Оставалась только одна страна, к которой он мог обратиться за помощью. Там по-прежнему сохраняли верность марксистскому учению. И хотя она не так богата, как Россия, в Гаване еще горит революционный огонь.
Он снял трубку телефона.
19 АВГУСТА, 20-Й КАПСКИЙ СТРЕЛКОВЫЙ БАТАЛЬОН, ДОРОГА № 1, ПЯТЬДЕСЯТ КИЛОМЕТРОВ К ЮГУ ОТ КИТМАНСХУПАВдоль дороги стелились клубы дыма от горящей деревни, добавляя едкости к удушливым выхлопам работающих двигателей и тошнотворному сладковатому запаху бризантных взрывчатых веществ. Среди взорванных домов и почерневших от огня и дыма лачуг валялись обгоревшие трупы и куски человеческих тел. На некоторых сохранилась форма намибийской армии, но большинство погибших были мирными жителями. Несколько оставшихся в живых, обезумевших от пережитого людей спрятались за колодцем; на их лицах застыла маска горя и ужаса.
Слабая попытка сопротивления со стороны местной полиции дала майору Даану Фиссеру с его бронетранспортерами и боевыми разведывательными машинами повод применить силу. Пятиминутный пулеметный огонь и несколько осколочных выстрелов из 76-миллиметрового орудия превратили маленькое намибийское селение в сплошные руины. Затем, в свете позднего утра люди Фиссера двинулись на север, предоставив основным силам батальона осуществить черновую работу и взять в плен тех, кому удалось выжить.
Подполковник Генрик Крюгер устало покачал головой и отвернулся, пытаясь сосредоточиться на оперативно-стратегической ситуации, отраженной на карте. Пометки цветным карандашом показывали, какие позиции, согласно последним данным, занимают противостоящие части армий Намибии и ЮАР.
С момента пересечения границы, Крюгер со своим батальоном, сокрушая все на своем пути, безостановочно продвигался на запад, и дошел до Грюнау. Перевалив через Большие Карасовы горы, они повернули на север и устремились на соединение с десантной частью, удерживающей плацдарм в Китмансхупе. Они прошли более 280 километров за тридцать шесть часов, почти не встречая сопротивления. Разве что несколько очагов, которые они легко подавили, как, например, полицейский участок в этой деревушке. Колонна, двигавшаяся от Уолфиш-Бей, сообщала об аналогичном успехе.
Хорошо. Хотя и не очень. Резким, решительным движением Крюгер сложил карту и протянул ее стоящему рядом штабному офицеру, лейтенанту с детским лицом.
Они опаздывали на восемь часов по сравнению с графиком движения, составленным неисправимыми оптимистами там, в Претории. Этого следовало ожидать. Переброска людей и техники на большие расстояния всегда требовала времени, даже если противник не оказывает сопротивления.
Батальон Крюгера служил тому наглядным примером. Джипы и бронетранспортеры, на которых передвигался батальон, находились в пути уже около полутора суток, позволяя себе лишь редкий пяти- или десятиминутный отдых. И сейчас постепенно наступал час расплаты. Уставшие водители засыпали за рулем и становились все более раздражительными. В результате увеличилось количество незначительных дорожных происшествий и поломок, что еще увеличивало отставание от графика. Больше времени стали занимать остановки для заправки топливом. Усталым людям было все труднее справляться с подготовкой техники к дальнейшему переходу.
С этим надо было что-то делать.
Он прошел к боковому люку своего приземистого, облупленного командного БТР; молоденький лейтенант следовал за ним по пятам. По всей длине растянувшейся на многие сотни метров колонны, командиры экипажей заводили свои машины. Серо-голубые выхлопные газы растворялись в пропитанном дымом воздухе.
Все, решение принято. Как только они дойдут до Китмансхупа, где их ждут десантники, он устроит как минимум шестичасовой привал, чтобы люди могли отдохнуть и прийти в себя. Ему самому это было не особенно по душе, но он не видел разумной альтернативы. Конечно, это поможет его солдатам восстановить силы. Но в то же время каждый лишний час давал намибийской армии выигрыш во времени, чтобы организовать отпор. К тому же ходили слухи, что на стороне Намибии готовы выступить кубинцы.
Крюгер нахмурился: это была не самая радужная перспектива. Кубинцев он уважал. Они, конечно, коммунисты, но солдаты, тем не менее стоящие.
Он втиснулся в узкое пространство командного БТР. Несколько мгновений спустя колонна покрытых камуфляжем бронетранспортеров, джипов и бронемашин снова тронулась в путь, на север, продвигаясь на полной скорости к Китмансхупу и к обещанному отдыху. А разоренная деревня, оставшаяся позади, продолжала гореть.
20 АВГУСТА, ПОЛЕТ «ПАНТЕРЫ», В НЕБЕ НАД ВИНДХУКОМЛейтенант Андрис Стегман любил летать, он наслаждался каждой секундой, проведенной в воздухе. А почему бы и нет? Он был одним из лучших пилотов южноафриканских ВВС. Иначе и быть не могло: ведь ему доверили летать на одном из тридцати реактивных истребителей-перехватчиков «Мираж-Ф1-Си-Зед», самой последней модели самолетов этого типа, имеющейся на вооружении ВВС ЮАР.
«Мираж» был красивым самолетом, быстрым и маневренным. Установленные на нем ракеты типа «воздух-воздух» южноафриканского производства были, возможно, не самыми современными в мире, но Стегман знал, что сможет одержать верх над любым противником.
Стегман и его ведомый, лейтенант Клаус де Ферт, находились в боевом дозоре над Виндхуком. Возможность свободно летать над намибийской столицей без какого бы то ни было противодействия со стороны противника свидетельствовала о полном превосходстве ЮАР в воздухе. Жалкое подобие военно-воздушных сил Намибии — доисторические самолеты с турбовинтовыми двигателями — были уничтожены в первый же день войны с легкостью, достойной презрения: они были либо расстреляны прямо на земле, либо подбиты, едва взлетев в воздух.
Расправив крылья, «Миражи» медленно барражировали на высоте одиннадцати тысяч метров, поверх легких, гонимых ветром облаков, находившихся в четырех тысячах метрах под ними. На такой высоте не было даже намека на воздушные потоки, а небо над головой было ярким и светло-голубым. В просветах между белыми заплатками облаков, Стегман мог видеть в радиусе трехсот километров характерную для Южной Африки покрытую коричневой пылью местность.
Это был не самый увлекательный полет в его жизни, но Стегману все равно нравилось.
Он попытался сосредоточиться на выполнении боевого задания. Естественно, в их задачи входило уничтожить любой самолет противника, но основной целью все же была блокада Виндхукского аэропорта. Если хоть какой-нибудь транспортный самолет попытается подняться в воздух или приземлиться, он станет для них с де Фертом хорошей мишенью.
Стегман поочередно то поглядывал на небо, то смотрел на экран радара, то бросал взгляд на приборы, и все в точно определенной последовательности. Эта привычка давно стала его второй натурой. Он налетал на истребителях более пятисот часов и даже имел на своем счету один сбитый самолет.
Он улыбнулся жестокой улыбкой под своей кислородной маской, вспоминая тот неистовый бой. Дело происходило над Анголой во время последней крупной наземной операции Вооруженных сил ЮАР. Они сражались на стороне УНИТА, помогая ее частям отразить наступление ангольцев и кубинцев на свои позиции. Стегман, тогда еще младший лейтенант, был ведомым у капитана де Клуфа во время обычного полета по поиску и уничтожению наземных целей над зоной боевых действий.
Их зажали два «МиГ-23», поднявшиеся с более низкой высоты с выключенными радарами по классическому сценарию. На самом деле они с Клуфом должны были погибнуть: русские истребители имели более высокую скорость и были вооружены ракетами с радиолокационным самонаведением. Но в тот день Стегман понял, что умение летать сводит на нет техническое превосходство.
В ожесточенной, головокружительной схватке де Клуф пошел на сближение и зашел «МиГу» в хвост. А потом — две выпущенные ракеты и к послужному списку Стегмана и де Клуфа прибавилось по сбитому самолету. Это было приятное воспоминание и хороший урок. Тогда поговаривали, что на ангольских самолетах летают кубинские летчики, но кто бы на них ни летал, они все равно не могли сравниться с южноафриканцами по мастерству.
Та победа и вывела Стегмана в ведущие. А майор де Клуф командовал теперь всей эскадрильей.
Стегман проверил остаток топлива. Они находились в шестистах километрах от базы, а истребители расходуют горючее быстро, особенно в бою. Один и тот же запас горючего позволяет продержаться в воздухе при обычном патрулировании — час, а в случае боя — всего три минуты.
Отлично. Они в небе уже половину положенного времени, а запас горючего — в норме.
Вдруг система бортового оповещения начала издавать прерывистые гудки. Стегман нажал кнопку, чтобы выключить сигнал, и посмотрел на экран локатора. Тот показывал расходящиеся узким веером линии на северо-западе. Каждая линия исходила от радиолокационной системы управления огнем находящегося в воздухе самолета, импульсы которой улавливали датчики, установленные на крыльях «Миража».
