— Из Южной Африки. Работал и в других африканских странах.
Аделола совсем помрачнел.
Когда мы вошли, Грут не стал терять времени.
— Мистер Аделола, в прошлую пятницу, когда вас попросили помочь перенести статую Пресвятой Девы с Младенцем, вы отказались даже приблизиться к ней. Почему?
Аделола пожал плечами. Я сидела рядом, чтобы он не чувствовал себя совсем беззащитным.
Грут продолжал:
— Мусульмане питают отвращение к религиозным изображениям, не так ли? Ислам признает и почитает Деву Марию, и ее статуя в натуральную величину оскорбительна для чувств правоверных, согласны? Живя в христианской стране, вы миритесь с подобными образами, но прикасаться к ним — другое дело. Вот одна из причин, вынуждающих меня думать, что вы исповедуете ислам и принадлежите к народу хауса из северной Нигерии. Я прав?
Аделола заерзал на стуле и принялся рвать бумажную салфетку на клочки.
— Давайте, Бен, рассказывайте, — давил на него Грут.
Аделола продолжал терзать бумагу, и я слегка сжала его пальцы.
— Если это правда, Бен, то, наверное, имелись уважительные причины ее скрывать. Но сейчас тебе лучше признаться.
Аделола глубоко вздохнул.
— Мы приехали просить убежища. По воле отца мою сестру обручили с богатым бизнесменом из северного штата Джигава, где действуют законы шариата. Он был на тридцать лет ее старше, и она слышала о нем только плохое. В любом случае сестра сама хотела решать, за кого выходить замуж, и попросила меня помочь ей бежать. Мы уехали на юг, в Бенин-Сити. Оттуда я связался с отцом, и он сказал, что будущий муж отправил за нами своих людей, и что если мы с ними не вернемся, он — мой отец — даст согласие нас убить, чтобы спасти свою честь. Теперь вы знаете, почему нам пришлось покинуть Нигерию.
— Как ваше настоящее имя? — спросил Галлахер.
— Казим Хассан. Сестру звали Латифа.
— Когда приехали сюда, что заставило вас скрывать свою веру?
— Подосланные убийцы искали бы нас в первую очередь среди членов исламской общины. Да и работу мусульманам найти труднее. Сейчас многие здесь косо на них смотрят.
— То есть, если не знают, что вы мусульманин, шансов получить работу больше?
— Думаю, что так.
— Вы совсем отказались от своей веры? — спросил Грут.
Аделола был в шоке.
— Я бы никогда не отрекся от ислама.
— А ваша сестра?
Он покачал головой.
— Она тоже.
— Как же она работала в стриптиз-клубе с лэп-дансом? — не унимался Грут. — Мне всегда казалось, что это не подходящее занятие для девушки-мусульманки.
— Надо было жить.
— Латифа наверняка стыдилась своей профессии. И в действительности поссорились вы на этой почве, разве не так?
— Поссорились мы из-за денег. Послушайте, я правду говорю, что еще вам от меня нужно? Разве не понятно, что сестру убили наемники жениха?
— Версия убийства ради защиты чьей-то чести не слишком убедительна, — объяснил Грут. — К чему наемному исламскому убийце — предположительно из Каслбойна — заботиться о том, чтобы все выглядело как охота за частями тела для мьюти, да еще затруднять опознание жертвы? Он сам в нем заинтересован, чтобы получить за выполненную работу деньги. И еще, что важнее, зачем бы он стал заниматься с ней сексом?
По выражению лица Галлахера было заметно, что не только я и Аделола, но и он ничего подобного не ожидал.
— Как вам… — первым заговорил Аделола, недоверчиво покачав головой. — Что вы…
— Есть физические признаки того, что все произошло незадолго до ее смерти. Из-за особенностей обрезания невозможно установить, насильно или с ее согласия. Поскольку девушку убили, допустим, имело место изнасилование. Убедил? Вы никого больше не подозреваете?
Аделола нагнул голову, достал из кармана брюк чистую бумажную салфетку, вытер взмокшую шею и мрачно усмехнулся.
— В конце концов, правда выйдет наружу. Мы действительно были в бегах и в Бенин-Сити обратились к одному дельцу, который помог с фальшивыми документами. Рассчитаться полностью не смогли; тогда он сказал, что долг переходит к ирландскому бизнесмену, мистеру Макаливи, и что Латифе придется его отработать.
— Мик Макаливи, верно? — уточнил Галлахер.
Аделола утвердительно кивнул.
— После того как вас сюда привезли, власти предоставили вам временное убежище до принятия окончательного решения, правильно? Но вы скрылись, пошли к Макаливи и получили от него новые имена и липовые разрешения на работу. А Латифа попала в кабалу, работая на него, чтобы выплатить долг, так?
— Он требовал, чтобы она оказывала эскорт-услуги.
— Другими словами, стала проституткой.
Аделола снова кивнул.
— Сестра слышать ничего не хотела. Полагаю, она от него ушла.
— И поэтому у вас была ссора из-за денег? Вы обещали помочь ей вернуть долг?
— Обещал. — На глаза Бена навернулись слезы. — Он точно ее убил, а потом изуродовал, чтобы запугать других девушек, которые на него работают.
— Что ж, посмотрим, что поведает нам Макаливи. Хотя он не первый, кто использует стриптиз-клуб как центр подготовки проституток. — Галлахер захлопнул блокнот и встал. — Можете идти, мистер Аделола, только попрошу вас подождать у входа людей из следственной бригады. Они отвезут вас домой и там все осмотрят. Позднее мы свяжемся с вами, чтобы сделать анализ ДНК.
— Пойдем, я договорюсь, чтобы вас выпустили, — сказала я Аделоле, заметив, что Грут все еще хмурится.
— Каким именем вас теперь называть? — спросила я, когда мы шли по коридору.
— Бен Аделола меня устраивает. А сестра предпочитала, чтобы ее звали Латифой.
Мы приближались к входным дверям.
— Когда я смогу ее похоронить? — спросил Бен.
— Как только удостоверят ее личность. После этого выдадут свидетельство о смерти. — Мне пришло в голову, что тело Терри до сих пор в морге. — Ты знал Терри Джонстона, Бен? Слышал, что он умер?
— Мне говорили.
— Ведь ты был его другом?
— Другом? Никогда. — Он ответил так, словно хотел это подчеркнуть.
Автоматические двери раздвинулись, и мы вышли.
— А с Дарреном Бирном дружишь? Я видела, как вы разговаривали на мосту в прошлую субботу, во второй половине дня.
— Вы ошиблись. Я не…
— Ты заврался, — оборвала его я. — Пора бы начать говорить правду.
— Я не лжец, — упирался он.
— Можно подумать, что ты любитель выпить.
Подъехал полицейский автомобиль и мигнул фарами.
— До свидания, — на ходу попрощался Бен, открыл дверь машины и сел на заднее сиденье.
Позади меня из здания больницы вышел Галлахер, разговаривая по мобильному.
— …изъять записи видеокамер, а также найти и опросить каждого, кто пользовался в клубе кредитной карточкой. Разыщите Макаливи, но до моего приезда не трогайте. — Он сложил телефон и опустил в карман рубашки. — Операция в Наване началась. А я сейчас еду туда, где мальчишка нашел секач, посмотрю, что там еще мои ребята откопали.
— Где это, позволь полюбопытствовать?
— Разве не говорил? Примерно километр вверх по ручью от Брукфилдского сада. Да, я слышал, что стараниями отца Берка и преподобного Дэйвисона акция протеста у ворот закончилась. Совместными усилиями они убедили толпу разойтись.
— Должно быть, утрясли свои разногласия по поводу статуи. — Зазвонил мой телефон. Увидев на дисплее номер мобильного тетушки, я извинилась перед Галлахером, и он отправился по своим делам. — Слушаю, Бетти.
— Иллон, мы с твоей мамой на пути в лечебницу, я звоню из машины. Внезапно отцу стало хуже. Боюсь, дела совсем плохи.
ГЛАВА 30
Сначала известие меня потрясло, но вслед за тем я испытала облегчение — страдания отца, столько времени прикованного к постели и полностью оторванного от внешнего мира, скоро закончатся. Оно сменилось чувством вины — как можно желать смерти родному человеку? А вскоре бурю эмоций заглушило тревожное осознание того, что из-за карантина я попала в ловушку и не могу быть с ним рядом.
Бетти не объяснила, чем вызвано ухудшение состояния, поэтому я поехала в офис, позвонила в Саммерхилл и попросила пригласить к телефону старшую сестру. Когда Дейрдра Лайсагт взяла трубку, то говорить недомолвками не стала.
— У него развилась двусторонняя пневмония, трудно дышать. Мы даем успокоительное и кислород. Боюсь, такой нагрузки сердце долго не выдержит.
— Сколько он продержится?
— Точно не скажу, думаю, не больше суток.
— Вы же знаете — у нас карантин… — Я замолчала, боясь разрыдаться.
— Знаю, Иллон. Но из-за карантина твоя мама осталась у сестры и теперь может сюда приехать. Правду говорят — худа без добра не бывает.
— Его вот-вот должны отменить — надеюсь, к вечеру. Приеду, как только разрешат выезд из города.
— В любое время дня и ночи.
