возвращаться — придется что-то придумать с пушками. Если ветер будет хорошим, можем успеть заглянуть в одну из контрабандных нор — зацепить пару-тройку рисковых парней…
Дороти, почти не слушая, в задумчивости поднималась по ступеням и вперед не глядела, поэтому врезалась в спину Саммерса со всего ходу.
— В чем дело?
— Говорил же, дерьмовое место, — прошипел Саммерс.
Теперь, когда тот чуть отодвинулся в сторону, стало понятно, что он имеет в виду — пять минут назад пустовавший холл теперь живым ковром заполняли собаки. Тощие, облезлые, с хлопьями пены на желтых клыках. У некоторых на боках были рваные глубокие раны, другие поджимали калечные лапы. Пятеро тварей, что стояли впереди, были огромны и видимых изъянов не имели — щерили зубы и гнули к голове острые уши, показывая, что сейчас бросятся. Вся остальная свора тихо поскуливала, покашливала, порыкивала и подвывала, но обычного для собак лая не издавала.
Черный Пес медленно вытащил из ножен палаш, Саммерс придвинулся к нему слева, прикрывая бок.
Дороти в назревающей бойне места не оставалось. Она осмотрелась, пытаясь быстро сообразить, можно ли чем-то перекрыть проход, потому что двери проем не имел, но ничего полезного, кроме сваленных внизу грудой клеток и алхимических реторт, на глаза не попадалось.
— Джок, сначала передних — по лапам, потом вклиниваемся. Дороти, прикрой спину и по возможности отсеки тех, кто обойдет справа, — шепотом скомандовал Морено и развернулся так, чтобы Саммерс прикрывал его слепую сторону от острых зубов. — Сколько ж их тут…
Собаки, точно поняв, о чем речь, вытянули вперед шеи и оскалились.
— Морено…
Дороти еще раз сверилась со своей памятью, которая раньше ее никогда не подводила, припомнила мелочи. Осмотрела свору уже совсем другим взглядом, загнала саблю обратно в ножны и ухватила Морено за плечо, отодвигая с дороги.
— Дороти, ты с ума сошла! Они тебя сожрут!
— Они не станут бросаться.
— Сдурела? Их тут около полусотни, схарчат и в родословную твою не заглянут…
— Рауль, пусть ее! — Саммерс придержал Морено, который дернулся вслед за Дороти. — Черная Ма будет знать, что мы тут не при делах. Пусть идет! Пока ее рвут, у нас будет время, чтобы уйти…
— Не обольщайся. Я тебя еще переживу, Саммерс, — бросила Дороти через плечо, уже шагая вперед к колышущемуся морю из коричневых спин. — Эти собаки не опасны.
— С чего ты взяла? — в голосе Морено зазвучало любопытство, но оружие он спрятать не спешил.
— Потому что одна из них… — Дороти понадобилось несколько мгновений, чтобы распихать скулящих псов в стороны и пробраться в самый центр столпотворения, где наконец она нашла искомое — сутулого кобеля, который был на пару тонов светлее остальных, — чихает без перерыва.
— Чихающая собака? — уточнил Саммерс. — Это твой повод спрятать оружие?
— Сэр Августин фон Берг не держит собак, потому что не выносит их запаха, — Дороти присела на корточки и задумчиво почесала пса за грустно опущенными ушами: глаза у того слезились, он беспрестанно давился кашлем, прерываясь только на то, чтобы звонко чихнуть. — Привет, Астин! Даже не буду спрашивать, как тебя угораздило, но если это исправимо — дай лапу.
Пес фыркнул, чихнул, нехотя стукнул лапой по колену Дороти и снова закашлялся.
Глава 17. Водопад
— И все-таки я не понимаю, как тебя угораздило? — уже в третий раз спросила Дороти.
Приведенный в человеческий вид сэр Августин фон Берг, совершенно не стесняясь посторонних пиратов в своем доме, озабоченно расхаживал по коврам, замотавшись только в простыню, точно римский сенатор в тогу.
Вид у него был задумчивый, но не сказать чтоб сильно недовольный. Он хмурил темные брови, нервно теребил бородку и усы, которые за время собачьей жизни потеряли всякую форму, но, в целом, находился вполне в своем уме. Не считая периодических приступов кашля и насморка — псиной бунгало провоняло насквозь.
— Не рассчитал, случается, моя дорогая. Не буду обещать, что впредь стану осторожнее. Не стану. Но на себе, пожалуй, экспериментировать погожу. Где же я ошибся? В дозировке на унцию веса? Или все-таки в фазе луны? — Августин схватил со стола перо, ткнул в чернильницу, которая за время его пребывания в собачьей шкуре пересохла, выругался и закричал: — Нтанга, Нтангаааа! Где чернила? Твой белый господин опять тобой, сукиным сыном, недоволен! Если я по твоей вине забуду цифры, то шкуру спущу живьем!
На крик предсказуемо никто не пришел, вся прислуга отлеживалась после эксперимента, и Августин как был полуголый отправился на поиски нерадивого раба.
— Он всегда такой? — лениво поинтересовался Морено.
Пират развалился в обитом алым шелком кресле, точно сам был здешним хозяином — сытым, расслабленным и довольным. Тяжелый серебряный кубок, заимствованный, ясное дело, без спроса владельца, в загорелой руке тоже смотрелся весьма естественно. Роскошь Морено шла, он ухитрялся не выглядеть в ней пошло.
— Обычно еще хуже. Сейчас он здорово устал — все-таки месяц просидеть в собачьей шкуре, да еще чихая от собственного запаха — не райские кущи посетить. Зато его удивительная голова работает без перерыва, так что для нас все сложилось удачно. Августин не любит быть обязанным, сейчас он окончательно придет в себя, найдет, где ошибся — и примется за нашу проблему.
— Ага, то есть вот это он — почти “в себе”, — под нос пробормотал Морено, но больше ничего не добавил, видимо решив, что кресло и вино, которые ему, к слову, никто не предлагал, стоят того, чтобы промолчать.
Странно, но Черному Псу фон Берг очень не понравился. Он смотрел на сэра Августина недобро, словно прикидывая внутри себя, как его сподручнее расчленить и скормить рыбам. И даже не думал прятать своей неприязни. Дороти всей кожей ощущала эту скрытую злость, но причин ее понять не могла — Астин, конечно, обладал уникальным талантом восстановить против себя кого угодно в краткие сроки, но здесь, похоже, и стараться было не нужно — Морено невзлюбил его с первого взгляда. Кажется, еще пока Августин пребывал в собачьей шкуре.
Хорошо, что удалось провести обратный обряд.
Надо сказать, когда свора сообразила, что их сейчас будут не резать, а спасать, гвалт поднялся такой, что Дороти оглохла и на миг ей показалось, что она попала в какой-то собачий суп — в глазах аж потемнело от мелькающих ушей, хвостов, коричневых спин и нестриженных когтей, а уши заложило от воя.
Дальнейшее четвероногие обитатели бунгало взяли на себя.
Дороти осторожно, но настойчиво потянули за одежду куда-то в джунгли, застывших в недоумении Морено с Саммерсом вежливо, но уже без почтения подпихнули носами в том
