? И король тебе это спустил? – недоверчиво спросил Эйден.
Во всей Англии было известно, что Эдвард обожает подсовывать дочерей своих вассалов в жены любому подходящему дворянину, чтобы увеличить число своих верноподданных.
Дэймон улыбнулся.
? При всех его недостатках, у него весьма романтическое сердце. Он пожелал услышать все подробности, и я исполнил его пожелание, после чего он оставил меня в покое.
– Что за мудрый король! – заметил Годвин.
– Верно, – согласился Дэймон и направился к новобрачной.
– Эти славные люди, – сказала она, – рассказали мне кое-что о жизни при дворе.
Дэймон внезапно окинул взглядом офицеров, и те поспешили удалиться. Он взглянул на Соланж. Судя по ее довольному виду, ничего непристойного они ей, скорее всего не поведали. И все же нужно будет, потом обсудить со своими людьми, что можно, а что нельзя говорить в присутствии его чересчур проницательной женушки.
– Я и не знала, что при дворе Эдварда так много красавиц, – продолжала Соланж, – и что многие из них так добры, что всегда готовы...
? Когда я появился при дворе, – перебил ее Дэймон – ни одна из этих женщин меня не интересовала, тут же отправился в бой вместе с отрядом других не опытных юнцов. Мы уехали на север и пробыли там около года. И только после этого Эдвард милостиво согласился принять меня, дабы выслушать мои претензии на владение Вульфхавеном.
Что-то в его словах заставило Соланж умолкнуть на полуслове, и причиной этому был вовсе не серьезный ответ на ее поддразнивание.
– Король отказался тебя выслушать, – медленно проговорила она, – несмотря даже на поддержку моего отца?
Дэймону не хотелось отвечать на этот вопрос. Не хотелось возвращаться в невеселое прошлое. По крайней мере, не в день свадьбы. Сегодня Дэймон склонен был думать только о прелестях своей нареченной. Взяв Соланж за руку, он повел ее вверх по лестнице.
– Позволь, госпожа моя, проводить тебя в твои покои.
Он довел Соланж до середины лестницы, когда она вдруг резко остановилась.
– Дэймон, ответь мне прямо, – голос ее зазвенел. – Эдвард отказался выслушать тебя, несмотря на поддержку маркиза Айронстага?
Дэймон вздохнул.
– Соланж, – сказал он, – твой отец не имел к этому никакого отношения. Я уехал в Лондон один в то же утро, когда ты покинула замок вместе с Редмондом.
– Один?
– Твой отец ничего не знал. – Дэймон вновь потянул ее за собой. – Я предстал перед Эдвардом зеленым юнцом, нагло требующим его аудиенции. Он сказал, что примет меня лишь после того, как я исполню его поручение.
Соланж ничего не ответила, покорно позволив Дэймону довести ее до спальни. Ее, похоже, ошеломили эти слова, хотя он, как ни силился, не мог понять, почему. История его появления при дворе давно уже стала частью легенды о Локвудском Волке и ни для кого не была тайной.
Соланж смеялась, и крупные слезы безмолвно катились по ее щекам. Это была настоящая истерика. Ничего подобного Дэймон не видел с тех пор, как Соланж была еще ребенком. Зажимая рот ладонью, она торопливо отошла к окну. Дэймон, обеспокоенный, бросился следом.
? Соланж, что с тобой? Что случилось?
Она застыла в его объятиях, не отталкивая его, но и словно не замечая его присутствия. И это было намного хуже.
– Соланж, Соланж, – шепотом повторял Дэймон, бережно укачивая жену, как младенца. Он готов был все отдать, чтобы она перестала быть чужой и далекой, чтобы, наконец, заговорила с ним, объяснила, что же случилось. Наконец Соланж обмякла и со вздохом припала щекой к его плечу, кончиками пальцев смахивая с ресниц слезы.
– Все это время, – прошептала она, – меня обманывали.
– Обманывали? В чем? – Дэймон гладил ее по голове, отрешенно наслаждаясь шелковистой мягкостью каштановых локонов.
– Теперь это уже неважно. Все позади.
– Для меня важно, – настаивал Дэймон, – скажи мне, почему ты плакала.
Соланж молчала, размышляя, как ей вывернуться. Дэймон слишком упрям, он не отстанет, покуда не получит исчерпывающего ответа. Сама виновата. Если бы умела сдерживать свои чувства, Дэймон не догадался бы, что его слова вышибли из-под ног Соланж опору, которая столько лет поддерживала ее.
Значит, Айронстаг за него не вступился! Он нарушил их уговор и, вместо того, чтобы осыпать Дэймона бес ценными дарами, Генри позволил ему исчезнуть из замка ни с чем.
Но Дэймон выжил. Он добился своего в Лондоне, уцелел в жесточайших битвах. Он сделал все это сам, в одиночку. При этой мысли Соланж покачала головой, у нее захватило дух. Она почувствовала, что сейчас снова начнется истерика.
Ненависть к отцу за его предательство охватила ее с новой силой, да только что проку от ненависти? Нынешним отношениям с Дэймоном она не поможет, а думать надо, прежде всего о нем. Соланж обязана защитить его. Нельзя, чтобы Дэймон узнал, чего стоили ей его небрежно брошенные слова. Надо бы придумать, как успокоить его любопытство.
Но, быть может, Дэймону следует узнать, наконец, правду? До сих пор Соланж хранила молчание, исполняя уговор с отцом. Но теперь-то можно и нарушить слово, тем более что отец так и не сдержал своего!
Дэймон молчал, только гладил волосы Соланж, ожидая, пока она успокоится. Соланж протянула руку, коснулась его щеки. Взгляд Дэймона упал на ее запястье, и темные глаза опасно сузились.
Соланж спохватилась, но было уже поздно. Дэймон перехватил ее руку и отдернул рукав белого платья.
– Что это? – голос его был страшен.
Соланж ощутила себя беспомощным зверьком, попавшим в клетку. Сердце ее билось от страха, бессмысленного страха перед гневом Дэймона. Ей хотелось обратиться в бегство. Она дернулась, пытаясь вырваться, но Дэймон держал крепко.
?Соланж, – сказал он, и страх исчез. С нею рядом был Дэймон, который и в ярости не причинит ей боли. Но как же стыдно! Боже мой, как стыдно... Дэймон поднял узкий рукав платья до самого локтя переводя взгляд с одной отметины на другую. Узкие черточки-шрамы лесенкой тянулись вверх по руке Соланж.
Он не заметил этих шрамов ни вчерашней ночью, ни нынче утром. Не видел он их и во время путешествия. Только сейчас Дэймон вспомнил, что Соланж все время носила одежду с облегающими длинными рукавами, скрывающими эти странные отметины.
Соланж покорно позволила Дэймону осмотреть и другую руку. Она больше не пыталась вырваться, лишь дрожала всем телом. На другой руке оказались такие же шрамы.
В глазах Соланж была какая-то странная отрешенность. Он не знал, что думать. От ужаса у него перехватило горло.
Соланж первой оборвала тягостное молчание.
– У него был очень острый нож, – сказала она и смолкла.
Дэймона охватило такое сильное чувство гнева, которое он никогда раньше не испытывал. Хотелось уничтожить, убить ту тварь, которая сотворила такое с его нежной, хрупкой Соланж, и то, что тварь эта уже мертва, лишь подогревало его бешенство.
