— Тогда входите. Вытирайте ноги, я не хочу, чтобы мне разносили грязь по чистым полам.
— Это жуткий дом изнутри, — тяжело дыша, рассказывала подруге Урсула, когда они летели по льду озера обратно. Она испытывала облегчение от того, что ее миссия выполнена. — Грязный и вонючий.
— Собаки?
— Что ты, это было бы славно! Дезинфектант, дешевый полироль и капуста. Миссис Маккехни повела меня в заднюю часть дома и проводила в большую неопрятную комнату. Там камин, хорошо растопленный, и это немного скрашивало картину.
— Наверное, жильцы сами добыли себе угля, ты же знаешь, какая она скупая.
— Мне кажется, она их боится. Не думаю, что она впустила бы меня в дом, но когда я сказала, что человек, которому адресована записка, рассердится, если я не доставлю ее в собственные руки, не стала спорить.
— Что он за человек?
— Брр! У меня от него мороз по коже. Огромный шрам через всю щеку, и вообще он довольно старый. Высокий, и волосы острижены очень коротко. У него такое лицо, неподвижное… ничего не выражающее. Смотрел он на меня, точно на паука, который пробежал по полу. Я протянула письмо, а он взял, даже не поблагодарив. Потом спросил меня, кто я такая, а я ответила, мол, не думаю, что ему нужно это знать. Тогда он начал читать письмо, и я собралась уходить, как вдруг он поднял голову и произнес: «Значит, ты Урсула, Питерова младшая? Ну-ну…» Прозвучало так зловеще, что я все похолодела.
— Ты просто замерзла, потому что была на льду.
— Нет, у меня дрожь пошла по спине. Очевидно, Розалинд рассказала ему о нашей семье.
— Если он такой старый, держу пари, что он еще более неподходящий знакомый для Розалинд, чем ты думала. На нем была черная рубашка?
Урсула замедлила ход и выставила вперед руку, останавливая Утрату.
— Как ты узнала?
Утрата выписала на льду замысловатую восьмерку и вернулась к Урсуле.
— Так все говорят про этих двоих. Чернорубашечники. Фашисты. Мослеиты.
— Интересно, она познакомилась с ним в Мюнхене?
— Но ведь он не немец?
— Не похоже. Он говорил совершенно нормально, как мы с тобой.
— Я подозреваю, что все эти чернорубашечники любят посещать фашистские страны вроде Германии и Италии, так что она вполне могла там его встретить.
— В любом случае она знала его до приезда в «Гриндли-Холл». У нее не было возможности познакомиться здесь с кем-нибудь посторонним, ведь папа с Евой воркуют над ней целыми днями.
— Похоже, записка для того, чтобы назначить тайную встречу. Ты не спускай с нее глаз, посмотри, не удастся ли застукать, как она тайком станет выскальзывать из дома. Тогда ты сумеешь сначала проникнуть в комнату и забрать похищенное письмо, а потом раззвонить о ее планах.
— Более вероятно, что она выскользнет из дома с моим письмом в кармане. И даже если бы они мне поверили — чего все равно не случится, — не имеет значения, какие скандальные вещи она затевает. Если даже они на нее рассердятся, мне влетит в два раза больше — ты же знаешь, как папа относится к маме. А няню вышвырнут на улицу.
— Не думай об этом, — посоветовала Утрата. — Тебе разрешили бы прийти к нам в «Уинкрэг» в сочельник? А потом погостить немного? Тетя Труди велела мне пригласить тебя.
— А что скажет леди Ричардсон?
— Тетя Труди обещала, что все уладит.
У тети Труди должно получиться, думала Утрата, она всегда держит слово. И было бы мило провести праздники с Урсулой. Эдвин целыми днями пропадает в Лоуфелле со своим так называемым другом, а Аликс почти всегда угрюмая и неразговорчивая. В этих условиях Утрате не казалось, что компания брата и сестры существенно скрасит ее одинокую здешнюю жизнь. А невозможность вывести погулять Полли еще больше усугубляла дело.
— Я спрошу. Хотя не особенно на это рассчитывай: весь дом стоит на ушах, поскольку Великая Тетка Дафна сейчас всех поставила по стойке «смирно».
— Она хочет, чтобы ты была с ней?
— Не думаю. Никогда не видела тетку с таким слабым родственным чувством. Она оглядела меня с ног до головы и сказала: «О Боже!» А потом: «Она еще молода, успеет выровняться».
— Как бестактно с ее стороны! Зачем она приехала?
— Не знаю. Пошли. Спорим, я обгоню тебя наперегонки вокруг острова?
Глава тридцать вторая
Дафне втемяшилось в голову обследовать помещения и службы «Гриндли-Холла», внутри и снаружи. Она попросила Хэла сопровождать ее, заявив, что хочет услышать все о его жизни в Нью-Йорке. Его это встревожило, поскольку Ева встала из-за утреннего стола с явным намерением тоже пойти с ними.
— Что вы хотите осмотреть, тетя Дафна? — спросила она.
— Благодарю вас, Ева, просто Дафна — вполне достаточно. Или миссис Вульф, если вам так больше нравится. Всякие «тети» хороши, когда ваши племянники и племянницы еще в детской, но звучит нелепо, когда они выросли. К тому же я не прихожусь вам тетей. Хэл, ты иди первым, я собиралась наведаться в кухонные помещения, и если свалюсь с той головокружительной лестницы в задней части дома, то по крайней мере упаду на тебя.
— Кухонные помещения? — переспросила Ева. «Ублажай ее, будь с ней мила, приручай ее», — наставлял ее Питер. В щекотливом деле с акциями ему требовалась поддержка жены, Ева понимала, поэтому, сложив рот в любезную улыбку, сказала Дафне, что в кухни ведет та дверь в холле, что слева.
— Вам нет нужды устраивать экскурсию, — осадила ее Дафна. — Я выросла тут и знаю его лучше, чем вы. Сколько времени вы провели в нем? Год? Впрочем, ладно, идемте. — Они стали спускаться по короткому лестничному пролету, ведущему в цокольный этаж, в кухонное царство. — Я всегда говорила Делии, чтобы она велела застелить ступеньки ковром. Чем-нибудь практичным и незамысловатым. В мое время горничные постоянно спотыкались, ломали руки-ноги и били фарфор.
Хэл заметил, что у Дафны имелись точные воспоминания о том, как обстояли дела в «Гриндли-Холле» в ее время. Он произвел в уме беглые вычисления: ее время должно было приходиться на восьмидесятые — девяностые.
— Конечно, по нашим нынешним потребностям, у нас здесь, внизу, избыток комнат и служб, — произнесла Ева, неблагоразумно добавив, что планирует наглухо заделать кладовую, буфетную, винный погреб и обувную комнату как излишние в современных условиях.
— А где же чистильщик станет чистить обувь?
— Мы больше не держим чистильщика. Обувь чистят горничные.
— Да, я заметила у одной черные отметины на руках. Отказываться от слуг — ложная экономия. Это создает слишком много работы для оставшихся, и тогда они обижаются и уходят.
— Большая часть нашей прислуги так благодарна за то, что имеет работу, что и не помышляет об уходе, — промолвила Ева.
— Судя по тем немногим, с кем я говорила, они не уходят лишь потому, что недостаточно хорошо говорят по-английски, чтобы искать другое место, — возразила Дафна. — Боннэ сообщила мне, что дом полон иностранцев. Она их недолюбливает.
— Я думал, Боннэ француженка, — заметил Хэл.
— Так оно и есть. Француз не иностранец, тебе следовало бы знать, Хэл. О Боже! Ева, что вы сделали с кухней? Где старая плита?
Ева испуганно посмотрела на Хэла, тот пожалел ее.
— Не надо винить Еву, плиту много лет назад убрала Делия и установила современную.
— Я не умею обращаться с новомодными плитами, — заявила Дафна.
Хэл подумал о современной, облегчающей труд плите в теткиной парижской квартире, но промолчал.
— И конечно, холодильник. В мое время у нас был погреб со льдом — льда столько, сколько понадобится, круглый год.
— Питер переделал старый ледник в беседку, — произнес Хэл.
— Ничего умного я от него и не ожидала. Что пользы от беседки, поставленной в месте, которому изначально предназначалось находиться в тени большую часть года?
— Туда попадает закатное солнце, — сказала Ева. — Там приятно бывать летними вечерами.
— Ничего подобного, если только здешний климат в корне не изменился. Разумеется, на юге Франции можно сидеть на открытом воздухе сколько пожелаешь. Погода — еще одна вещь, которая французам удается гораздо лучше, чем англичанам. Это ваш повар?
Маленький, чудаковатого вида человек в поварском колпаке смотрел на Дафну с подозрением.
— Он не англичанин, это очевидно. — Она обратилась к нему по французски, и тот вздрогнул, а потом ответил с сильным акцентом. — Русский. Я так и думала.
— Он учился в Париже, — сообщила Ева.
— Учился на кого? — задала вопрос Дафна, открывая дверь в помещение для мытья посуды. Она втянула носом воздух, поморщилась и объявила, что дренажная система до сих пор не отремонтирована, а водосток в моечной сопротивляется всем усилиям устранить в нем неполадки.
— Она ведь не была ответственной за хозяйство в доме, всего лишь хозяйской дочерью! Почему же мы слышим о водостоках и кухонных лестницах? — сердито прошипела Ева Хэлу.
