древней реки?»
- Посмотри, Нингорс! Там хонтагнийский караван! – она заглянула в распахнутые ворота и радостно улыбнулась. – Я странствовала с таким! Смотри, там ихуланы…
Двухвостку, отставшую от каравана, завели во двор, и сейчас служители снимали с неё тюки под присмотром одного из Хонтагнов. Остальные собрались у загонов – трое Хонтагнов в дорожной одежде и местный житель – весь в синевато-серой шерсти с белесыми полосами, с длинным хвостом, увитым разноцветными лентами. Коренастый бородач-Оборотень выводил из-под навеса ихуланов, и хески придирчиво рассматривали их бока, ощупывали лапы, заглядывали каждому в пасть. Пернатые ящеры всё сносили терпеливо, но на всякий случай Оборотень стоял рядом с ними, придерживал за поводья и успокаивающе поглаживал по шее.
- Ихуланы вкусные, - пробормотал Нингорс. Кесса покосилась на него с укоризной.
Из-под навеса, на ходу дожёвывая лист папоротника, выбрался огромный бронированный ящер, и Кесса изумлённо мигнула – он и впрямь был одет в броню. И спина, и бока, и лапы, - всё от палицы на хвосте до кончика носа было заковано в тёмный металл, и сверкающие серебристые шипы и лезвия выступали из кованых пластин. Кесса увидела, как ящер проносит тяжёлый хвост через воротца, и короткие плоские иглы по краям его панциря вытягиваются на два локтя. Встряхнувшись с металлическим лязгом, анкехьо понюхал землю, повернулся к ихуланам и разгруженной Двухвостке – та дружелюбно фыркнула – и протопал мимо, снова втянув шипы в бока.
- Стальная броня и шипы из священного тлиннгила, - прошептала Кесса. – Вот каких боевых зверей делают в Венгэтэйе…
Анкехьо остановился, медленно развернулся и с гулким рёвом устремился к воротам. Нингорс расправил крылья и отступил к дому, его лапа потянулась к плечу Кессы, - но ящер уже был рядом. Он остановился, шумно втянул воздух и ткнулся бронированным носом Речнице в грудь. Она охнула, изумлённо разглядывая стальные пластины и поблескивающие из-под кованых век глаза.
- Беглец?! Это ты?!
Ящер зафыркал громче, толкая Кессу твёрдым лбом. Она похлопала по металлическим пластинам. Металл не был холодным, и он не нарос сверху на кости и кожу, - он врос в них, заменив хрупкие роговые чешуи и костные бляшки, и ни царапины, ни щербинки на нём не было. Анкехьо поддел ладонь Кессы лбом и шумно вздохнул.
- Беглец! Ты живой… и вот какой красивый и могучий! – Кесса обхватила его голову и легонько встряхнула. – Как ты узнал меня?!
Нингорс сложил крылья и подошёл к ящеру. Тот рявкнул, отталкивая Речницу под защиту стены и поворачиваясь к хеску шипастым боком. Кесса хлопнула его по макушке.
- Беглец, не надо! Это Нингорс, он – мой друг. Нингорс, протяни Беглецу руку, пусть обнюхает!
Алгана слегка вздыбил шерсть на загривке, настороженно сверкнул глазами – но поднёс ладонь к носу анкехьо. Тот, подозрительно взрыкивая, обнюхал её.
- Беглец! – к воротам подбежал светловолосый Оборотень. Его борода, украшенная алыми нитями, была совсем коротка – едва прикрывала шею. Ящер повернулся к нему, фыркая и мотая головой. Оборотень остановился, скользнул настороженным взглядом по Нингорсу и изумлённо уставился на Речницу.
- Кесса? Знорка из Амариса?! Так это о тебе тут болтают на каждом углу?!
- Делгин! – пропыхтела Кесса, едва не раздавленная в объятиях. – Как ты попал сюда? Где Мэйсин, и где… И Беглец тут! Ты за ним приехал? Его превратили в Зверя-Стража?
- Как видишь, - приосанившись, прогудел Оборотень, похлопывая по стальному панцирю. – Он тут всю зиму просидел! А теперь мы с Кардвейтом заберём его обратно. Смотри, какой хвост! Теперь о Беглеца любая тварь обломает зубы.
- Кардвейт? – нахмурилась Кесса. Из-за плеча Делгина она видела, как караванщик с маленьким черепом-медальоном на груди пристально на неё смотрит, скалит зубы и быстрым шагом направляется к скучающему на углу стражнику. Ещё двое воинов вышли из-за угла, обступили Кардвейта. Тот указал на Кессу. Стражники, переглянувшись, пожали плечами, один сказал что-то караванщику, и тот, сердито скалясь, побрёл обратно.
- Вот же ж, мех и кости… - помрачнел и Делгин. – Что-то ему не по нутру.
Беглец настороженно фыркнул, толкнул носом Оборотня, повернулся к Кессе и подставил голову под её ладонь. Речница погладила его.
- Кардвейту не по нутру я, - вздохнула она. – Хотя, Нуску свидетель, ничего плохого я ему не сделала. Нам, наверное, лучше уйти, пока тебе не влетело.
- Пусть радуется, что я к нему нанялся, - фыркнул Оборотень. – Не хотел. Если бы не Беглец и двойное жалование – пусть бы он сам пас своё зверьё! Не уходи, Кесса. Ты же не рассказала ещё ничего! Ты, должно быть, нашла эльфов? И Чёрную Реку нашла?! А этот Алгана – он теперь твой охранник?! Ни разу не видел их живьём…
- Да, Оборотни к нам не забегают, - кивнул Нингорс, глядя на Делгина сверху вниз. – Ни разу не пробовал их ни сырыми, ни жареными.
Делгин с глухим рычанием подался назад, на глазах раздуваясь. Кесса быстро шагнула между хесками и упёрлась одной рукой в грудь Оборотню, другой – в брюхо Алгана.
- Вы что, драться надумали?! Стойте!
Беглец угрожающе затопал лапами и зарычал, из глубины двора к воротам уже бежали караванщики, служители и стражники. Делгин пожал плечами и подобрал поводья анкехьо – тонкие чёрные ремни, едва заметные на его броне.
- Драться? С Алгана? Как ты с ним рядом стоять не боишься?!
- Никто не трогает тебя, волчонок, - фыркнул Нингорс. – Говори с ним ты, Шинн. Я молчу.
…Постоялый двор гудел, как пчелиное гнездо, и успокаиваться не собирался, - пусть на улице стемнело, внутри было полно светильников, и служители не ленились наполнять чаши. Где-то там, в большой зале, сидели за столами Хонтагны-караванщики. Только один из них, утомлённый дорогой и упрямством Двухвостки, лёг спать рано, и Делгин и Кесса переговаривались еле слышно, чтобы не разбудить его. Нингорс улёгся поверх циновок у тёплой стены – там проходил горячий воздух от кухонной печи. Хеск сушил мех после купания. Кажется, теперь у него не осталось подшёрстка – всё было смыто или вычесано. Рыжевато-бурая шерсть шелковисто блестела.
- Так, выходит, Чёрных Речников больше нет? Только ты – и всё? – переспросил расстроенный Делгин. – Вот же ж, храни меня Мацинген… Такое и рассказывать неохота! Я никому не скажу. Меня же побьют всем кланом!
- Хочешь верь, хочешь
