пальцами — на чем лежит? Получалось, что лежит он на коже. Он медленно приподнялся и сел. Все ясно — гостиная в доме сестер Ялиных. Болела голова, и легкой мутью подступала тошнота. Нащупав шишку на затылке, Самойлов очень удивился. Где-то рядом разговаривали несколько человек. Мужской голос — негромко, по-деловому серьезно. Ему отвечал резкий возмущенный женский. Медленно встав с дивана и сделав на пробу несколько шагов, Самойлов осторожно подошел к двери и прислушался.
— Да, я помню этого старика, — уверенно ответил кому-то тот же незнакомый ему женский голос, что и на лестнице. — Он был здесь пару недель назад, рылся в огороде, лазил на чердак, а когда совсем заработался, я, чтобы не возиться с инфарктником, выгнала его на фиг. Почему выгнала? Он стал потный весь, белый и вообще… А тут вдруг приперся с апельсинами — здрасьте! Нет чтобы бутылочку вина прихватить или конфет хороших. От апельсинов у меня аллергия бывает, я вся покрываюсь красными пятнами и чешусь. А когда меня на лестнице увидел, сразу в обморок и хлопнулся. Я его пальцем не трогала! Ну, неудачно упал, что тут поделать. Другой с балкона третьего этажа скопытится — и ничего, а этот… А я не отвлекаюсь, я по делу! Как именно упал? Именно — хлопнулся в обморок, я же вам говорю! Стал отступать назад, отступал, отступал, потом упал головой вниз на лестницу, перевернулся и чуть не сдох на фиг. Нет, я не понимаю, на кой хрен вы таких старых присылаете трупы искать?
Самойлов приоткрыл дверь.
— Лера! — прошептал он в коридор.
— Что? — прошептала она сзади ему в затылок.
Самойлов дернулся и схватился за грудь рукой:
— Что ты здесь делаешь?!
— То же, что и вы — подслушиваю, — с готовностью разъяснила шепотом Лера. — Я в кресле затаилась, чтобы не привлекать внимания. Вот же гадина, — кивнула она на дверь. — Врет и не краснеет. Заложим врунью? — она помахала перед лицом Самойлова письмом Инки.
Закрыв дверь, Прохор Аверьянович добрался до дивана, сел и спросил нормальным голосом:
— Кто с ней разговаривает?
— Гоша сказал, что вызвал знакомого вам человека. Приехали трое. Двое мужчин и женщина. Гоша на улице ждет «Скорую». Прохор Аверьянович, вспомни, она тебя толкала? Толкала вниз?
— Никто меня не толкал, — отвел глаза Самойлов. — Кому «Скорая»?
— Тебе, кому же! Ты больше часа провалялся на диване без сознания. Тут стыдиться нечего, — уверенно напирала Лера, — подумаешь, малышка! Мы с Гошей прикинули — запросто могла садануть тебя с третьей ступеньки ногой в грудь! И сил у нее достаточно — вдвоем еле связали!
— Вы ее связали? — удивился Старик.
— А что нам оставалось делать? Вошли в дом. Ты валяешься на лестнице. Она топчется вокруг тебя с веревками. Этими самыми веревками и связали. Они двойняшки?
— Кто?… — в отчаянии простонал Самойлов.
— Сестры эти лилипуточные!
— Они погодки. Старшая на фотографии из паспорта выглядела совсем по-другому. Волосы светлей, коса… а теперь она очень похожа на Инку.
— Странный ты какой, — Лера уверенно взяла его за запястье, нащупывая пульс, — откуда ты знаешь, кто из них по жизни Инка? Инфаркт был?
— Был.
— Давно?
— Я не хочу, чтобы ты меня щупала и лечила, — отнял руку Самойлов. — Со мной все в порядке.
— Не сомневаюсь. Гоша тоже не верит в мои способности начинающего медика. Не разрешал тебя трогать на лестнице и с места сдвигать — уперся, что позвоночник может быть сломан. Представляю, как бы ты без меня до сих пор валялся вниз головой! Как минимум — кровоизлияние в мозг, — Лера вдруг растопырила ладонь и выставила ее перед лицом Самойлова: — Сколько пальцев видишь?
— Пальцы! — кивнул Самойлов. — У нее тоже — шесть?
— Что значит — тоже? Ты видишь у меня шесть пальцев? Сотрясение мозга, я так и сказала сразу. А Гоша заладил: перелом позвоночника, перелом позвоночника!
Дверь резко открылась, кто-то вошел и зажег верхний свет. Самойлов скривился и обрадовался — это был Колпаков.
— Ну, что скажете, Прохор Аверьянович? — спросил тот, присаживаясь рядом на диван.
— Ушиб головы, небольшое сотрясение мозга. Ноги двигаются, обе руки работают, на вопросы отвечает адекватно, — отрапортовала Лера.
— А по делу? — удивленно посмотрел на нее Колпаков.
— Отдай ему письмо, — приказал Самойлов.
— Пожалуйста, — обиделась Лера.
Колпаков молча перечитал письмо несколько раз, укоризненно посмотрел на девочку:
— Ну, ребята, с вами не соскучишься. Один твердит про сломанный позвоночник, другая держит при себе такую улику! Я же только что предварительный допрос отработал почти всухую! Твердит, что она — Инна Ялина, что сестру не убивала, что мы ее уже достали поисками трупа…
— А шрам у нее на руке есть? — встрепенулся Самойлов.
— Это я только что прочел! — укоризненно заметил Колпаков.
— Сколько паспортов в доме? — продолжил Прохор Аверьянович.
— Два, а что?
— Да так — ищу, где она могла проколоться. Такая маленькая, юная. Все продумала…
Вбежал озабоченный Гоша, доложил, что прибыла «Скорая».
— Разъезжаемся? — встал Колпаков. — Я девчонку задерживаю. Завтра пришлю сыскную бригаду, путь лезут в колодец. Соображения есть?
— Все соображения по возможному преступлению — в письме, — пожал плечами Самойлов.
— Я на тему аномалий. У нас ведь что получается — задержанная, как и ее сестра, имеет аномалии в строении тела.
— У Прохора Аверьяновича дома на стене висят фотографии целых четырех аномалий, — внедрился в беседу Гоша.
Самойлов от таких его слов застыл лицом, а Лера прикусила губу и закатила глаза.
— Значит, вы все-таки заинтересовались? Отлично, коллега, — наскоро всучив Самойлову рукопожатие, Колпаков стремительно удалился.
Пока Самойлова осматривал врач, Гоша пристыженно молчал, а Лера вела беседу на медицинские темы. Она же настоятельно рекомендовала Прохору Аверьяновичу пару дней полежать в больнице.
На носилки Самойлов согласился лечь, когда ступеньки лестницы под ним вдруг стали множиться и ускользать. Уже на улице, лежа, он поманил к себе Гошу.
— Будь осторожен с нею, не оставайся наедине! Ни в коем случае не оставайся с Лерой наедине! — прошептал он. Дождался, когда Гоша вскинет ресницы и сменит выражение лица с растерянно-виноватого — сболтнул лишнее! — на удивленное, и только тогда расслабленно откинулся на носилках.
Подручная Колпакова опечатывала дом. Над лестницей покачивался фонарик в вычурном обрамлении, выхватывая из темноты и согревая желтым светом кусочки вечера. С некоторых яблонь в саду опали не все листья. Те, которые не поверили в притяжение земли, заиндевели и похрустывали под ветром на ветках. Самойлов задержал дыхание. Этот звук напомнил ему хруст высохшего накрахмаленного белья из детства — оно снималось с веревок застывшими пластами, и неестественность существования мягкой вещи в таком виде пугала потом ужасными снами, в которых какой-то человек на ходулях резал накрахмаленное небо пластами и уносил с собой, оставляя вырезанные прямоугольники тьмы. И не было тогда и потом, во взрослой жизни, сна страшней, пока Гоша Капелюх не придумал аквариум для девочки-рыбки.
Любовь
Оказавшись в квартире Самойлова, Гоша и Лера долго таскали свое одиночество по коридору, потом топтались в кухне, не решаясь по-домашнему усесться за чаепитие, потом вдруг затаились в темной гостиной на разных диванах.
Глядя на девочку сквозь сумрак, едва подсвеченный далеким коридорным светильником, Гоша неожиданно для себя прошептал:
— Я тебя люблю…
Ничего не изменилось в комнате. Лера сидела, не двигаясь.
— Я тебя люблю, — повторил Гоша погромче.
— А я тебя не люблю, — ответила Лера. — Что дальше?
Гоша глубоко и надолго задумался. Слова девочки не огорчили его, скорее дали импульс для поиска выхода из создавшейся ситуации.
— Ничего страшного, — заметил он через несколько минут, — моей любви на двоих хватит.
— Я таких абстракций не понимаю, — отозвалась Лера. — На двоих, на троих… Коммунизм какой-то получается.
— Прекрати меня унижать, — попросил Гоша. — Только и делаешь, что выставляешь дураком. У тебя есть парень?
— Точно, — кивнула Лера. — У меня есть любимый парень. На двоих мое чувство не поделить, так что…
Почувствовав, как сердце проваливается в пустоту, Гоша спросил:
