— Я так и понял, что здесь тебя обнаружу, — довольно сказал он.
— Да ты вообще парень смекалистый, — похвалил его Ислам, — умен не по годам.
— Ага, домой к тебе сначала пошел, мать говорит, нету, ушел. Ну, я сразу понял, в Танковый полк, а потом сюда.
— Подожди-ка, — запоздало удивился Ислам, — а почему ты решил, что я здесь?
— Земля слухом полнится, — былинно ответил Виталик, — Ленкорань город маленький. Я Корнева встретил, ты, кажется, с ним тоже знаком, он на Форштате живет, рядом с чувихой, которую я сейчас клею. Ты сегодня избил какого-то парня с Танкового полка.
— Я избил! — возмутился Ислам, — их пять человек было, а я один, потом вот Гара появился, к финалу. Ну и че дальше?
— Корнев предлагает тебе встретиться, — сказал Виталик.
— Подожди-ка, ты что, порученец, что ли?
— Да ты че, я послал его, но сказать я тебе должен.
— Что говорит? — спросил Гара, с трудом понимавший быструю речь.
— Тот парень, с Эйтибаром, со мной встретиться хочет.
— Пойдем, — немедленно откликнулся Гара.
— Пойдем, — сказал Ислам и, обращаясь к Виталику, спросил: — Где сейчас Корнев, не знаешь?
Не все так просто, — переходя на азербайджанский язык, ответил Виталик. — Я бы и сам ему по шее дал, ты же знаешь, я за тебя кого хочешь зарежу. Он дружит с одним азербайджанцем, с Таиром-тюремщиком,[25] ему лет двадцать пять, здоровый такой парень, сидел два года, так вот, он за ним стоит. Нам тоже надо какого-нибудь авторитета найти.
— Не надо, — сказал Ислам, — завтра я занят, а в понедельник я готов с ним встретиться. Передай ему.
— Надо собрать ребят, — настаивал Виталик, — все равно Таир не один придет, с друзьями — тебе ничего не скажут, если ты кого-нибудь приведешь.
— Не надо, — повторил Ислам.
— Он правильно говорит, — вмешался Гара, — Корнев приводит Таира-тюремщика для разговора, а ты что, рыжий, что ли.
— Я не рыжий, — сказал Ислам, — я черный.
— Ошибаешься, — заявил Гара, — черный это я.
— Каждый из нас два человека с собой возьмет, уже будет, о чем поговорить, — добавил Виталик.
— Ладно, — неопределенно сказал Ислам, — где и когда?
— Он предлагает тебе назначить любое время и место.
— Он ведет себя вызывающе, — заметил Ислам.
— Так я же говорю, Таир ему поддержку обещал.
— Скажи, что в понедельник, послезавтра, вон там, — Ислам протянул руку в сторону привокзального Парка культуры и отдыха, в который почему-то никто не ходил несмотря на то, что здесь был клуб «Досуг» с чеканным изображением шахмат на фронтоне и навсегда остановившееся колесо обозрения. — Я до шести работаю, на восемь назначай время.
Наступило молчание. Несмотря на высказанную браваду и хладнокровие, произошедший разговор как-то озаботил всех, как бывает, когда вдруг сталкиваешься с непредвиденными трудностями, грозящими нарушить привычное течение времени. Все трое сидели, погрузившись в собственные мысли, пока наконец Гара молодецким гиканьем не прервал их тягостные раздумья.
— Пойдем в бильярдную, что носы повесили, сыграем на «Мальборо», а то у меня курить кончилось, — сказал он.
— Ну да, большое удовольствие, — заметил Ислам, — на этих кривых столах шары катаются сами по себе, поэтому ты и выиграл в прошлый раз.
— Два новых стола поставили, — сказал Гара, — Шами расщедрился.
— Ну, пойдем, — согласился Ислам, — раз тебе червонец ляжку жгет.
Он бросил полтинник в блюдце. Все встали. Виталик замялся.
— У меня свидание через час, на Форштате, заодно и Корнева увижу, он там живет.
Ислам пожал протянутую руку.
— Как успехи? — спросил он, — далеко продвинулся?
— Надеюсь, сегодня крепость падет, — высокопарно ответил Виталик.
— Ну-ну, — напутственно произнес Ислам.
Виталик протянул руку Гара, тот хлопнул по ней.
— Нам же по дороге, до универмага, — сказал Ислам, — там на автобус сядешь.
— Денег нет, — признался Виталик, — я из Баку тридцать рублей привез, каникулярные отдал матери на хранение, она их за два дня пропила.
Ислам полез в карман и достал три рубля.
— Возьми трешник, — сказал он, — отдашь, когда будут.
Виталик не чинясь взял купюру.
— Спасибо, но я все равно пешком отсюда пойду, берегом моря прямо на Форштат выйду. Пока.
Он повернулся и своей прыгающей походкой двинулся по перрону. Ислам, глядя ему вслед, вдруг почувствовал, как его хватает за горло и душит беспричинная жалость к этому парню, он даже едва не прослезился, хотя, учитывая его собственные перспективы, жалеть ему впору было самого себя.
— Что он приклеился к тебе? — спросил Гара ревниво.
— Он мой друг, — ответил Ислам. — Но не лучше тебя.
В бильярдной по причине лета все столы, кроме главного, на котором играли в карамболь, были вынесены на открытый воздух. Между смоковницами на натянутых проводах висели железные лампы, освещавшие зеленое сукно, под лампами вился сизый сигаретный дым. Из летнего кинотеатра доносилась песня Раши Капура, там тоже шел индийский фильм «Бобби». Один из столов действительно был новым, за ним как раз заканчивали партию.
— За вами кто-нибудь есть? — спросил Гара.
Никого не оказалось. Друзья стали ожидать своей очереди. Последние два шара игроки гоняли минут двадцать. Наконец партия закончилась, Гара стал доставать с полки шары и бросать их на стол. Ислам укладывал их в треугольник. Подошел Шами, бессменный заведующий бильярдной, записал время начала игры прямо на сукне. Час игры стоил один рубль. Гара взял полосатый шар и спрятал за спиной. Ислам глазами показал на левую и угадал. Разбивать пирамиду можно двумя способами: сыграть «свояка» от крайнего шара в основании в правый или левый угол или бить в лоб в надежде на случайное попадание («дурака») и тогда положить вслед несколько шаров в лузы. Первый способ был труден и предполагал долгую возню, второй легок, но рискован, в случае непопадания противник уже получал шанс заколотить несколько шаров. Однако Ислам предпочитал рискованную, но более энергичную игру. Играли в русскую пирамиду. Ислам произвел сильный и точный удар в макушку треугольника и загнал дуплетом два шара, один в правый угол, второй в левую середину. Следующим ударом положил шар в левый угол. Открывший от удивления рот Гара справился с собой и пренебрежительно сказал:
— Везет же тебе на «дураков», народ подумает, что ты вправду игрок.
Словно в подтверждении его слов, в третий раз Ислам промазал и отдал кий.
— Сейчас дядя покажет тебе, как надо играть, — говоря это, Гара густо натер наклейку и основание большого пальца левой руки.
— Ты еще подмышки натри, — посоветовал Ислам. Гара хмыкнул и с кием наперевес обошел стол, изучая диспозицию. Наконец узрев подходящую комбинацию, произнес:
— Средний, — и закрутил «свояка» в центральную лузу. Гара заказывал шары и лузы перед ударом, что являлось особым шиком — при таком подходе «дурак» был заметен сразу.
— Правый угол, — заявил Гара и, применив клапштос, точно всадил шар в угол. Затем он произвел накат и, совершенно обнаглев, послал «биток» вслед за чужим шаром через все поле, промахнулся и привел в движение несколько шаров.
— На, пацан, потренируйся, пока я покурю.
С этими словами он отдал кий. Ислам в теории был посильнее, но уступал Гара в практике, поэтому можно было сказать, что их шансы равны.
— Такие комбинации были, — с сожалением сказал Ислам, — а ты все разогнал, прямо как собака на сене.
— Сам собака, — беззлобно огрызнулся Гара.
Прищуря один глаз, Ислам сыграл оборотный дуплет и вновь промазал. Отдал кий и закурил сигарету. Гара, напротив, сигарету изо рта вынул, аккуратно положил на бортик и, сказав: «Ко мне средний», загнал шар в центральную лузу, довольно оскалившись при этом. Далее игра пошла уже не столь результативно, игроки часто мазали и кое-как довели дело до конца. Выиграл Гара, положив в лузу шар красивым карамбольным ударом. Ислам, отряхивая перепачканные мелом руки, как проигравший пошел платить.
На вокзал Ислам нарочно решил не идти — пусть девушка озадачится, авось забеспокоится, будет думать о нем. Простился у стадиона с приятелем и отправился домой.
Двор был залит лунным светом. Мать сидела на скамейке в ночной тени дамирагача и смотрела на серебряный диск, мелькавший среди разрывов туч. На глазах ее блестела влага. Ислам поздоровался, присел рядом и тоже воззрился на луну. Через несколько минут он спросил:
— Что мам, самоедством занимаешься?
— Да, — подтвердила мать, — мне больше ничего не осталось, кроме этого.
— И какая сегодня тема? — поинтересовался Ислам?
— Прожитая жизнь.
— Какие соображения?
— Я шла у нее на поводу все это время, а надо было наоборот, я распорядилась ею довольно бездарно, — она вздохнула, помолчала немного и продолжила: — Если мое предназначение было только в этом, зачем Аллаху было угодно дать мне чувства, память для того, чтобы я предавалась сейчас печали о своей нелегкой судьбе.
