Второй секретарь горкома партии восседал за тем же столом, где и в прошлый раз. В компании той самой молодой девицы, с которой я видел его тут в августе (когда ужинал в «Московском» вместе с Настей Бурцевой). Я хмыкну, одёрнул пиджак. Поймал на себе встревоженный взгляд Светочки — Ельцова тут же отвела глаза и, будто о чём-то вспомнила, торопливо зашагала к барной стойке. «Я прошу, — запел со сцены певец, — хоть ненадолго, боль моя, ты покинь меня…» Под музыку из фильма «Семнадцать мгновений весны» я решительно вошёл в ресторан. Прошёл мимо стола, где обычно ужинал Прохоров (там сегодня отдыхала незнакомая мне пожилая пара), по краю танцплощадки дошёл до стола Сельчика.
Остановился по правую руку от молодой спутницы второго секретаря горкома партии (рядом с пустовавшим стулом), улыбнулся и громко сказал:
— Здравствуйте, Игорь Матвеевич!
Глава 22
«…Берег мой, покажись вдали, — пели со сцены, — краешком, тонкой линией…». Гости ресторана «Московский» почти не обращали внимания на музыкантов: громко разговаривали, смеялись. На танцплощадке две парочки топтались на месте (изображали танец). По залу сейчас перемещался лишь персонал ресторана. Лица официанток походили на маски: губы изогнуты в улыбке, но в глазах не было веселья. Усатый бармен вафельным полотенцем натирал пузатый бокал, зыркал глазами по сторонам. В воздухе смешались запахи женских духов, мужского одеколона, табачного дыма. Сквозь весь этот коктейль я ощутил и винный аромат, который витал над столом, где отдыхал второй секретарь Новосоветского горкома КПСС и его молодая спутница.
Игорь Матвеевич Сельчик запрокинул голову, рассматривал меня с чётко читаемым в его взгляде недовольством. Он грел ладонью рюмку с водкой. Сжимал в руке, будто скипетр, вилку с нанизанным на её зубцы куском красной рыбы. Лицо второго секретаря мне показалось схожим по цвету с его закуской. Ещё в прошлой жизни я заметил, что физиономия Вениного папаши часто имела красноватый оттенок: и когда он злился, и когда смущался, и когда смотрел на женщин. Теперь я понял, что с покрасневшим лицом он и пил водку (как Игорь Матвеевич пил спиртное, я впервые наблюдал уже в этой, в новой жизни). Второй секретарь горкома партии сощурил глаза, брезгливо скривил блестевшие от рыбьего жира толстые, будто накачанные филлером, губы.
— Тебе чего надо, парень? — спросил он. — Кто тебя сюда привёл?
Сельчик указал на меня вилкой.
— Игорь Матвеевич, — сказал я. — Вы меня не узнали? Мы виделись с вами в этом ресторане в августе. Я тогда был здесь с подругой: с Настей Бурцевой из Москвы. Помните такую? Вы тогда ещё поклон её дедушке передали.
— Дедушке?
— Не вспомнили?
Я сунул руку во внутренний карман пиджака, извлёк оттуда пухлый чёрный конверт с фотографиями. Вынул из него цветное фото, которое мне в Москве вручил лейтенант КГБ Елизаров. Показал его Сельчику.
Игорь Матвеевич и его спутница вытянули шеи, взглянули на фотографию.
— Как же, как же! — сказал Сельчик. — Прекрасно помню! Анастасия Евгеньевна!
Губы второго секретаря горкома партии будто придавленное желе расплылись в улыбке.
— Прекрасно её помню, — повторил Игорь Матвеевич. — Чудесная молодая женщина. А вы, молодой человек…
— Сергей, — напомнил я.
— Точно, Сергей.
Сельчик опустил вилку и снова взглянул на фото, которое я держал в руке.
— Как здоровье Настиного дедушки? — поинтересовался он.
Я указал фотографией на стул.
— Игорь Матвеевич, — сказал я, — вы не возражаете, если я присяду?
— Присаживайтесь, конечно. С удовольствием послушаю, как обстоят дела в нашей столице.
Он кивнул на фотографию.
— Вы, Сергей, как я понял, недавно там побывали? Кто это на снимке радом с Анастасией Евгеньевной?
Я уселся рядом с женщиной, вдохнул запах её явно недешёвого парфюма.
— Это Настин папа Евгений Богданович Бурцев. Он пока ещё полковник КГБ. Но Настя говорила, что уже в следующем году её отец наденет генеральские погоны.
Сельчик одобрительно кивнул головой.
— Серьёзное звание, — сказал он.
Я добавил:
— У Настиного дедушки всё хорошо. Работы только много. В сентябре я наведался к Бурцевым, как вы заметили. Покатался по городу на «Чайке»… Игорь Матвеевич, вы ездили в «Чайке»?
Второй секретарь Новосоветского горкома КПСС покачал головой.
— Пока не довелось.
— Обязательно прокатитесь! — сказал я. — Это незабываемые ощущения, точно вам говорю. Машина едет плавно и уверенно. А на заднем сидении в ней просторно: чувствуешь себя…
Щёлкнул пальцем и выдержал паузу, словно подбирал в уме правильные слова.
— … Чувствуешь себя в этой машине очень значимым человеком, — сообщил я. — Рука так и тянется подписать какой-нибудь важный указ, наградить кого-нибудь орденом или назначить послом в Норвегию.
Я улыбнулся — Сельчик «понимающе» кивнул.
— И непременно загляните в московский театр, — посоветовал я. — Мы с Анастасией Евгеньевной были в Театре сатиры. Посмотрели «Безумный день, или Женитьба Фигаро» с Андреем Мироновым в главной роли.
Я скосил взгляд на спутницу Сельчика и заявил:
— Великолепный спектакль! Очень советую. После представления мы с Настей ещё и за кулисы заглянули. Вы знали, что у Андрея Миронова и у Александра Ширвиндта примерно одинаковый рост? Впрочем, сейчас это не важно.
Я дёрнул плечом и сообщил:
— А вот Настиного дедушку я в этот раз не видел. К сожалению. Хотя Настя и предлагала его проведать. Но я не решился отвлечь такого важного человека от работы. Пусть он и прислал за мной на вокзал свой автомобиль.
Я развёл руками и сказал:
— Неправильно это: по пустякам отвлекать от государственных дел члена Политбюро ЦК КПСС. Вы так не считаете, Игорь Матвеевич?
Сельчик кивнул.
— Разумеется, — ответил он.
Чья-то нога под столом прикоснулась к моей левой голени.
Я прикинул, что Сельчик бы до меня не дотянулся. Бросил взгляд на его подругу, потягивавшую из бокала красное вино. И тут же снова посмотрел на Вениного отца.
— Отчасти, именно поэтому я к вам сейчас и подошёл, Игорь Матвеевич, — сказал я. — Чтобы Настя не отвлекала дедушку. А то ведь она, чуть что, так сразу бежит к деду с жалобами.
Покачал головой и сказал:
— Уверен, что мы с вами обойдёмся без такой крайности. Не побеспокоим Настиного деда. Ведь так, Игорь Матвеевич?
Сельчик заглянул в свою рюмку, но тут же вновь сосредоточил своё внимание на моём лице.
— Эээ… разумеется, — сказал он, кашлянул.
«…Где-то далеко, очень далеко идут грибные дожди…» — пели у меня за спиной. Женская нога под столом наглаживала мои брюки. Собравшиеся за соседними столами гости ресторана увлёчённо беседовали, смеялись.
Я приветливо улыбнулся и сказал:
— Игорь Матвеевич, я отниму ещё пару минут вашего внимания, если не возражаете. У меня есть для вас важное сообщение. Раз уж мы с вами решили, что не побеспокоим московских партийных начальников. Вот только…
Я склонился над столешницей, посмотрел Сельчику в глаза.
— … Я бы побеседовал с вами наедине. Так будет лучше: лучше для вас, Игорь Матвеевич, и для вашего сына.
Сельчик едва заметно дёрнулся.
— Причём здесь Веня? — сказал он. — Вы что-то знаете…
— Знаю, — сказал я. — Но скажу только вам.
Я приподнял брови.
Сельчик всё же опрокинул себе в глотку содержимое рюмки, закусил его рыбой, костяшкой указательного пальца смахнул с правого глаза слезу. Он поставил рюмку на столешницу. Взглянул на меня.
— Говори, — скомандовал Игорь Матвеевич. — Раиса моя секретарша. У меня от неё секретов нет.
Я пожал плечами.
— Ладно, как скажете.
Вынул из чёрного конверта ещё одну фотографию (на этот раз чёрно-белую) бросил её на скатерть перед вторым секретарём Новосоветского горкома КПСС. Тот опустил взгляд. И тут же ладонью припечатал фотографию к столешнице.
Сельчик обжёг меня гневным взглядом.
