Но один свидетель, М. И. Позняков, нашёлся сам: прислал из Кубани письмо С. С. Шушкевичу, в котором прямо сообщил, что является очевидцем расстрелов на холме в Куропатах евреев гитлеровцами. В дальнейшем на месте показал следы земляных бараков, а также где у гитлеровцев стоял станковый пулемёт, из которого они расстреливали людей. Аналогичные данные получила от подсудимых-карателей и свидетелей судебная коллегия на заседании в 1950-е годы в отношении троих полицаев, прославившихся расстрелами в Зелёном Луге, Дубовлянах, Паперне, Кожухово. «Зелёный Луг» — это название довоенного совхоза, на землях которого возвышается холм тех самых Куропат. У подножия холма располагались постройки бригады совхоза, которые примыкали к концу улицы деревни Готище.
Данное заседание судебной коллегии описано в двух номерах газеты «Советская Белоруссия» в сентябре 1988 года. Описано независимо от следствия, проводимого в Куропатах. Параллельно с ним. Как установлено в ходе судебного заседания, подсудимый — полицай И. И. Минкевич — нёс охрану по периметру забора гетто. В ходе судебного следствия было доказано, что в один из дней осени 1941 года он конвоировал на расстрел в Куропатах группу узников. Как установил суд, И. И. Минкевич застрелил еврейку по имени Дора у подножия куропатского холма, так как та попыталась бежать и скрыться в кустах [2].
Проявился по воле 3. С. Позняка неоднократно уличённый во лжи, описанный ранее в разных ролях и ракурсах, набивший оскомину увёртками Н. В. Карпович, которого обоснованно можно назвать не свидетелем, а купленным за американскую валюту 3. С. Позняком мифотворцем — по желанию покупателя. Все остальные свидетели, представленные Прокуратурой БССР в обнародованных описаниях, только заявляли, что знают, как и все остальные жители деревень, о расстрелах. Полсотни поименованных свидетелей знают, просто знают и всё тут. Потому что, мол, об этом знают все. Складывается впечатление, что с этими знаниями они родились. Отлично предварительно поработали братья Луцкевичи, нашли, подготовили свидетелей-агитаторов, создали «общественное мнение». Хотя ни один из представленных свидетелей не заявил, что видел сам хотя бы один факт расстрела.
А ещё 45 человек, ни много ни мало, слышали о расстрелах в Куропатах. Изучавший уголовное дело член Общественной комиссии А. В. Смолянко в книге «Куропаты: гибель фальшивки» отметил, что в 13 томах следственного дела, с которыми он ознакомился в прокуратуре, подшиты списки, отпечатанные на машинке, с указанием фамилий, года рождения свидетелей. Там же в двух-трёх словах передано содержание их показаний: «не видел, не знаю», «помню разговоры», «знает много, но не скажет», «знаю, но говорить не буду», «помню слабо» и т. п. [3].
Следователи Прокуратуры БССР не хотели слушать и услышать не только М. И. Познякова, но даже членов Правительственной комиссии, если это разрушало версию 3. С. Позняка. Герой Советского Союза, национальный герой Белоруссии и России, один из руководителей Минского партийного подполья в годы войны, наконец, член Правительственной комиссии по расследованию трагедии в Куропатах Мария Борисовна Осипова в письме в газету «Правда-5» с горечью писала: «Совесть и память не дают мне права молчать. Потому что речь идёт о трагедии, постигшей многие тысячи людей, захороненных на северной окраине Минска. Место это широко известно сейчас под названием Куропаты не только в Белоруссии и России, но и во всём мире. Как и вывод следствия, построенный по одной версии: обнаруженное в 1988 году массовое захоронение — жертвы НКВД. Именно это всё время внушают людям «демократические» средства массовой информации и руководители Белорусского народного фронта (БНФ). Они изначально сделали Куропаты орудием, с помощью которого стали расшатывать стабильность общества, наносить удары по тогда еще единому Советскому государству. Но уже тогда многие понимали, что в основе этого дела лежит обычна фальсификация. Даже то, что такого названия местности — Куропаты — ни на топографических картах, ни в обиходе местных жителей, ни в описании событий до 1988 года вообще не существовало, и появилось оно одновременно с возбуждением уголовного дела, не могло не вызвать настороженности. Да и вывод следствию ещё до его начала был подсказан, а точнее — задан руководителями Белорусского народного фронта, набиравшего тогда силу. Именно они бросили в массовое сознание свою эмоционально окрашенную версию: мол, «НКВД расстреливал здесь людей, как куропаток». Это было излюбленным выражением лидера БНФ 3. Позняка. Под вывод, сделанный бэнээфовцами ещё до начала следствия и дружно подхваченный «демократами» и западной прессой, спешно подгонялось всё дело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Судите сами. Комиссия была создана летом 1988 года, а в начале 1989 года уже было опубликовано её сообщение, неизвестно, кем написанное и кем подписанное. В столь же короткий срок в Москве была издана книга «Куропаты: следствие продолжается». Тогдашний прокурор республики Тарнавский, следователи направо и налево раздавали интервью, убеждая общественность в том, что они уже установили. Однако у лжи короткие ноги. 12 из 21 члена Правительственной комиссии по расследованию куропатской трагедии, в работе которой довелось участвовать и мне, на основании неопровержимых фактов не согласились с выводами следствия. Да и как было согласиться, если следователи не захотели увидеть разветвленную сеть фортификационных сооружений, плотно ограждающих захоронения, а окопы, пулемётные гнёзда, траншеи, земляные бараки превратили в могилы. Словом, все явные доказательства того, что массовые расстрелы здесь проводились фашистскими карателями, просто-напросто отмели».
Но это только начало.
По оценке следователей последних лет БССР, в захоронениях в Куропатах — не менее 30 тысяч жертв. Однако, по официальному сообщению КГБ Белоруссии и данным архивов, с 1920-х до 1950-х годов по решениям судебных и внесудебных органов по всей Белоруссии органами НКВД — МВД — МГБ расстреляли 25 064 человека. В раскопанных куропатских захоронениях обнаружено примерно 20 % останков женщин в то время, как за все годы по всей республике органами внутренних дел было расстреляно лишь полсотни женщин.
Мария Борисовна Осипова продолжала: «Ювелирные изделия из платины, золота, драгоценных камней, зубные щётки, кружки, мыльницы, опасные бритвы, ремни, расчёски, причём большинство — иностранного производства, найденные при раскопках могил, не менее убедительно противоречили выводу следствия. Ведь этих вещей при арестах органами НКВД брать не разрешалось. И уж ни в коем случае их не позволяли проносить в камеры или брать с собой в машину перед расстрелом…
Все свои доводы следователи строят на показаниях свидетелей, но только тех свидетелей, которые подтверждают заданную версию. Другие отбрасывают и даже не упоминают. Не заметили они показаний Ероховца, который в 1944 году дал их Чрезвычайной следственной комиссии о том, что в районе Зелёного Луга (то есть Куропат) фашисты уничтожили массу людей.
Я из числа немногих, кто остался в живых, свидетелей тех страшных дней фашистской оккупации. Мне доподлинно известно, что в первые месяцы оккупации 1941-го, в 1942-м и 1943-м годах немцами и их пособниками из белорусских, латышских, литовских и украинских предателей проводились массовые расстрелы советских граждан и граждан многих стран Европы в районе Зелёного Луга, вблизи деревни Цна-Иодково, которую именуют теперь Куропатами.
В то время, когда я руководила подпольной группой в оккупированном Минске, по моему совету двое подпольщиков — Михаил Алексионок и Фёдор Сибиряков — поступили на службу в полицию. На нашу организацию работали двое немцев. От них я получала подробную информацию о планирующихся акциях против населения и партизан. Так вот двое подпольщиков сообщили мне о периодических расстрелах заключенных минской тюрьмы, в которой дважды в неделю проводились «чистки», а также евреев из минского гетто, среди которых были и местные, и так называемые гамбургские. Всех этих людей, по сообщениям моих подпольщиков, вывозили на расстрел в хмызняк (кустарник) за Зелёный Луг. Такие же сведения я получала от Марии Скомароховой, работавшей в минской тюрьме заведующей кладовой. И ещё я сама несколько раз видела, как гнали евреев на расстрел в сторону Зелёного Луга. К сожалению, в начале работы Правительственной комиссии, которую возглавила тогда заместитель председателя Совмина Н. Мазай, мои возражения не обсуждались, их пропускали мимо ушей. Мне казалось, они меня не слышат. На меня смотрели, как на врага… Сам Позняк никакой не археолог, он театраловед и не имеет ни глубоких исторических знаний, ни специальной подготовки для выполнения столь ответственного задания. Как и его малоопытные помощники, которых, кстати, сам Позняк выбирал.
