Гирхзелла, вернее в его огромной зубастой морде. Такой союзник, что в грядущем противостоянии мои мощные магические шаблоны могут стать лишними. Ведь еще час назад я и подумать о подобном не мог. Да, у Гирхзелла, как и всех, выросших в неволе драконов, нет огненного дыхания, но это не отменяет их силы и незначительной неуязвимости от стрел, копий и мечей. Пока я лишь фантазировал, не будучи уверенными, что беглый дракон согласиться на прогулку в Темные Земли и там выступить на нашей стороне. Но ведь должен был! Разве он не пекся о судьбе эльфийки? И если он согласится, то у нас нет проблем с нехваткой времени: в Темные Земли дракон легко долетит за день. Тогда даже поддержка бойцов из ордена «Щиты Лорриса», становится лишней: зачем им зря платить большие деньги и мучить спину Гирхзелла весом вооруженных людей. В общем, мои фантазии разыгрались. Переходя реку по мосту, я даже представил такую картину: мы с Ольвией спускаемся на драконе прямиком перед Малгаром к его недоумению и ужасу его банды. И я этак небрежно говорю, указывая пальцем: «Госпожу Ионэль немедленно освободить! И на колени, мерзавцы! Все на колени! Кайтесь!».
Однако, это лишь фантазии. Уж кто, как не Астерий знает, что наши мечты редко превращаются в действительность. Да, действительность может оказаться приятнее самых смелых фантазий — у меня такое бывает, но такое случается редко.
Я направился по дороге мимо виноградников. За спиной скрипела и хлюпала водяная мельница. Впереди слева виднелось то самое пастбище, больше, зеленое с участками разноцветных цветов. По нему гуляли стада коров, чуть ближе к лесу виднелось большое стадо овец. Вот только Гирхзелла не было. Ни в небе, ни на земле.
Глава 17
Философия дракона
Дракон появился, лишь когда я добрался до пастбища и устроился под молодым каштаном. Солнце припекало, и хотелось укрыться от жарких лучей, поэтому я выбрал это место, при всем том, что оно оказалось неудобным.
Когда Гирхзелл начал снижаться, и его огромная тень закрыла заметную часть пастбища, стадо коров, что паслись поблизости, тут же почувствовало неладное. С мычанием, испуганным ревом, животные заметались, потом бросились к дороге на ферму. Видимо древний страх перед драконами был в них жив. Туда же побежало оба пастуха, не совсем понимая происходящее: ведь прирученные драконы никогда не опускаются в иных местах, кроме как возле полетных башен.
Ближе к земле огромные крылья Гирхзелла подняли настоящую бурю: в стороны полетела сухая листва, мелкий мусор. И я поспешил в сторону, опасаясь, что этот гигант не рассчитает место посадки и раздавит меня как мышонка. Земля содрогнулась от касания его могучих лап. Лишь когда дракон сложил крылья, я подошел к нему и мысленно произнес:
«А ты, Гирхзелл, рисковый парень! У меня даже мыслей не было, что после стольких лет службы Хермону ты решишься бросить это скучное дело. Сколько ты на него работал, если не секрет?» — мне так и хотелось сказать: «Сколько ты был у него в рабстве?», но я не пустил эту мысль вовне, чтобы не обидеть его.
«При чем здесь Хармон? Ему еще нет пятидесяти, а я прожил две сотни, служа его уважаемой семье. Хотя, если быть точным, яйцо со мной изначально принадлежало герцогу Стейрандскому — Иверу. Много лет прошло, но что такое время, если речь о долге?» — его огромный темно-янтарный глаз не мигая уставился на меня. — «Ты многое не понимаешь, Астерий. Я появился на свет при далеком прапрадеде Хермона. Он поил меня козьим молоком, смешанным с яичными желтками и розовой солью — это очень вкусно. Я никогда не забуду тот вкус, от которого в душу проникает тепло и небесная радость; не забуду те добрые человеческие руки, в которых я увидел этот свет и начал познавать мир. То, что я сделал сегодня, в этом нет никакой отваги. С моей стороны это похоже на большую неблагодарность. Но что поделаешь — этот порыв был во мне последние дни. Будто Небо нашептывало, сделать именно так. И ты… Ты, именно ты, Астерий, со своими мыслями об Ионе заставил меня разорвать цепи и улететь. Заметь, улететь из моей родной семьи и моего дома».
«То есть я во все виноват?» — я рассмеялся. — «Точно так же считают те охранники башни, с которыми я повздорил. Астерий крайний — он причина всех бед! Теперь пойдет молва, будто маг Райсмар Ирринд увел дракона. Ладно, мой друг, сейчас меня не заботит какая-то молва и что обо мне будут думать в Вестейме. Гораздо больше заботит другое: Ионэль. Полагаю, ты также с тревогой думаешь о ее судьбе? Давай все лишнее, включая рассуждения о долге и душе отодвинем в сторону и обсудим более важный для нас двоих вопрос».
«Ты снова заблуждаешься, великий маг», — с шипением воздух вышел из ноздрей Гирхзелла. — «Разговоры о долге, тем более о душе, здесь не лишние, и они очень связаны с судьбой Ионэль. В то же время ты прав: меня очень заботит Иона. При чем больше, чем тебя. Только уже ничего нельзя изменить. Все то страшное, что могло случиться — случилось. Оно случилось ровно тогда, когда вы отправились лавку алхимика и показали ему, то черное сердце».
«Что ты имеешь в виду, под „страшное случилось“? Ты полагаешь, что Ионэль уже мертва? Если так, то это ты, заблуждаешься, мой друг. Есть основания полагать, что Иона жива, и будет жива еще три дня — до Торжества Холодной Крови», — не согласился я, стараясь разобраться в сложном для восприятия ментальном послании дракона. — «И при чем здесь долг и душа? Как это в твоем понимании связано?».
Гирхзелл с минуту молчал, шумно посапывая, иногда шевеля огромным хвостом, а я думал, что драконы, как всегда, все слишком усложняют. Это делает их разум кое в чем похожим на разум эльфов, особо маэльских — те тоже все усложняют, обставляют свою жизнь всяческими символами, весьма абстрактами понятиями и пустыми поверьями. Мы, люди, более практичны и в основном живем рациональностью и простой логикой.
«Долг…» — мысленно произнеся это, Гирхзелл выдохнул так, что меня едва не сбило с ног. — «Как можешь ты такое не понимать⁈ Зачем ты пришел ко мне, Астерий? Объясни, зачем, и тогда все станет ясно тебе самому!».
«Я уже сказал, мой друг: мне нужно попасть в Темные Земли, причем попасть поскорее, чтобы попытаться спасти Ионэль.
