Итальянцы, русские, бельгийцы, испанцы, китайцы…
Лейтенант остановился у могилы с двойным захоронением.
Томаш и Каролина Адамяк, родители Илоны Адамяк, по мужу Люковик, умерли в 2007 году. Он – в пятьдесят восемь, она – в шестьдесят два. Теперь у Деда были все элементы дела, подробные биографии тех, кого он окрестил бандой Грызунов. Четверо парней родились в домах по соседству. Только родители Сирила Люковика все еще жили в деревне, в том же доме № 9 по улице Грызунов. Мать и отец Алексиса Зерды лет десять назад переехали на юг – в Грюиссан, на лангедокское побережье.
Дед еще немного побродил по пустынному кладбищу. Перед тем как отправиться сюда, он провел быструю рекогносцировку местности. Весь центр деревни был перестроен, так что свидетельства прежней жизни могли заметить только старожилы. На каждом въезде в поселок стояли железные вагонетки, переоборудованные под цветочные ящики, Горная улица, стадион «Красных Глоток»[77] с площадкой для игры в «Рудничный петанк», водонапорная башня в форме буровой вышки.
Время как будто остановилось.
А выросшие здесь дети потерялись.
Ни шахты, ни родителей, ни работы.
Это не оправдание. Всего лишь объяснение.
Здесь, в Потиньи, бал правит нищета. В Довиле, всего в пятидесяти километрах севернее, – море.
Две деревни, от одной до другой рукой подать, а словно бы принадлежат к разным мирам.
Это не оправдание. Всего лишь соблазн.
Дед подошел к ограде, за которой припарковал машину. Нетрудно понять, почему банда Грызунов решила отовариться в Довиле, взяв с собой не кредитные карты или чековые книжки, а «беретту» 22-го калибра и два дробовика «маверик 88». Дело не в необходимости, а в идентичности.
Родиться в деревне нормандских шахтеров? Дурацкая шутка! А как насчет того, чтобы расти в самом сердце области Ож, где нет ни коров, ни яблоневых садов? Даже Пьера Башле[78] местного разлива, которым можно было бы гордиться, тоже нет. Ничего нет, только несколько десятилетий бессмысленного ковыряния в земле, о чем все давно забыли.
Потерянное, принесенное в жертву поколение. Люди разных национальностей приехали сюда в поисках лучшей участи и сгинули, забытые окружающим миром. Все – кроме, пожалуй, поляков.
Дед толкнул калитку, подумав, что его семья – дети, внуки, бывшие жены – поступили иначе, разъехавшись в разные концы Франции, а дочь так и вовсе оказалась в Штатах. В Кливленде сейчас 7 утра, Анаис наверняка еще спит.
Войдя на кладбище, он выключил мобильник, но не потому, что боялся потревожить покой скорбящих родственников, просто хотел проявить уважение. Дед был склонен к мистицизму: никто пока не доказал, что волны, испускаемые смартфонами, вредны для живых, но не исключено, что они мешают призракам общаться между собой в загробном мире.
Оказавшись за воротами, он включил телефон, который тут же зазвонил. Марианна.
– Дед? Ты в Потиньи? – Голос звучал возбужденно.
– Угу…
– Отлично! Возможно, отправиться туда было не такой уж дурацкой идеей. Собери все, что сумеешь, о Тимо Солере. Мы ищем его девушку, не исключено, что и их общего ребенка. В деревне у него должны были остаться родственники, друзья, соседи…
Лейтенант вспомнил надгробие на могиле Федерико Солера и мысленно вернулся к досье его сына. Отец воспитывал парня один, до самой своей смерти. Скончался он в 2009-м, в шестьдесят один год, от рака легких. Мать Тимо, Офелия, вернулась в Галисию[79], когда сыну не было шести.
– Восемь лет назад Тимо Солер уехал из Потиньи… С тех пор силикоз сожрал целое поколение тех, кто знал его подростком. Эта болезнь выкашивает людей почище холеры.
– Делай что хочешь, хоть на уши вставай, но задание выполни! – разозлилась Марианна. – Ты сам рвался в этот поход. Найди старую учительницу, друзей по футбольному клубу, кюре, булочницу, знавшую его малышом. Кого угодно.
Кого угодно…
Улицы Потиньи были пусты. На месте старых магазинов появились новые. Деревня давно прогнала призраков, связанных с шахтой.
– Я же не мог этого предвидеть, Марианна…
– Чего именно?
– Неожиданных поворотов в деле. У нас десять месяцев не было ни одной зацепки по довильскому ограблению. – Дед выехал на длинную торговую улицу, которая по прямой пересекала деревню из конца в конец.
Марианна вздохнула:
– Так зачем же ты туда поперся?
– Интуиция. Пытаюсь выстроить что-то вроде матрицы, которая бы все объяснила. Улица Грызунов, юность в Потиньи, пустые графы в их резюме, криминальные досье плюс откровения Малона Мулена, история с ракетой, плюшевый зверек, оказавшийся агути…
– Ты мне надоел, Дед! Тебе известно, какой у нас тут цирк? Слушаем по кругу рассказ плешивой игрушки и пытаемся рисовать иллюстрации к волшебным сказкам на карте сокровищ… Короче, ты бы мне очень пригодился здесь, а не в Потиньи! Ты лучше всех знаешь Манеглиз, а теперь по твоей милости Ж. Б. застрянет в чужой детской с кучей рисунков, вместо того чтобы забрать из школы своих собственных малышей и поцеловать жену.
Лейтенант заметил в конце улицы здание школы. Из парикмахерской напротив выходила молодая красотка в мини на высоченных каблуках. Блондинка – возможно, свежеиспеченная.
Он рассмеялся, вспомнив последние слова майора Огресс.
– Я что-то пропустила, Дед?
– Прости, не в этом дело. Наш Ж. Б. и впрямь образцовый отец, но… В общем, когда он смывается из комиссариата в четыре часа, то уж точно не для того, чтобы встретить своих крошек после уроков…
– Не поняла…
Марианна вскочила и чуть не долбанулась макушкой о мансардную стену.
– Ж. Б. встречается не с детьми, а с мамашами, – уточнил Дед, – если ты понимаешь, о чем я. Дамские сумочки нравятся ему больше ранцев.
– Что ты несешь?
– До чего же ты непонятливая! С пяти до семи наш Ж. Б. берет уроки – частные, у красивых и покладистых учительниц… не школьных. Я сам только вчера узнал и чуть в осадок не выпал, клянусь тебе! Весь комиссариат в курсе… кроме нас с тобой.
Марианна бессильно привалилась к стене, на которой висела доска, не заметив, что стерла написанные мелом слова. Остались вопросительные знаки и несколько букв.
Мать, ребенок, воспоминания, убийцы…
Она смотрела на лейтенанта Лешевалье, полулежавшего на кровати среди детских рисунков. С головой ушел в расследование.
Профессионал.
Но изучает он не заметки Василе Драгонмана и не рисунки Малона, а дело о довильском ограблении, перестрелке на улице де ла Мер, около набережной Планш.
Гангстерские истории интересуют тебя куда больше детских каракулей, дружок! Лжец… И засранец.
Идеальный мужчина? Последняя фантазия?
Ну что ты завелась? Разве измены Ж. Б. как-то меняют твое видение семьи? Совсем наоборот. Волшебные мгновения близости с ребенком подобны оргазму, а со временем становятся его альтернативой.
И тогда успокоившиеся мамаши начинают искать наслаждений с другим мужчиной.
А идеальные папаши изменяют мамашам.
Во всяком случае, так поступает Ж. Б.
А если попадаются, требуют совместной опеки!
– Ладно, Дед, перезвони, как только что-нибудь нароешь, – спокойным голосом произнесла она, повернулась к Лешевалье и скомандовала: – Закрой чертову папку, мы только что не наизусть выучили эти документы! У тебя сын и дочь, ты разбираешься в детском творчестве, так берись за дело! Василе Драгонман додумался, что-то нашел. Неужели мы глупее?
Ж. Б. удивился неожиданной смене тона – как ребенок, не понимающий, почему мать вдруг так разозлилась, – и собрался было возразить, но не успел. В коридоре раздался крик.
– Майор Огресс, это Бурден, у нас есть свидетель! Де-вот Дюмонтель, живет напротив Муленов.
Марианна вышла на лестничную площадку. Бурден тяжело отдувался, помахивая какой-то бумажкой, – вылитое дерево в декабре с последним листком на конце ветки.
– Я показал ей фотографию. Старушка утверждает, что Аманда и Малон сели в большую черную машину, которую она никогда раньше не видела. Марку мадам Дюмонтель не опознала, но мы это выясним. Он присоединился к ним через несколько секунд. Мать и сын выглядели очень напуганными. Потом она предложила мне кофе, но я…
– Кто он, говори толком! Кто к ним присоединился?
Бурден снова помахал фотографией, как будто Марианна могла на таком расстоянии узнать изображенного на ней человека.
– Зерда! – крикнул он. – Алексис Зерда!
Майор Огресс ухватилась за перила. Труп Мулена с пулей между глаз уже везут в пластиковом мешке в морг. Она вспомнила убийства, в которых подозревали Зерду, двух погибших во время налета на отделение Национального Парижского банка в Ферте-Бернар и еще двух при нападении на фургон магазина «Перекресток» в Эрувилле.
Со вчерашнего дня жертв на его счету стало на две больше.
