– Нет, Ваше Сиятельство.
– Вы были ранее лично знакомы с покойным графом?
– Нет, Ваше Сиятельство.
– У вас были основания испытывать неприязнь к покойному графу?
– Нет, Ваше Сиятельство.
– Известен ли вам кто-либо, желающий зла покойному графу?
– Нет, Ваше Сиятельство.
– Благодарю вас, сэр Эдуард, – кивнул судья, отворачиваясь, и речь его вновь обернулась для Эда невнятным монотонным бормотанием.
Уже зная по опыту, что прислушиваться бесполезно, юноша перевел взгляд на притулившуюся во втором ряду Алексу, но в этот момент сидящая рядом с оруженосцем высокая, очень красивая женщина в рыцарском одеянии внезапно поднялась на ноги и заслонила девушку от его глаз.
Судя по последовавшим словам женщины, это была та самая графиня де Тэрако, про которую Эда спрашивал на одном из первых допросов дотошный сэр Донован. Теперь стало ясно, почему: школа Инструктора сэра Роджера, оказывается, располагалась в ее владениях. Графиня, впрочем, утверждала, что ни сном ни духом не ведала об Эде. Неудивительно: юноша также видел ее впервые в жизни.
Графиня, как и положено в ее высоком ранге, говорила не долго и скоро вновь заняла свое место рядом с Алексой. Эд тут же предпринял очередную попытку встретиться взглядом с девушкой, но та сейчас, не отрываясь, смотрела на судью, вслушиваясь в его разговор с сэром Донованом. Бородач как раз упомянул сэра Роджера, а затем барона Андрея. Последний, как выяснилось, уже покинул Флору.
Весть об этом принесла Эду немалое облегчение: даже в нынешнем, и без того отчаянном положении, один лишь намек на имя грозного барона Карского наводил на него иррациональный, почти мистический страх. Был, впрочем, еще один человек, мысль о котором была способна ввергнуть юношу в не меньшую паник у. И именно этот человек сейчас поднялся со скамьи в заднем ряду.
Пока Большая Берта, а это была именно она, говорила что-то о разбойниках, возобновивших разорительные налеты на Кар, юноша еще кое-как смог взять себя в руки, успокоиться и перевести дух, но затем суровая воительница повела речь о нем, Эде, и голос ее налился такой неприкрытой ненавистью, что он теперь просто физически ощущал каждое слово как бьющий в упор выстрел.
Выносить это было много выше его подорванных тюремным заключением сил, и, чтобы хоть как-то заглушить в голове хриплый бас Берты, юноша стал повторять про себя первое, что пришло ему в голову. Пришло же – и неудивительно – десятки раз читанное за последние дни письмо Алексы.
Едва померкнет отсвет дня,Сойдет на землю ночь,Лихой поток умчит меняИз скучных будней прочь.
– …Ваша Светлость, я воин, а не крючкотвор. Мне говорили, что по закону сэр Эдуард по истечении трех или пяти – не помню уж, сколько там положено – часов был вправе идти на все четыре стороны вместе с «седлом». Если это и правда – дурацкий закон!..
Продолжим.
Я там услышу голоса,Увижу наш полет.Штандарт взметнется в небеса,Ладонь эфес найдет.
– …Барон Савосский Кровавый – а это именно он стоит за атаками на Кар – отъявленный бандит, но отнюдь не психопат, он никогда ничего не делает просто так…
Как там дальше-то? «Айда вперед…» Нет. «Айда в атаку…» Нет… Драконье пламя! Вылетело из головы! Ладно, начнем с начала. «Едва померкнет отсвет дня…»
– …барон получил письмо, в котором говорилось, что Эдуард Скотт, сбежавший из Кар с бывшим «седлом» сэра Роланда, выступает на турнире под именем сэра Эдуарда Драконья Кровь и номером двенадцать тридцать девять…
Эд закрыл глаза, возводя между собой и Бертой еще один, последний редут. Помогло: вместо великанши-рыцаря перед его взором теперь стояла Алекса. В вытянутой вперед руке она держала все то же письмо, строчки его, однако, стремительно расплывались, и через считанные секунды четко видны были лишь их первые слова: «едва…», «сойдет…», «лихой…», «из…»… Но вот и они начали таять в тумане, сохранив лишь начальные буквы: «е», «с», «л», «и»… «Если»?! Мозг Эда словно током ударило. Его мысленный взгляд скользнул вниз по листку письма: «е… с… л… и… я… у… ш… л… а…». Ниже были не видны уже и первые буквы строк. Как на зло, не помнил он их и наизусть. Потому, наверное, и не были видны…
Эд распахнул глаза: Большая Берта уже вернулась на свою скамью на галерке, а вот место Алексы пустовало: понурив голову, девушка брела между рядами к выходу из зала. Зрители, впрочем, смотрели не на нее: взгляды большинства, словно сотни ржавых булавок, нанизывали на себя подсудимого.
«Если я ушла…» Алекса и ушла! И что теперь?
– Сэр Эдуард, вы отказываетесь от последнего слова?
Эд резко повернулся на голос: судья, как и все прочие в зале, нетерпеливо буравил его своими маленькими черными глазами из-под густых седых бровей.
– Что? Нет, Ваше Сиятельство, одну минуту… – юноша принялся судорожно рыться в карманах. Куда же задевалось это письмо, сожги его Дракон?! Он совершенно точно брал его сегодня с собой…
– Сэр Эдуард, вы заставляете суд ждать! – нахмурился маркиз.
Ах да, вот же оно! Бумажный листок никак не желал разворачиваться в трясущихся пальцах…
– Итак, раз подсудимый отказался от последнего слова…
– Нет! – истошно выкрикнул Эд, сбегая взглядом вниз по тексту стихотворения. – Нет! – вскинул он, наконец, голову. – Ваше Сиятельство, я… Я прошу поединка!
30
Александра
– Как прикажешь это понимать? – с недобрым прищуром поинтересовалась мачеха.
С завершением турнира лагерь усох, сдулся, ряды палаток и павильонов заметно поредели, но не исчезли окончательно: кого-то задержали на Флоре дела, кому-то просто некуда было спешить, ну а кто-то, возможно, специально остался, чтобы узнать, чем закончится история с убийством графа Штерна. Не сдвинулся с места и черный шатер Торговой Гильдии, и в нем даже по-прежнему принимали ставки, теперь – на исход судебного поединка. Коэффициент, кстати, давали совсем не оптимистичный для обвиняемого – девять к одному в пользу вердикта «виновен».
Впрочем, сегодня, как и оба прошлых раза, Александру привел сюда отнюдь не азарт тотализатора: графиня Анна потребовала встречи. И была она сердита. Очень сердита.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, моя госпожа, – вкрадчиво проговорила девушка, изучая деревянный настил пола кабинки.
– Все ты прекрасно понимаешь! Решила вести собственную игру? Не рановато ли?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, моя госпожа, – упрямо повторила Александра.
– Едва померкнет отсвет дня,// Сойдет на землю ночь,// Лихой поток умчит меня// Из скучных будней прочь! – с пародийной торжественностью продекламировала мачеха. – Ну и что это такое?
– Стихи, – буркнула юная виконтесса.
– Нет, – покачала головой Анна. – Это не стихи. Это глупая, нелепая попытка дилетанта вмешаться в ход тщательно спланированной операции. Вот скажи, чего ты хотела добиться?
– Я хотела помочь Эдуарду, – расправив плечи, Александра оторвала, наконец, взгляд от пола и как смогла твердо посмотрела на мачеху, однако, не выдержав пылающего взора графини и нескольких секунд, вновь опустила очи долу. – Так мне велел долг, – продолжила, тем не менее, она.
– Долг? – усмехнулась Анна. – Долг у тебя может быть только перед Его Величеством и мной, твоим сюзереном. Все остальное – не долг, а детская блажь! Да и чего ты достигла, скажи на милость? Эдуард так или иначе умрет – двумя днями раньше, двумя днями позже, – что с того? Разве что теперь вместе с ним может погибнуть и кортик. Да космос с ним, с кортиком! А если бы сэр Донован заинтересовался, кто это шлет его арестованному шифрованные послания? Что, если бы решил потянуть за эту ниточку?
– Ну, нашел бы на ее конце Алексу фон Вик, урожденную баронессу Слуцкую, – пожала плечами девушка. – Так он и так мог до нее докопаться, через того же барона Карского, к примеру. Но вы же сами говорили: кому интересен оруженосец?
– Надежная легенда дана тебе не для того, чтобы всякий раз, как зачешется левая пятка – или еще в каком месте, – испытывать ее на прочность, – отрезала графиня. – Зачем давать в руки своего противника лишние козыри, пусть и самые слабые?
– Да он и не понял ничего! – бросила Александра.
– Ты в самом деле так думаешь? – похоже было, что мачеха искренне удивлена. – Тогда воистину хаос помутил мой разум, когда я впервые решила привлечь тебя к своим делам! Уверена, сэр Донован все прекрасно понял. Просто, на твое счастье, в сложившейся ситуации поединок – лучший выход для всех. Исход его очевиден: в реальном бою наш сэр Эдуард не продержится и десяти секунд, а никто на Флоре в здравом уме не выйдет на поединок вместо него. Приговор космоса заведомо справедливый и беспристрастный. В выигрыше сам сэр Донован, расследование которого зияет дырами, как хороший ругский сыр, в выигрыше – герцог Флоренци, суд которого никто не сможет обвинить в предвзятости, в выигрыше даже несчастный сэр Эдуард, получивший три лишних дня жизни и почетную смерть вместо унизительной казни. Так что не случись твоего неуклюжего вмешательства, держу пари, сэр Донован и сам ненавязчиво намекнул бы арестанту, что неплохо было бы потребовать судебного поединка. Есть, правда, один нюанс, который он, похоже, не учел, ну да это уже его проблема…
