— Понятно, что бабушке это не нравилось.
— Да. Такие слова, как «идолопоклонство», «ложные идеи», «суеверие», были одними из самых мягких ее комментариев.
— Хелена являлась приверженкой христианской науки, — произнесла Сеси.
— Приверженкой чего? — переспросила Алекс.
— Конечно, нет! — рассердилась Анджела.
— Я не выдумываю. Многие американцы исповедуют так называемую христианскую науку. У нас была одна такая в оксфордском колледже. Аликс, помнишь высокую девушку, которая всегда ходила с косой? Они не отмечают дни рождения и не пользуются услугами врачей — это все, что мне о них известно.
— Мы отмечали дни рождения.
— Твой отец настаивал на том, чтобы их праздновать. Хотя я не помню, чтобы в вашем доме были какие-то празднества.
Аликс пристальнее вгляделась в прошлое и поняла, что их с Эдвином день рождения отмечайся тихо и скромно. Был подарок от каждого из родителей; у Аликс до сих пор сохранился плюшевый медвежонок, преподнесенный ей на четвертый день рождения, странной бледно-зеленой расцветки в отличие от аналогичного, но золотистого, полученного Эдвином. Няня дарила им полезные подарки — например, носовые платки или пижамные комплекты с их именами, вышитыми крестом. Бабушка дарила книги, впрочем, не очень интересные, хотя «Книга для мальчиков о фотографии» стала для Эдвина событием.
Шикарные, сумасшедшие и экстравагантные жесты принадлежали дедушке, который привозил им из Манчестера роскошные игрушки — конструкторы, железную дорогу, коня-качалку… Но их с Эдвином радость по поводу этих предметов, гордость и восхищение сдерживалась мамиными сдержанными откликами на них.
«Генри, время для подарков — Рождество», — сказала она однажды, думая, что близнецы не слышат ее.
— Где ты набралась этих сведений? — отвлек Аликс от воспоминаний вопрос Анджелы к Сеси. — Я, право, не понимаю, как тебе удается учиться. Твоя голова набита всякой всячиной, причем, подозреваю, в большинстве случаев просто чепухой.
— Мне сказал доктор Джонстон.
— Эта старая горгулья[37]? — удивилась Аликс. — Он еще жив?
— Да. Проводит все свое время на рыбалке. Мне рассказывал его сын, он унаследовал у отца врачебную практику, когда тот удалился от дел. Вытолкал старика, я полагаю. Обеспокоен количеством пациентов, играющих в ящик под слабоумной опекой престарелых родителей, если вас интересует мое мнение.
— Сеси, ты не должна говорить подобные вещи. Помимо всего прочего, это непрофессионально.
— Я еще не получила права на профессиональную деятельность, так что могу высказывать о других врачах что хочу. В любом случае это правда. Молодой доктор Джонстон, которому, наверное, лет пятьдесят, рассказывал мне о твоей матери, Аликс. Был ужасный переполох, когда вы с Эдвином заболели корью, а ваша мать не желала звать его. Это сделала бабушка, что породило всевозможные недоразумения, сумятицу, шум и гам.
— А папа соглашался со всеми христианско-научными верованиями?
— Невилл был здоровейшим из людей, — промолвила Анджела. — К врачам ему и близко подходить не требовалось. Медицинское попечение над тобой и Эдвином он предоставил вашей матери.
— Может, Изабел так долго болела в ту зиму, перед тем как погибла в аварии, потому что мама не обращалась с ней к врачу? Вы не знаете, чем она болела, Анджела?
Та покачала головой. Обхватив чашку, она вперилась взором в завитки сливок на кофейной поверхности, словно старалась прозреть прошлое.
— Она заболела через несколько дней после Рождества. Мы с Роджером и детьми уехали в День подарков. Отправлялись погостить к моим родителям, провести у них остаток праздничного сезона. Делия написала мне, что Изабел нездорова, но не уточняла подробностей.
— Внезапный недуг, очевидно, — сказала Аликс. — Это случилось неожиданно. В середине дня поднялась суматоха, нас отослали в детскую, а Изабел заперли в комнате на другом конце дома. Видимо, что-то инфекционное.
— Я подумала сначала о туберкулезе, — призналась Анджела. — Люди могут вести себя довольно нелепо в отношении этой болезни и предпринимают массу усилий, чтобы сохранить ее в тайне. Но Делия сказала, что видела девочку перед их с Хеленой отъездом в Америку, и Изабел показалась ей растолстевшей. Она страдала от избыточного веса. Тебе повезло в этом отношении, Аликс, ты никогда не была толстой.
— В отличие от меня, — вздохнула Сеси. — Господи, я была настоящий колобок, верно? А потом, благодарение Богу, за одно лето значительная часть жира бесследно улетучилась. А если предположить нечто вроде аппендицита?
— Будь операция, кто-нибудь бы знал. Несмотря на убеждения Хелены, уж по такому случаю Невилл с Каролин немедленно затолкали бы Изабел в больницу, а не то она погибла бы.
— Так или иначе, именно этим все и закончилось, — произнесла Аликс. — Не заболей моя сестра, они с мамой не уехали бы в Америку и обе были бы сейчас живы.
— Абсолютно бессмысленно рассуждать в таком ключе! — осадила ее Анджела. — Что случилось — то случилось, и нет смысла рефлексировать об упущенных возможностях.
Несколько минут они сидели молча. Аликс крошила между пальцами кекс, стараясь свыкнуться с мыслью о религиозно настроенной матери. Никто никогда не говорил ей об этом. Интересно, а Эдвин знал? Тетя Труди должна знать, почему она никогда не упоминала об этом?
— Мать Аликс была очень набожна? — спросила Сеси.
— В ней было сильно нравственное чувство, четкое представление о том, что правильно и неправильно. В частности, в отношении принципов сексуальной морали. Это одна из ее подкупающих особенностей в сравнении с Каролин — ведь ты знаешь, Аликс, как та пуритански нетерпима в вопросах секса. Это ее стремление уберечь своих дочерей, а затем и вас с Утратой от хищников мужчин. В своих конечных устремлениях они с Хеленой совпадали, но расходились в основах. Хелена придерживалась мнения, будто в том, что она называла «моральным падением», всегда следует винить мужчину; Каролин же уверяла, что хищниками являются именно женщины — они завлекают и сбивают мужчин с пути истинного, и потому женщин надо ограждать от их порочных наклонностей.
Сеси рассмеялась, отчего разлетелось несколько крошек.
— Как удобно для мужчин! Обращаю ваше внимание, в обоих случаях оборачивается все тем же: чтобы не попасть в беду, женщины должны быть чопорными и ханжески стыдливыми, а мужчины могут вести себя как заблагорассудится. Интересно, каким образом леди Ричардсон увязывала свои представления с похождениями сына Джека? Разве он не был чудовищно необузданным?
Лицо Анджелы приняло неподвижно-каменное выражение.
— Даже сейчас я не желаю думать о Джеке. Он был дикарем, грубым и жестоким. Для многих, кто с ним столкнулся, он был чем-то вроде болезни, после которой хоть и поправляешься, но уже никогда не становишься прежним. Взгляните хотя бы на Джейн.
— На тетю Джейн? — воскликнула Аликс. — А какое отношение имела к Джеку тетя Джейн?
— Никакого, — сказала Анджела. — Зачем я упомянула… Это старая история, Джейн замужем за Солом…
— Давай, мам, выкладывай! — велела Сеси.
— Нет, не буду. Мы разговариваем о Хелене, а не о Джейн, чья жизнь — ее личное дело, а не ваше. Прости, что не смогла быть тебе особенно полезной, Аликс, но теперь ты видишь, почему мы с твоей мамой не находили общего языка. Мы никогда не спорили, никому вообще не приходило в голову спорить с Хеленой, однако расходились по многим вопросам. Я дружила с Делией, которая уже… Ну этот-то брак никогда нельзя было назвать счастливым, и кто может винить Делию за то, что она так поступила? Хелена же ни для кого не делала скидок. Брак в ее понимании — на всю жизнь, ты сам выбираешь себе супруга и должен делить с ним жизнь до конца, в горе и радости. Развод — вещь немыслимая, неверность непростительна, жена, которая совершила адюльтер, перешла все границы.
Голова у Аликс шла кругом. Что бы она ни воображала в отношении матери, оно было далеко от того, что она узнала. Вероятно, Эдвин знает правду? Аликс чувствовала себя так, будто ступила на безопасную тропу, но лишь затем, чтобы увидеть, как земля уходит из-под ног.
— Ты, очевидно, полагаешь, что выросла в строгости, потому что бабушка дышала тебе в затылок, Аликс. Но могу заверить: тебе пришлось бы не легче, будь жива твоя мать.
Интересно, насколько осведомлена Анджела о ее лондонской жизни? Сеси о ней насплетничала?
— Не смотри на меня так, — сказала Сеси. — Я почти с тобой не встречалась и не рассказывала маме о тебе ни слова.
— Слухи имеют свойство распространяться, — заметила Анджела. — Но, надеюсь, не до ушей твоей бабушки.
Аликс пожала плечами.
— Моя жизнь — мое дело. Я совершеннолетняя, финансово независимая, она больше не имеет надо мной власти.
