Так вот мы с Джимми и Луисом отправились рыбачить с неводом, точь-в-точь как местные. Рыбная ловля — недурная забава для пирата, когда он не занят разбоем, убийством или мародерством. Мы отошли всего ярдов на двести, и тут нас застигла буря. Я велел Луису грести в бухту, где скалистые берега защищали от шторма. Когда все улеглось, Джимми забрался на холм и доложил, что «Линда-Мария» не пострадала, а потом закричал, чтобы мы скорее поднимались к нему. Оказалось, на острове была еще одна бухта, поменьше, и в ней плавала лодчонка. В лодке сидел человек. Он повалился вперед, но все еще держался за весла. Мы сбежали по склону, выволокли лодку на берег и осмотрели гребца.
Он походил на какого-то священнослужителя: из одежды на нем были черные брюки, белая рубашка с кистями и широкополая соломенная шляпа. Из-под шляпы выглядывала всклокоченная черная борода. Кто-то другой выглядел бы сущим дьяволом с такой бородищей, а наш незнакомец имел вид добродушный, а борода казалась для него так же естественна, как для кота — усы. Рубашка на нем порвалась, но этим, по-видимому, повреждения ограничивались. Сложения он был крепкого, а роста высокого, почти с меня, и так же широк в плечах. На миг незнакомец очнулся, крикнул нам что-то на неведомом мне наречии и опять провалился в забытье. Джимми обрадовался и стал отговаривать нас брать неизвестного на корабль. Я сказал, что нет большой беды в том, чтобы приютить священника. Мне даже хотелось его подобрать — вдруг он сможет помочь нам с разгадкой шифров. Джимми заметил, что тип этот скорее всего послан нам на погибель самим дьяволом. Они с Луисом начали спорить о том, всплыл ли «священник» из пучины или свалился с небес.
Я положил конец спорам, сказав, что, если он и впрямь священник, мы всегда сможем пустить его на корм акулам забавы ради (не то чтобы я собирался так поступить). Однако ни Луис, ни Джимми не отказывались от своих слов без борьбы. Луиса мне удалось смягчить, а его брату я сказал, что, будь незнакомец демоном, мы могли бы научиться у него кое-чему, прежде чем бросить акулам. Джимми остался доволен.
Тут наш гость очнулся. Луис велел ему заплатить шиллинг за спасение. Человек ответил, что у него нет ни шиллинга, ни средств его раздобыть, но смерти он не боится. На этом Соломон — так его звали — опять что-то запричитал на том самом диковинном языке, которым приветствовал нас в первый раз.
Я вытащил шпагу и велел ему проклинать нас по-английски, раз уж он это затеял, а Соломон ответил, что ничего подобного не говорил. Странное дело, но я ему поверил. Он снова что-то забормотал, раскачиваясь взад-вперед. То и дело Соломон оглядывался на нас, но большей частью его взгляд был сосредоточен на чем-то далеком, чего мы, как ни старались, не смогли уловить.
Луис вытащил из кармана бутылку и отхлебнул добрый глоток. Джимми отнял у него ром и отхлебнул еще больше. Затем оба принялись спорить о том, кто больше выпьет за один присест. Соломон искоса взглянул на них, когда они расшумелись, и меня вдруг осенило, что он их не замечает, как если бы они были обезьянами, галдящими в ветвях. Джимми что-то сказал ему, но Соломон не ответил. Его глаза, два черных озера, словно обмелели. Какая-то пичуга вспорхнула ему на ногу — мы даже рты разинули, — а он все продолжал бормотать и раскачиваться. Пичуге, видно, надоело, и она попыталась ускакать прочь, как вдруг Соломон схватил ее. Оказалось, в траве к ней подползла змея, и если бы не он, сожрала бы в следующий миг.
— Такой человек заслуживает, чтобы его оставили в живых, — сказал я. — Он не боится ни змей, ни разбойников вроде Джимми Лэма и Луиса Джея. Мы дадим ему место на корабле, будь он священник или дьявол.
Соломон поднял глаза. Только что они были тусклые, безжизненные, а сейчас пронзали, как два клинка. Он спросил, намерен ли я сделать его рабом или возьму на борт как свободного пассажира. Соломон признался, что был у мавров в плену и четыре года с ним обращались как с рабом. Он сбежал, когда началась буря, и возвращаться к рабской доле не собирался.
— У нас нет ни рабства, ни свободы. Мы пираты. Для юнги ты староват, так что я назначу тебя сразу вахтенным.
Соломон наступил на доску, которая отломалась от его посудины, и, услышав треск, тряхнул головой.
— Но не жди легкой работы и не думай, что разбогатеешь, как только мы потопим следующий фрегат. У каждого на корабле есть свое место, и тебе придется начать с мытья палубы. Мы все когда-то так начинали, — объяснил я. — Чтобы получить повышение на моем корабле, требуется упорство, смекалка и дьявольская отвага. Но не бойся. Мы сделаем из тебя пирата так же верно, как у волчонка отрастают клыки.
Соломон отказался. Я заметил, что мое предложение не из тех, от которых отказываются.
Ветер крепчал, и как только наша одежда просохла, мы приготовились уходить. Так вышло, что именно в ту минуту на берег вынесло тело мальчика. Его вид до крайней степени потряс Соломона — он снова запричитал как безумный, но потом вдруг остановился и попросил нас помочь похоронить беднягу. И вот мои товарищи-пираты, которые готовы были перерезать глотку любому от Англии до Тортуги, вырыли могилу и похоронили мальчика по Соломонову требованию. Они его испугались. Возможно, как раз в этом впервые проявилась их братская схожесть, если не считать алых жилетов, косиц и привычки спорить до хрипоты.
Соломон обложил могилу валунами и так горько разрыдался, что вскоре наплакал целую лужицу.
— Такой же раб, — пояснил он для нас и принялся клясть мавров во весь голос. Джимми и Луис поежились. — Свобода нужна людям не меньше, чем воздух и вода, — сказал Соломон и повернулся ко мне: — Так же как волку — клыки.
Я тотчас его полюбил: надо же — ответил мне моими же словами, да как ловко! Я засмеялся и хлопнул Джимми с Луисом по жилистым спинам. Те чуть не кувыркнулись навзничь и устояли на ногах лишь потому, что Соломон вперил глаза-кинжалы в меня, а не в них.
Я рассказал ему о торговле табаком, чаем, ромом, рабами и прочих выгодных предприятиях, которые он тут же назвал «нечистыми», а я, в свою очередь, заметил, что именно это в них привлекает более всего. Соломон снова пронзил меня взглядом и перешел к рассказу о гнусностях рабства, но чем дольше он распалялся, тем отчетливее для меня становились все выгоды этого дела, о чем я и не преминул сообщить. Соломон плюнул мне под ноги. Я полюбил его еще больше. Он не боялся Долговязого Джона Сильвера. Ему, похоже, вообще никто не был страшен. Потом он расправил плечи и поведал мне, что его предки были рабами, что сам он иудей, и спросил моего мнения об этом. Я его высказал.
— Более подходящего человека мне не найти, — ответил я. Мне, признаться, было немного жаль, что он не священник и не сможет помочь с шифрами, хотя позже Соломон проявил себя знатоком чуть ли не всех языков. Он много путешествовал, а в мавританском клену даже выучил латынь. — Ты не христианин, а значит, нечестив от рождения. Как и я. Совсем как я. Так ты, чего доброго, получишь еще одно повышение. Никогда не видел настолько пропащего человека, чтобы буря не смогла проглотить его и выплюнула на берег. Вот мое слово: у нас тебе самое место.
