глядел на меня, явно опасаясь продешевить.
— Тебя Альб с Гваром ищут, — пробормотал он. — А это лишние проблемы, за которые придётся доплатить… По одной серебрушке за телегу, лошадь и за каждую девку!
Гельмут, судя по обалдевшему от собственной наглости лицу, зарядил какую-то астрономическую цену. Видимо, четыре серебряных монеты — это очень некислая для обычного крестьянина сумма.
Торговаться не буду. И не потому, что я слишком щедр — просто хочется насолить Гельмуту. Пусть теперь мерзкий старикан до конца жизни грызёт себя за то, что не потребовал больше.
— Хорошо, — сказал я с дружелюбной улыбкой. — Заплачу с радостью!
— Вот как… С радостью…
Сморщенное лицо Гельмута искривилось словно от боли. Похоже, приступ жадности не заставил себя долго ждать.
— Я подумал, что маловато будет четыре серебрушки-то! — сдавленно произнёс он.
— Маловато? Ну, значит, в следующий раз следует просить больше, — я пожал плечами. — А теперь мне хотелось бы увидеть сестёр и забрать телегу и лошадь.
— Туда…
Гельмут пропустил меня во двор и махнул рукой в сторону хлева. Похоже, лошадь и телега ждали меня именно там.
— А девчата? — спросил я.
— Туда иди, — рявкнул старик. — И девки твои, и лошадь, и повозка — всё там.
— В смысле? — я прошёл по двору и распахнул скрипучие дверцы. — Ты хочешь сказать, что для моих сестёр не нашлось места в доме?
Тори и Эльза лежали в обнимку на куче соломы, положив под головы мешки с вещами. Они только-только проснулись и смотрели на меня ничего не понимающим взглядом.
Я повернулся лицом к старику, кое-как сдержав желание ударить его в нос. Тонкий, крючковатый, он буквально требовал приложить по нему кулаком.
— А чего? — Гельмут, который понял, что у меня поуменьшилось дружелюбия, сбавил обороты. — Про оплату договорённости не было, а даром только в хлеву…
— Думаешь, Хольд оценил бы такое гостеприимство?
— А что Хольд? — старик расплылся в ехидной улыбке. — Где он теперь? Нету его и, возможно, никогда уже не будет…
Похоже, здесь, в деревне, некоторые успели списать отшельника со счетов. Действительно, зачем быть благодарным тому, от кого больше нет пользы.
— Но я-то здесь.
— И что? Я тебя не боюсь! Я не шпана какая-нибудь, а старый и уважаемый человек! Только попробуй поднять на меня руку, и тогда… и тогда…
Не сумев придумать достойную кару, Гельмут грозно свёл брови — видимо, это должно было меня напугать. Впрочем, старикан зря старался. Захоти я навредить ему, и никто из местных даже не понял бы, по чьей вине вдруг скончался такой милый и отзывчивый человечек.
— Вот, — я бросил ему под ноги две серебряные монеты. — Твоя плата.
— Мы договорились на четыре серебрушки!
— Мои сёстры у тебя не останутся. Это плата за телегу и лошадь.
Гельмут быстро поднял деньги, оттряхнул их от пыли и крепко сжал в сухоньком кулачке.
— А за то, что они вчера наели, кто заплатит?
Я бросил на землю несколько медных монеток. Судя по тому, что старикан не попросил больше — этого было вполне достаточно.
На сборы сестричек ушло буквально несколько мгновений. Эльза и Тори радостно вскрикнули, когда узнали, что больше здесь не задержатся, быстро вытащили из волос редкие сухие стебли и подхватили мешки с вещами.
— Куда пойдём? — радостно спросила сонная Тори.
— Увидишь, — улыбнулся я.
Надеюсь, Дарен ещё не ушёл в кузню и согласится принять к себе новых жильцов. Вчера он предлагал обращаться за любой помощью, но кто знал, что она потребуется так быстро.
— Запрягай телегу, — сказал я Гельмуту. — Я скоро за ней приду.
— Обойдёшься.
Сморщенное лицо буквально лучилось удовольствием. Похоже, мерзкий старикан придумал какую-то гадость.
— Тебе заплачено, — напомнил я.
— За повозку и лошадь — да, а за сбрую — нет…
Вот оно что. Без сбруи и то и другое совершенно бесполезно.
— Сколько? — сразу спросил я. Препираться не имело никакого смысла, про упряжь действительно уговора не было.
Гельмут выдержал мхатовскую паузу, а затем радостно выдохнул:
— Один золотой!
Он взирал на меня взглядом победителя, решив, что является хозяином ситуации. Идиотское поведение. Назови Гельмут вменяемую цену — я бы плюнул и заплатил, чтобы не тратить зря время. Но теперь придётся искать упряжь где-нибудь в другом месте.
— Пойдёмте, девчата, — я приоткрыл калитку и выпустил сестёр.
— Стой! А сбруя?
— Оставь себе. Но даже не думай запрягать ею мою лошадь в мою повозку.
— Через три дня уговору конец!
— Разве? — ухмыльнулся я. — Про срок, как и про сбрую, никакого уговора не было. Поэтому лошадь и телега мои, пока я сам их тебе не верну.
— Что-о-о-о? — завопил побледневший как снег Гельмут. — Ну-ка погоди!
Я не стал слушать разъярённые вопли и просто захлопнул калитку перед его носом. Из-за красивого резного забора нам вслед полетели совсем некрасивые крики. Впрочем, мне было плевать.
До дома Дарена мы добрались быстро и без приключений.
— Гнида, — процедил кузнец, когда я коротко рассказал ему о произошедшем. — Ну и гнида этот Гельмут! Вчера, когда я их навещал, сёстры твои в доме были, Феликс, клянусь! Я бы их ни за что в хлеву со скотиной не оставил!
Дарен без вопросов согласился приютить Тори и Эльзу, но поручил размещение девчонок Есении, поскольку сам торопился в кузню. Красавица недавно проснулась, однако уже выглядела так, словно только-только посетила визажиста. Всё-таки молодость — это лучшая косметика, как ни крути.
Никаких денег с меня никто не просил, но я оставил три серебряных и горсть медных монет на столе.
— Зачем так много? — с удивлением спросила Есения. — И откуда у тебя столько?
— Побалуй девчат и себя сладостями, — ответил я на первый вопрос, проигнорировав второй.
— Да здесь всю деревню побаловать хватит!
— Всю не надо, — хмыкнул я и вышел на крыльцо.
Деревня просыпалась. Вразнобой «пели» петухи, стучали ставни, отовсюду слышались сонные голоса.