Офицер, убивший в бою Александра Зиновьева, на протяжении многих лет, до 1950-х годов, ежегодно устраивал в православной церкви в Японии панихиды по погибшему от его руки русскому сотнику.
На поле брани погиб еще один сын губернатора Александра Зиновьева – Георгий. Его жизнь оборвалась 6 августа 1914 года в Восточной Пруссии, в самом начале Первой мировой войны.
В самом расцвете лет окончилась жизнь и другого сына – Николая Зиновьева, тот покончил с собой в 1911 году, когда ему было всего двадцать лет. Причины его поступка не ясны, известно только, что он оставил записку: «Так нельзя жить». «Никто из близких не мог ожидать, чтобы такой веселый и способный юноша мог решиться на самоубийство», – писали столичные газеты. И Александра, и Георгия, и Николая, всех трех братьев, похоронили в фамильном склепе в усадьбе «Гревова».
Жизнь остальных братьев складывалась по-разному, но объединило их одно – все они после революции оказались в эмиграции. Михаил Зиновьев воевал в составе армии Юденича. Получилось так, что вести бои с Красной армией ему пришлось и в районе Копорья. Родные «пенаты» манили его, и он заглянул в усадьбу. Там все было разграблено и опустошено… Количество книг в библиотеке уменьшилось – «революционеры» пускали их на папиросы. Михаил взял наугад несколько книг, за что его потом очень ругал отец, никому не разрешавший брать книги из своей библиотеки. Александр Дмитриевич твердо верил, что вернется в Россию, и наивно надеялся на сохранность библиотеки…
Андрей Зиновьев после революции оказался в Швеции, а потом в Америке, а Дмитрий Зиновьев – в Англии. Он служил в армии Врангеля и, сопровождая на британском миноносце мать Николая II Марию Федоровну, эвакуировался в ноябре 1920 года из Крыма. В Лондоне он основал Общество Российского Красного Креста для помощи нуждавшимся русским эмигрантам. Жить приходилось нелегко – работал таксистом, даже в такси он одевал китель офицера русской армии не из-за бедности гардероба, а из-за чувств патриотизма – он гордился покинутой родиной.
И, наконец, Лев Зиновьев – тот самый, кому в 1913 году отец передал права на владение родовым имением возле Копорья. Он стал пажом императрицы Александры Федоровны, после окончания Пажеского корпуса служил в Конной гвардии, готовился к военной карьере, но обстоятельства сложились иначе: пришлось заняться «бизнесом» и, надо сказать, с достижением весьма успешных результатов.
Лев Зиновьев с семьей, фото 1914 года. Фото из семейного архива Себастьяна Кирилловича Зиновьева – Фиилайона
Лев Зиновьев являлся одним из самых молодых депутатов последней предреволюционной Государственной думы. В адресном справочнике тех лет представлено до десятка его званий и регалий: потомственный дворянин, камер-юнкер, петергофский уездный предводитель дворянства, гласный Петербургского губернского земского собрания, директор акционерного Общества двинских водопроводов. Он – главный владелец Торгового дома «Д. Зиновьев и К°», которому принадлежали лесопильный завод в Гунгербурге (ныне это Нарва-Йыэсуу в Эстонии) и литейный завод в Нарве. У Льва Зиновьева были большие замыслы по освоению земель близ усадьбы – строительство дач, прокладка железной дороги Калище-Котлы, но война и революция перечеркнули все планы.
Спасаясь от красного террора, летом 1918 года Лев Зиновьев с семьей покинул Петроград и выехал в Эстонию. В 1919 году он принимал участие в деятельности Северо-Западного правительства, созданного в Ревеле при белогвардейской армии генерала Юденича, заняв место начальника отдела печати при Министерстве иностранных дел. Однако продолжалось это очень недолго. После того как армия Юденича потерпела крах, а Северо-Западное правительство заявило о самороспуске, Лев Зиновьев перебрался с семьей в Англию, но в эмиграции уже не занимался ни бизнесом, ни политикой. Он прожил 36 лет в России и 40 лет в эмиграции…
Лев Зиновьев с семьей в эмиграции, фото 1954 года. Фото из семейного архива Себастьяна Кирилловича Зиновьева-Фицлайона
Сегодня в Петербурге живет внук Льва Александровича Зиновьева и, соответственно, правнук Александра Дмитриевича Зиновьева, – Себастьян Кириллович Зиновьев-Фицлайон. Он приехал в Петербург в начале 1990-х годов, отыскал дом на Мойке, до боли знакомый с детства по старым семейным фотографиям. В доме как раз заканчивался капитальный ремонт, и Себастьян купил себе квартиру в том самом доме на Мойке, откуда когда-то бежал за границу его дед. Будучи опытным предпринимателем в сфере недвижимости (занимался этим в Англии, Франции и в Австралии), Себастьян стал первым иностранцем, открывшим в Петербурге консалтинговое агентство по недвижимости.
Он тщательно изучает историю своей семьи, часто бывает в Копорье. К сожалению, от старинной усадьбы сегодня уцелели только фамильный склеп, фундамент особняка и фрагменты фонаря, запечатленного на старинных фотографиях, возле которого любили фотографироваться Зиновьевы. По словам старожилов, после войны какой-то большой военный чин разобрал усадебный дом и перевез его к форту «Серая Лошадь». Только заросший старинный парк напоминает теперь о былом великолепии зиновьевской усадьбы…
Лето в имении
Летний сезон для огромного большинства жителей Петербурга всегда связывался с выездом на дачу. А многие петербуржцы-дворяне отправлялись из душного и пыльного Петербурга в свои родовые имения, расположенные в Петербургской губернии. К концу XIX века нередко уже бывало так, что дачи состоятельных петербуржцев, представителей нового «среднего класса», своей роскошью и богатством оставляли далеко позади себя скромные старые усадьбы небогатых дворян. Тем не менее в этих усадьбах все хранило непередаваемое очарование старых времен. Порой они казались настоящей островками сельской идиллии…
Именно о такой летней жизни в дворянском имении под Петербургом рассказывает в своих воспоминаниях «На рубеже двух эпох» инженер Георгий Васильевич Малков-Панин. Его дедом был известный в России бумажный фабрикант, один из старейших инженеров-технологов страны, владелец Красносельской писчебумажной фабрики Константин Петрович Печаткин. Ему принадлежала мыза Владимирская в двадцати верстах от Гатчины, находившаяся также в двадцати верстах от Красносельской фабрики. Печаткин считал свое имение «топливным резервом» для фабрики – на случай войны в Европе.
«Дед с семьей всегда выезжал туда летом, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Там выросла и моя мать, и мои сестры». Впервые Георгий Малков-Панин оказался на мызе Владимирской в 1898 году, в возрасте двенадцати лет. К этому времени Константин Печаткин уже ушел из жизни. Поскольку сыновей у него не было, то наследниками его большого состояния и фабрики стали пять дочерей. Они образовали паевое «Печаткина К.П. наследников товарищество», которому принадлежали Красносельская и Царскосельская бумажные фабрики, а также Лукашевский завод в Царскосельском уезде Петербургской губернии.
А.С. Степанов. «Усадьба летом». 1882 год
«На мызе все оставалось так, как когда-то было заведено дедом, – делился Георгий Васильевич своими первыми впечатлениями от мызы Владимирской. – Начать с того, что ни лошадей, ни скота на мызе не было – имение было исключительно лесным. Дед, сберегая лес, его не рубил и засадил в строгом шахматном порядке большие пахоты "елочками", которые уже выросли. Старый лес был стройным и могучим».
Малковы-Панины обосновались на жительство в Гатчине, и дорога от дома до мызы пролегала по дворцовым имениям, в двух из которых помещалась царская охота. Непосредственно к мызе вела дорога от станции Елизаветино. «Дорога от станции до мызы была скверная: грязь, лужи, ухабы и глубокие колеи… В имении же все дороги были шоссированы благодаря деду, который сделал это за свой счет».
На мызе сохранялся старый помещичий дом. Кроме него на мызном дворе находились флигель управляющего, а также каретный сарай, конюшня и помещение для кучера и садовника. Был еще хлебный амбар для зерна и муки, погреб, который перед летом набивали льдом, и глубокий колодец с подъемным колесом. С другой стороны помещичьего дома имелся второй выход из застекленной веранды в небольшой парк, посередине которого располагался пруд с островом. Кроме упомянутых деревянных строений на мызе стояло еще несколько зданий, сложенных из гранитных валунов, – полузаброшенный круглый скотный двор и рига, где крестьяне сушили и обмолачивали свой хлеб. Со времен Печаткина рига использовалась для устройства театральных спектаклей, благодарными зрителями становились местные крестьяне.
С.Ю. Жуковский. «Осенний вечер». 1905 год
Все дела на мызе вел управляющий – старик Карл Иванович Гюпгер, удостоенный на 35-летний юбилей своей службы в имении наградой от Печаткина в виде золотых часов. Он был классическим примером хозяйственного, педантичного и аккуратного немца, мастера на все руки. В его флигеле помещалась мастерская со столярным и токарным станками и небольшой кузнечной печью.
