нему, и что-то радостно вещали, к счастью, ограничиваясь двумя – тремя предложениями. Видимо, разошедшийся дождик, более долгим речам отнюдь не благоприятствовал.
Дольше всех около Антона задержалась Луиза. Она о чём-то его спрашивала, а он на полном серьёзе ей что-то объяснял, то и дело жестикулируя руками и указывая на стрельбище.
Не поверите, но Гессенская Муха наблюдала за ними с мудрой усмешкой, вовсе не свойственной ни ей самой, ни её возрасту.
* * *
Казалось бы, отжал я у Германии броненосный крейсер, который должен будет в скором времени стать флагманом моего Сахалинского флота, и теперь уже можно кричать «Ура!», считая, что многие проблемы с блокадой Хонсю у меня закончились?
Так вот нет. Проблемы только начались.
Я уже говорил, что немецкие кораблестроители, и результаты их работы меня впечатлили ещё в то время, когда я в Академии изучал историю развития немецкого флота?
Впрочем, это не важно. Гораздо важнее другое.
При ознакомлении с чертежами корабля я оказался согласен далеко не со всем, что немцы придумали. В основу корабля была заложена та же самая концепция, что и в исторически удачные крейсера типа «Адмирал Хиппер», известные ещё с довоенных времён.
Как вы сами понимаете, вмешаться в строительство корабля, которому до спуска на воду осталось от силы два месяца – дело гиблое, и в девяносто девяти случаях из ста, практически безнадёжное.
Корабли такого класса немцы строят больше двух лет.
Никто, ради ваших капризов не остановит работы на верфях, дожидаясь переделки уже утверждённого проекта. Кроме того, поставки оборудования и вооружения, производимого сторонними фирмами, уже оплачены и работают.
Верфи – это всего лишь окончательный сборочный цех, в котором на строящийся корпус корабля монтируют прибывающие со всех сторон двигатели, блоки, винты и системы вооружения, и ещё кучу разных мелочей, перечень которых у немцев уложен в пятнадцати томах и изобилует настолько сложными выражениями, что моё знание немецкого языка очень часто даёт сбой. А сам процесс постройки необычайно сложен не столько своей конструкцией, сколько тщательно расписанным планом поставок.
К чести немцев, верфи у них работают, как швейцарский хронометр.
У нас, в России, высший пилотаж, если ты привёз свою продукцию покупателю день в день.
В Германии я увидел совсем другую культуру производства. У них поставка осуществляется по часам и минутам.
Поставки приходили так, словно строящийся корабль стоял на конвейерной ленте. Не скажу, чтобы с точностью до минуты всё совпадало, но ни на одном участке простоя больше, чем минут в пятнадцать, я не заметил.
Я понимаю, что далеко не каждый князь, да что там князь, обычный неодарённый, обратит внимание на такие, казалось бы, мелочи. Да и пусть не обращают. Конкурентов меньше будет.
У кого-то склады, ржавчина и вороватые кладовщики с извечной путаницей, а у другого, выверенная по часам и минутам поставка с колёс.
Но эти вопросы мне на заметку. Как пример того, чему стоит поучиться.
С немцами я начал спорить совсем по другому поводу.
Первое и пожалуй, самое удачное, что мне удалось, так это отказаться от четырёх единиц минно-торпедного вооружения. Трёхтрубные торпедные аппараты на верфи ещё не прибыли, и кроме того, их можно будет поставить на следующий крейсер этого же проекта. Главное, что мне помогло быстро решить вопрос – это то, что я не стал требовать никакой компенсации за эти агрегаты, ограничившись договором про монтаж иных установок.
Я понимаю, что двенадцать торпед, а в условиях реального боя, шесть, так как они будут выпущены с одного борта – это грозное оружие, а другие шесть потребуют разворота, вряд ли осуществимого в реальном бою.
Торпеда, диаметром в пятьсот тридцать три миллиметра и длиной больше семи метров – это ужас и Ад в одном флаконе! Мало, какой корабль моего времени переживёт встречу с таким чудовищем.
И всё-таки я их решил заменить.
Негоже моему красавцу выходить на «пистолетные» дистанции торпедной атаки.
Относительно неспешно наша грозная торпеда не больше семи километров протащится в сторону врага. Для современного морского боя, как мне докладывали флотские, это нереальная дистанция. Слишком малая.
Кроме того, торпеда хороша, когда она сброшена в воду и устремилась в сторону вражеского корабля. Но абсолютно обратная ситуация возникает, когда сброса ещё не произошло, а у тебя на борту дюжина таких «кабанчиков», что взорвись любой из них от случайного попадания осколка той же авиабомбы или снаряда, и мало никому не покажется.
А уж когда тебя настигнут сомнения, что в снаряжённом трёхтрубном торпедном аппарате одной взорвавшейся торпедой дело может не обойтись, а скорее всего случится так, что все три рванут, то поневоле в затылке зачешешь…
Короче, на моём крейсере торпед не будет. Освободившееся от торпедных аппаратов место будет занято спаренной зенитной тридцатимиллиметровой автоматической пушкой и…
Ракетной установкой!
Да, как оказалось, неуправляемые ракетные снаряды – это очень просто. Я и не думал, что настолько.
Успел за два дня до вылета в Германию меня найти генерал Каргальский и буквально на пальцах всё объяснить.
Есть там один маленький секретик, связанный с бездымным порохом и его высокотемпературной обработкой. Но всё, что связано с порохом и снаряжением им ракет, в примитивном исполнении известно ещё со времён изобретения этого самого пороха.
Да, неуправляемые ракетные снаряды постоянно совершенствовались, и те же известные всему миру «Катюши» творчески модифицировались и со временем стали «Градом», «Ураганом» и «Смерчем». Выросла максимальная дальность полёта реактивных снарядов, повысилась точность, в разы увеличилась площадь поражения.
Кстати, именно она, площадь поражения, и стала тем ключиком, который открыл каменное сердце артиллериста, и заставил его посмотреть в сторону конкурента артиллерии.
Лично поучаствовав в боях с кочевниками, а потом увидев, как у боевой звезды архимагов работают заклинания, бьющие по площадям, Каргальский засел за изучения конструкций, оставшихся нам от предков. К слову сказать, «Катюша» его не сильно впечатлила, зато десантный вариант «Града», имевший у предков обозначение БМ-21В, стал предметом генеральской любви с первого взгляда.
С влюблёнными разговаривать очень непросто. Это я ещё будучи курсантом понял. Полно у нас таких влюблённых было, особенно после совместных занятий курсантов со смолянками. Зачастую разговор с жертвами влюбчивости шёл на разных языках. Но, поверьте, ещё сложнее разговаривать с генералом, влюблённым в ракетную установку.
Самое смешное, что для того, чтобы реализовать идею и завладеть предметом своей страсти, Каргальскому не хватало сущей мелочи. Так-то у генерала всё было. И армейские грузовики, скопированные с советских ГАЗ-66, и получившие не так давно новый двигатель, и реактивные снаряды, выпуск которых ему уверенно
