Для всего остального также существовали свои ориентиры: спать ложились после того, как пройдет поезд, утром мимо дома проезжал на велосипеде почтальон — значит, уже восемь, ну и так далее. Ислам спустился во двор, подошел к умывальнику, прикрепленному к стене дома, побренчал алюминиевым соском, умылся, почистил зубы. Завтрак не отнял много времени, через полчаса Ислам в джинсах, цветастом батнике, сандалиях на босу ногу вышел со двора и направился к школе, ходу до нее было не более десяти минут. Он поднялся на шоссе, взошел на мост. Здесь были хорошо видны вершины гор в синеватой дымке. Внизу текла обмелевшая, разделившаяся на две протоки река, берущая начало где-то далеко в горах. В иссякшем русле бродили одинокие коровы, щипавшие зелень, покрывшую влажную почву. Прямо под мостом важно шествовала стая гусей.
В школу Ислам входить не стал, прошел мимо, заглядывая во двор, где кучковались школьники. Наблюдательный пост он занял у входа в парк «Дружба», в тени акации сразу за комендатурой, напротив старинного дворца бывшего правителя Ленкорани, в котором сейчас размещался исполком. Лана появилась примерно через час, за ней тащились двое малолеток из азербайджанского сектора, вслух обсуждая ее прелести. Выждав, когда Лана пройдет мимо, Ислам отогнал школяров и двинулся за девушкой. Парк пересекала аллея, вдоль которой на скамейке сидели старики и играли в нарды. Поравнявшись с девушкой, Ислам сказал:
— Привет, как успехи?
Девушка удивленно взглянула на него, но в следующий момент, узнав, улыбнулась.
— А, это ты… Что так поздно? Обещал прийти поболеть.
— Ну я же не мог в класс зайти, я давно уже здесь стою, болею.
— По твоему цветущему виду не скажешь, что ты очень болел за меня, переживал.
— У меня замедленная реакция, — объяснил Ислам, — вот увидишь, через час свалюсь с ног.
— То есть с тебя сейчас нельзя глаз спускать.
— Ты в самую точку попала, не спускай с меня глаз, пожалуйста.
— Вот еще, делать мне больше нечего.
— А сколько мы получили? — спросил Ислам.
Лана показала четыре пальца.
— Потрясающе, — воскликнул Ислам, — я теперь буду к тебе только на «вы» обращаться, то есть к вам.
— Это еще почему?
— Человек, сдавший экзамен по математике на четыре, заслуживает уважения, — пояснил Ислам.
— Да я списала, — простодушно сказала девушка.
— Чистосердечное признание заслуживает еще большего уважения, — заявил Ислам, — пожалуй, я сзади буду идти.
— Да ладно тебе, — засмеялась девушка, — иди рядом, все польза какая-то.
— Вот как, — удивился Ислам, — это какая же?
— Не пристают.
— А-а, действительно положительный момент налицо. Но зато, как смотрят, — заметил Ислам.
— Да уж, — согласилась девушка, — смотрят. Так смотрят — прямо дырку прожигают.
На улице в самом деле не было ни одного человека, который не проводил бы их взглядом. В провинциальном городе развлечений мало. Они прошли улицу, ведущую к центру города, к перекрестку, к которому выходил своими витринами универмаг. Здесь бездельников было еще больше, вернее, здесь были одни бездельники, не считая, конечно, таксистов, которые бездельничали вынужденно.
— Ты торопишься? — спросил Ислам. — Погуляем, может быть?
— Не, не могу, умираю от голода, извини.
— Да нет, ничего, причина серьезная, я понимаю.
Она что-то уловила в голосе Ислама, посмотрела подозрительно.
— Издеваешься?
— Что ты, кто над тобой будет издеваться, двух дней не проживет, — пообещал Ислам.
— Поживем — увидим, — заявила Лана.
— Хочешь газировки? — предложил Ислам.
— Нет.
— А мороженого?
— Нет.
— Почему?
— Аппетит не хочу перебивать. Дальше не ходи. Здесь расстанемся.
— До дома далеко же еще.
— Там на углу, в киоске, наш сосед работает, увидит — матери скажет.
— Вечером встретимся? — спросил Ислам.
— Не могу, вечером отец с братом уезжают, мы с мамой провожать пойдем.
— Какой вагон? — деловито спросил Ислам.
— Зачем тебе? — насторожилась Лана.
— Я тоже приду, может, вещи, там, помочь поднести.
— Вот еще, не вздумай, — испугалась девушка, — я вообще с тобой разговаривать перестану.
— Хорошо, не буду, — пообещал Ислам, — вещи подносить, я только издали посмотрю на тебя.
— Ну, издали можно, — согласилась Лана.
— А завтра что ты делаешь?
— Завтра с утра на море пойду.
— С мамой.
— Нет, маме некогда, она поедет в Алексеевку к бабушке, я пойду с соседями.
— Ну, значит, завтра на море и увидимся.
— Ладно, пока.
— Пока.
Ислам повернулся и, насвистывая под нос мелодию из кинофильма «Бобби», пошел обратно. Несколько раз обернулся вслед девушке. На углу выпил газировки, купил кулечек жареных семечек, высыпал их в карман, а кулечек скомкал и бросил в канаву. Канализация в Ленкорани была открытого типа (впрочем, за прошедшие с тех пор тридцать лет там ничего не изменилось, там вообще время течет медленней). Шел, глядя себе под ноги, улыбаясь собственным мыслям. У входа в парк остановился, вспомнив, что не спросил у девушки, где именно на море она будет купаться, но бежать за ней было поздно. Ислам чертыхнулся, что, учитывая символичность имени, было ему совсем не к лицу, и вступил в парк.
Тенистая аллея делила его на две части: с одной — тир, бильярд, качели, карусели, летний кинотеатр, а с другой — шахматный клуб, закусочная с прилепившейся к ней чайханой, известной на всю страну: как-то заезжий фотокорреспондент сфотографировал заведующего, старика чайханщика по имени Мамади и опубликовал колоритный снимок в популярном журнале «Огонёк». Чайханщик позировал на фоне огромного самовара, держа в одной руке большой фарфоровый заварочный чайник, треснутый, затянутый в проволочный корсет, а в другой — целых шесть стаканчиков армуди в блюдцах, поставленных друг на друга. Собственно парк «Дружба» был не простым парком, а дендрарием бека, бывшего правителя Ленкорани, деревья, растущие в нем, имели почтенный возраст и мудреные названия.
Давным-давно, когда Ислам еще учился в начальных классах, во время грозы от сгнившего ствола отвалилась крупная ветвь и своим острием угодила точно в голову старика, который в этот момент шел по парку, держа над головой большой черный зонт. Они на перемене бегали смотреть на оставшуюся лужу крови и порванный зонт. С тех пор всякий, кто ступал ногой на аллею, вначале опасливо задирал голову, но все равно шел, рискуя собственной жизнью. Общественность какое-то время требовала, чтобы трухлявые деревья спилили, но власти ответили, что реликтовые деревья представляют научный интерес и повесили на них таблички, после этого общественность быстро угомонилась, многие стали гордиться парком и забывать о дамокловых мечах.
Этому способствовали старики, которые, то ли в силу возраста, то ли под влиянием игр, с успехом преодолевающих вечность, были безмятежны перед лицом нависшей, в буквальном смысле, опасности, — они облюбовали скамейки на аллеях для игры в нарды и шахматы. Дошагав до середины парка, Ислам непроизвольно повернул налево в чайхану. Сделал он это, повторяем, непроизвольно, но последствия оказались самыми непредсказуемыми. Ибо, как гласит древняя арабская пословица, ничтожные причины могут иметь великие следствия, или, как сказал писатель, — некая сила всегда бывает настороже, чтобы облегчить путь, ведущий нас к погибели. Сам дивясь тому, что он повернул к чайхане, Ислам подумал, что просто посмотрит: может, кто из знакомых там сидит.
Зимой чайхана едва вмещала в себя десяток человек, зато летом столы выносились на открытую площадку, обнесенную живой изгородью из лавровых, низкорослых в силу безжалостной стрижки, деревьев. В узком проходе между дощатой, выкрашенной в голубой цвет стеной чайханы и кустарником Ислам столкнулся с группой десятиклассников. Он не успел сосчитать, сколько их было (пять или семь), поскольку один из них, смутно знакомый, поравнявшись с Исламом, вдруг с ненавистью впился в него глазами.
— Что уставился? — недовольно спросил Ислам, припоминая, что это тот самый парень из военного городка, которому Гара залепил мячиком в лоб…
В ответ парень схватил его за ворот. Ислам попытался оттолкнуть его и в следующий миг оказался под градом ударов, посыпавшихся со всех сторон. В результате этой мгновенной потасовки Ислам, получив удар в голову, полетел на землю, а нападавшие оказались на нем. Он барахтался как мог под грудой тел, отбивался. В следующий миг положение изменилось, и количество людей над нашим героем поредело. Дюжий подавальщик, выскочив из чайханы, расшвырял нападающих и помог Исламу подняться. Не ожидая какой-либо реакции со стороны жертвы, парни пошли своей дорогой. Ислам оглянулся в поисках знакомых лиц, но тщетно. Все еще стоявший рядом с ним подавальщик, словно прочитав что-то в его глазах, сказал:
