— Тогда он не профессионал в деле похищения людей, — кивнул Самойлов. — Профессионалы бухгалтерию не хранят.
— Нам от этого только хуже, — вздохнул Колпаков. — Профессионала можно уговорить на сделку. Мой напарник сейчас шарит по Интернету. Ищет все на «Хипекс». Обещал через полчаса принести распечатку. Коньяку выпьете?
— Выпью, — кивнул Самойлов и тут же пожалел, что дернул головой — комната плавно поплыла перед глазами. Выходящий Колпаков изящно просочился в открытую дверь, Самойлову даже показалось, что он видел мелькнувшие в воздухе подошвы его ботинок.
«Интересно было бы порыться в архиве супругов Капустиных… А еще лучше — в потайном ящике Элизы Одер, — подумал Старик и сам себе усмехнулся: — Наверняка оплата за аренду оленя с повозкой там не обнаружится!»
И в этот момент перед его глазами возник образ девочки Леры — почему-то заплаканной. Она говорила, что искала адвоката… Адвоката, который помогал при усыновлении американской семьей ребенка Мукаловой. Искала и нашла. Икарий Попакакис… Наверняка усыновление происходило по взаимному сговору — никаких официальных юридических документов, а адвокат понадобился американцам для подстраховки, чтобы у настоящей матери не возникло в дальнейшем причин, по которым она могла бы потребовать сына обратно. И тем не менее… Тем не менее Попакакис участвовал в этом и знал об особенностях строения тела Антоши Капустина. Обыск в доме адвоката? Официально — невозможно… А неофициально? Самойлов застыл, стараясь вспомнить нечто очень важное, но мысли ускользали. Он шарил глазами по столу Колпакова. Перекидной календарь, блокнот… Блокнот!
Не дыша, Самойлов запустил руку во внутренний карман пальто и достал красный блокнот, который девочка Лера забрала из сейфа.
«Спорим, — издевательски заметил он сам себе, — это будет на букву „х“?»
Блокнот оказался без маркировок. Никакого алфавитного указателя. Самойлов задумался: «В первой половине адвокат записывал, кто должен ему, а во второй…»
Где же начинается вторая половина? Он тщательно, стараясь аккуратно захватывать странички, листал блокнот. Наконец наткнулся на страницу, где стояла большая буква Х с точкой и были указаны три разных номера телефона, один из которых, судя по количеству цифр, был международным.
Пришел Колпаков, принес два пластмассовых стаканчика и распечатку по фирме «Хипекс». Початую бутылку коньяка он держал в тумбочке стола. Разливал молча, дожидаясь, пока Старик закончит изучать блокнот.
— Можно с вашего телефона позвонить в другой город? — спросил Самойлов.
— Можно, если оставите наработку, по какому делу. Личные звонки не разрешены.
— А я еще не знаю, какие это звонки. Есть мыслишка, что все это — на ту самую букву «хэ».
— А вот если на «хэ», так у меня уже папочка заготовлена на фирму «Хипекс», звоните, сколько хотите.
— А по международной линии? — прищурился Самойлов.
Колпаков задумался. Улыбнулся и погрозил ему пальцем:
— Я не верю, что все так просто. Вы что-то нарыли, пока я уходил?
— Вот это — ленинградский или московский номер?… — показал Самойлов первый номер на страничке с буквой Х.
— Скорей московский, иначе обязательно приписали бы код города.
— Допустим. Вот этот код города мне неизвестен.
— Воронеж, — с ходу определил Колпаков.
— А это, я думаю, где-то далеко. Больше десяти цифр.
— Звоните вот с этого аппарата, на нем автоматически включается запись.
Самойлов набрал по очереди три номера из блокнота Попакакиса. Получил в ответ три записи с автоответчика. Первые две — одинаковые. «Вы позвонили Сесилии Суграна, я сейчас занята, оставьте свой номер телефона. С вами свяжутся в течение часа». А третья — на английском языке. Прослушав ее дважды, Колпаков весело посмотрел на Старика.
— Мне показалось или она ругается по-черному? — не поверил своему знанию чужого языка Самойлов.
— Ну уж, по-черному… Она ругается по-английски. Говорит, что вы настоящая безмозглая задница, если позвонили ей домой в дневное время, и полное ничтожество, если не по делу. А если по делу, звоните в офис, где она, в отличие от некоторых бездельников, зарабатывает деньги с восьми утра до семи вечера. Что-нибудь узнали?
— Пока анализировать нечего.
— Я бы подкинул ей свой номер на московский автоответчик, может, информации прибавится? — предложил Колпаков.
Так и сделали. Пока Самойлов перезванивал на московский телефон и диктовал номер, написанный Колпаковым, тот выбрал несколько листов из распечаток.
— Итак, коллега! «Фирма „Хипекс“ образована Генри Хигинсом в 1982 году в Австрии — открытием цеха по изготовлению медицинских муляжей. Впоследствии занималась переправкой медицинских препаратов и органов для трансплантаций. С 1989 года доктор Хи, как его называют на родине, объявил себя скульптором и впервые представил на обозрение публики свои работы, больше напоминающие анатомический материал. Публика не сразу поняла, что его скульптуры представляют собой не что иное, как обработанные и закрепленные в виде композиций мертвые тела людей». Так… дальше — гонения, обличительные статьи в прессе… Скандал в России в 1999 году. «Одна из посетительниц выставки доктора Хи узнала в представленном на обозрение экспонате тело своего умершего деда, на могилку которого она регулярно носила цветы». Тогда-то и вскрылись факты продажи новороссийским моргом так называемого патологоанатомического материала, а попросту — трупов. А вот тут — очень интересно! Существовал составленный по всем юридическим правилам договор между нашими чиновниками и фирмой «Хипекс» на поставку анатомического материала. Доктор Хи уверяет прессу, что он не мог всего предусмотреть и сам глубоко потрясен фактом неинформированности родственников. В дальнейшем обещал более внимательно подходить к факту приобретения материала для своих выставок и в обязательном порядке получать разрешения родственников.
— Я помню эту шумиху, — кивнул Самойлов.
— Любая шумиха шла на пользу доктору Хи. На каждую его выставку выстраивались огромные очереди. Почти всегда выставки продлевались — желающих посмотреть на обнаженные внутренности забальзамированных людей оказалось великое множество. Есть фотографии. Хотите взглянуть?
Самойлов закрыл глаза и покачал головой.
— Не хотите, и правильно. Я в морг спокойно на вскрытия хожу, а тут… как-то мозги холодеют. Очень эффектно. Он разворачивает тело, как обертку — отворачивает пласт кожи, потом поднимает мышечную ткань, обнажает кость. А вот есть грудное вскрытие, то есть… Я хотел сказать — изображение человека с открытой грудной клеткой. Сердце в разрезе.
— Валерия Капустина был права, — пробормотал Самойлов, — когда просила искать новую причину, — он посмотрел на удивленно поднявшего брови Колпакова и разъяснил: — Девочка, которая отдала вам письмо, она ищет похищенного брата.
— А у брата, соответственно… — подхватил с ходу Колпаков, — аномалии в строении тела?
— Точно.
— А вы ей все причины похищений перечислили? Ну, тогда должны были указать и медицинские потребности.
— Это не медицинские потребности, — кивнул Старик на бумаги, — это используется как материал для поделок. Могло мне такое прийти в голову?
— В какой-то степени, как и Кунсткамера Петра, подобный материал служит и для просветительских целей. Не забудьте, первые лекари-профессионалы появились только после изучения на трупах строения и аномалий человеческих органов.
— Эти скульптуры — поделки из трупов, и выставляются они на потребу толпы, которой приелись лицедеи, телевидение и живые звери в клетках, — возмутился Старик. — Если действительно окажется, что Антон Капустин пропал из-за подобной потребности, такая причина и рядом не стояла с медициной!
— Как же это называть? — скептично хмыкнул Колпаков.
— Поделками, — отрезал Самойлов. — А пропавших из-за этого людей — поделочным материалом! — Он встал и попросил: — Устройте мне встречу с Башлыковым.
— Сейчас? — посмотрел на часы Колпаков.
— На днях. Я позвоню, если найду связь между пропажей мальчика и этой фирмой.
— Покажете мне дело о пропаже ребенка? — встал и Колпаков, прощаясь. — Какая у него была аномалия? Хвост, жабры?
Самойлов остановился в дверях. Медленно повернулся, и Колпаков увидел на его лице странное озарение. Старик закинул руку себе за плечо, напрягся, как будто хотел почесать спину, но не доставал, и прошептал:
— У него на спине… Сложенные крылья. Да, крылья! Самые настоящие, я же видел рентгеновский снимок из медицинской карты, а все почему-то твердили: наросты, наросты…
Скотч
Прохор Аверьянович под утро вошел в свою квартиру и обнаружил девочку Леру на диване в гостиной. Она лежала со связанными руками и ногами — ноги были замотаны скотчем почти до колен. Стараясь справиться с дрожью в руках, Самойлов встал на колени и начал развязывать полотенце, которое закрывало Лере рот. Больше всего его испугало это кухонное вафельное полотенце с подозрительными пятнами, похожими на кровь. Во рту девочки оказался еще и мужской носовой платок.
