— Ну чего, Кио? Удалось?
— Удалось, удалось! — ликовала козявка. — Давайте теперь меня…
— Где коробка-то наша, ты, пискля, знаешь?
— Вы на ней си-ди-те-е-е!
— А, извини.
Юрасик тяжело поднялся и снова посмотрел на мир глазами большого человека. Но ему пришлось присесть на корточки, чтобы найти коробку. То, что он увидел, огорчило Юрасика и повергло в ужас кроху художника. Волшебная коробка была по-скотски, накосо, по всему периметру, разорвана, видимо мощным Юрасиковым торсом во время его увеличения.
Юрасик поднял двумя пальцами жалкие, чумазые останки фокуснического оборудования и назидательно потряс им над головой художника. Андрей прикрыл лицо руками и в голос зарыдал. Пользуясь тем, что художник его не видит, Юрасик злорадно ухмыльнулся и от души полюбовался его страданиями.
— Ладно, — сказал Юрасик, — хва ныть. Придумаем чего-нибудь. Залезай.
Юрасик подставил художнику-недомерку ладонь и, распрямившись, опустил его в карман пальто, потом собрал раскиданное имущество, слегка размокшую гирлянду, пакет с мини-тонарами и пошел по направлению к центру. Спина ныла, ноги были бесчувственно-ватными. Куда теперь? Пожалуй, он вернется к офису — там же его машина, и пакет с добычей надо где-то оставить до завтра.
«А который?!» — подумал Юрасик, видя, что центр по-прежнему полон жизни, магазины открыты, суетятся машины. Да сейчас же как минимум два ночи должно быть…
«Это что ж — всего полтора часа, как мы из харчевни вышли?!» — ужаснулся Юрасик, глянув на часы.
Он шел по Тверской к своему офису, с удовольствием шлепая по лужицам, не огорчаясь особенно своим встрепанным видом, глубоко вдыхая холодный воздух, вольно гулявший под распахнутым пальто.
Ночной охранник, видевший Юрасика всего, пару раз, не узнал его, тем более в таком расхристанном виде, и не захотел пускать. Похвалив его за усердие, Юрасик показал ему пропуск с фотографией, которым никогда не пользовался, и прошел к себе.
Запершись в кабинете, он осторожно вынул из кармана мальчика-с-пальчика, посадил (или положил?) обмякшее, как дохлая мышка, тельце на свой огромный стол. Художник был в отделку зареван, испуган и расстроен.
— Помнишь, гений ты на букву «г», что я тебе говорил о нашем с тобой третьем приключении?
— Простите, простите меня, Юрьпетрович! Больше такое не повторится!
— Да, не повторится, это ты точно заметил.
Юрасик сел рядом, положил усталую голову на кулак и принялся внимательно и многозначительно рассматривать стоявшую на полированной столешнице живую куколку.
— Не хотите же вы сказать, уважаемый Юрьпетрович, что вы собираетесь… оставить меня в таком плачевном виде?! — вовсе зашелся художник.
— А чего ж нет-то? Я своему слову хозяин. Тем более — прикольно… Такого зверя даже у самых крутых нет…
Малявка забегал по столу туда-сюда, схватившись за голову, пища что-то жалкое и умоляющее.
— Ладно, хватит.
Художник прекратил беготню.
— Сегодня уже поздно…
Андрей опустил руки по швам, слушая приговор.
— Завтра отвезу тебя к деду — пусть он тебя и увеличивает. Хорошо?
— Хорошо, — покорно склонила голову одна пятнадцатая художника.
— Вот тебе, чтобы ты с голоду не помер.
Юрасик встал, взял из пакета один из тонаров, отодрал ногтями ставни и дверь.
— Тебе провианта на неделю минимум. Туточки и переночуешь.
— Спасибо, — едва слышно пробормотал Андрей.
— Располагайся, будь как дома. — И, пожалев его неожиданно, Юрасик добавил: — Не куксись! Завтра, прямо с ранья, мы тебя вылечим. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи… Свет не выключайте, а, Юрьпетрович?
— Как скажешь, мой маленький.
Юрасик злорадно услыхал, как малявка снова захныкала — ну и поделом ему. Такие напасти на шефа обрушить!
Юрасик надел вместо изгаженного пальто найковскую куртку, с самой весны висевшую в шкафу, запер кабинет на второй замок — чтобы утром уборщица не обнаружила эти чудеса миниатюризации, и поехал домой.
Заснул он сразу, как только накрылся одеялом.
Утром, едва разлепив на настойчивый звон мобильника неподъемные веки, Юрасик понял, что третье путешествие в страну чудес даром для него не прошло. Грудь была заложена, спину ломило. Мыча от боли, которая обнаружилась еще и в руках, ногах, пояснице, далее везде, Юрасик на ощупь нашел мобильник. Звонила Катя. На часах мобильника было без пятнадцати десять. Похоже, он забыл настроить будильник.
— Юрьпетрович, вы не забыли? У вас в десять встреча.
— Кать, я не забыл, я заболел…
— Ой…
Похоже, ее напугал звук его голоса, в котором не слышалось ни единой фирменной стальной нотки.
— Так что распорядись там, встречи дня на три как минимум отмени.
— Да, я это сделаю. У вас кабинет закрыт — это так надо?
«Господи, там же этот карапузик один! Во, блин, и меня втравил, и сам по уши вляпался… А ну как он тоже заболел?»
В голове было дико муторно, горло драло так, будто он вчера пил уксус, а потом еще и подрался с Майком Тайсоном, причем тот победил нокаутом.
— Да, так надо… Кать, значит, так… — Юрасик откашлялся, сосредотачиваясь. — Отзвони Соседовой Лене — знаешь ее, да? Разъясни ситуацию, пошли за ней машину, и пусть приедет сюда. Хорошо?
— Да, поняла. Вам врача не надо вызвать?
— Я сам вызову. Пусть Лена привезет мне — денег возьми для нее в кассе — там аспирина, от температуры и от радикулита чего-нибудь растереть покруче.
— А у вас и радикулит?
— Да, кажется. Здорово продуло.
«Во свезло-то! — продумал Юрасик, откидываясь на продавленную, сыроватую и противно холодную подушку. — И ведь даже позвонить некому, только сотрудникам… Дружная офисная семейка».
Юрасик полежал еще, прислушиваясь к болезненному поскребыванию в горле и за грудиной, пробуя лечь так, чтобы не слишком ныли безбожно растянутые мышцы.
«Чемпионат мира по поднятию крышек кейсов и метанию волшебных коробок завершен. Во всех трех подходах победил ценою собственного здоровья Юрий Краснов, Рублево-Успенское шоссе, Россия. Ура, товарищи!»
Думать не хотелось, на лоб давило, как та крышка, серо-голубое вязкое облако. Может, Юрасик уснул или потерял сознание, только комната, чуть подсиненная светом ноябрьского утра, съехала куда-то в сторону, сползла, как одеяло, в небытие…
…Очнулся он не столько от боли в мышцах, сколько оттого, что ему в лицо плеснули холодной водой. Юрасик с некоторым удивлением обнаружил, что не лежит, а сидит. Глаза по-прежнему не открывались, налитые то ли ртутью, то ли свинцом. Кроме того, почему-то болели зубы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
