Напоминание о том, что мне надо выполнить свою работу.
6.
Боль ослабла, и Мария Давидовна смогла вдохнуть. Как рыба вне родной стихии, она хватала воздух открытым ртом, зная, что у неё всего несколько минут, а потом снова придет боль.
— Пожалуйста, может можно что-то сделать, чтобы было не так больно?
Акушерка улыбнулась и помотала головой:
— Терпите, женщина, уже недолго. Головка рядом…
Мария Давидовна не дослушала окончание фразы, потому что болевые ощущения стали нарастать. Она застонала, слезы выступили на глазах. Разрывающая низ живота боль и ощущение, что это никогда не закончится. Желание немедленно умереть, чтобы ничего не чувствовать.
— Сделайте… что… нибудь…
Она находилась в родовой палате Перинатального центра. Схватки начались поздно вечером. Когда они стали регулярными, — каждые пятнадцать минут, — она вызвала карету скорой помощи, и её привезли роддом. Через два часа отошли околоплодные воды. Сейчас схватки приходили через несколько минут, продолжались несколько десятков секунд, которые казались вечностью. Мария Давидовна с трудом сдерживалась, чтобы не кричать во все горло от боли, которая стала нестерпимой.
— Ну, вот, молодец. Давай, теперь будем тужиться.
Нарастающая боль сломала воздвигнутые преграды, и Мария Давидовна закричала. Она вопила, забыв обо всем на свете, с единственным пульсирующим в голове желанием.
Пусть боль прекратится.
Пусть всё немедленно прекратится.
Натянутая в сознании струна неожиданно лопнула. Она на мгновение почувствовала облегчение, и в ожидании, что наконец-то прекратятся её мучения, попыталась расслабиться, и тут же в услышала крик-приказ:
— Ну, а теперь еще разок, давай, тужься!
Она сделала последнее усилие, которое показалось ей бессмысленным и глупым, словно она, сидя на диване, подпрыгнула на ягодицах.
И боль окончательно ушла.
Тяжело дыша, Мария Давидовна услышала новый необычный звук — тонкий писк, который перешел в крик, и, осознав, что слышит голос своего ребенка, она тут же забыла нестерпимую боль, которая только что разрывала сознание.
Чувствуя слезы на глазах, она смотрела на маленькое розовое тельце.
— Мальчик, вес три пятьсот пятьдесят шесть грамм, рост пятьдесят пять сантиметров.
Акушерка положила ребенка на грудь родильнице, и он сразу же нашел сосок. Мария Давидовна с ощущением огромного счастья смотрела на маленькие пальчики, которые крепко держали молочную железу, на сморщенное личико, на редкие светлые волоски на голове ребенка.
— Мамаша, давайте еще потужимся, — услышала она голос акушерки, — чтобы послед вышел.
Она напрягла мышцы живота, ожидая приход боли, но ничего страшного не произошло. Небольшие болевые ощущения, несравнимые с потугами.
— Вот и молодец. Замечательно родили. Ни одного разрыва…
Она не стала слушать, что еще говорит акушерка. Погрузившись в своё счастье, она созерцала новорожденного ребенка, который сосал молоко из груди. Маленькое существо, полностью зависящее от неё. Новая жизнь, только что появившаяся на свет. Крик, как приветствие при переходе в этот мир.
Только сейчас Мария Давидовна неожиданно осознала смысл своей жизни. Смысл существования, который так долго скрывался от неё за пустыми мыслями о необходимости закончить институт, встать на ноги, защитить диссертацию, сделать карьеру.
Единственная истина, ради которой стоит жить.
— И что это мы плачем?! Всё прошло замечательно!
Мария Давидовна посмотрела на возникшее рядом лицо. Знакомая доктор, которая присутствовала на родах, и помощь которой, слава Богу, не понадобилась.
— Спасибо, Анна Яковлевна, — сказала Мария Давидовна.
— Запомните, Мария Давидовна, ваш ребенок родился двадцать третьего марта в три часа тридцать три минуты. А сейчас мы поедем в послеродовую палату и будем отдыхать.
Мария Давидовна, испуганно посмотрев на доктора, спросила:
— А мой ребенок?
— Сейчас его посмотрит неонатолог, и уже утром, когда вы проснетесь, он всё время будет с вами, в палате.
Мария Давидовна ехала на каталке и смотрела на больничный потолок. Она улыбалась. Чувство необъяснимого вселенского счастья ослабло, но не прошло совсем. Теперь, когда она знала, что делать и как жить дальше, ничего, кроме прекрасных мыслей о замечательном будущем в голове не было.
Конечно же, она никогда не забудет Ахтина.
Но он перестал быть чем-то значимым в её жизни. Это просто отец её ребенка. Ахтин пришел в её жизнь и очень быстро ушел из неё.
Она даст своему сыну всё, что у неё есть.
Она будет любить его всю жизнь, отдавая всего себя.
Она вырастит его одна, и сможет заменить ему отца.
Она даст ему имя, которое любит.
Её мальчик никогда не узнает, кем на самом деле был его биологический отец. Она сможет рассказать сыну красивую и правдоподобную историю об его появлении на свет.
Мария Давидовна заснула практически сразу после того, как оказалась в палате и голова прикоснулась к подушке.
7.
Весеннее солнце пригревает. Я сижу на камне у входа в пещеру. Яркий свет не раздражает меня. Мне приятно чувствовать тепло солнечных лучей. Снега в лесу еще много, но уже появились первые проталины. Где-то далеко слышен стук дятла. Ветер шумит в сосновых кронах.
Всё изменяется. Природа каждый год возрождается после зимних холодов. Люди, радуясь наступлению весны, вылезают из тьмы своих жилищ к свету. Тени, опасливо оглядываясь по сторонам, сбиваются ближе к центру стада, потому что боятся изголодавшихся за зиму хищников, которые скоро выйдут на охоту. Хищники-одиночки, чувствуя зов своего естества, с напускным равнодушием издалека смотрят на будущих жертв.
Я чувствую в себе перемены. Визит в бездну не прошел бесследно.
Я могу спать ночью. Спокойно засыпаю, когда приходит время, сплю без сновидений, и утром просыпаюсь отдохнувший.
Рядом нет Богини. И я почему-то уверен, что это не временное отсутствие. Она ушла навсегда. С одной стороны, оставив после себя ощущение пустоты, а с другой стороны, я понимаю, что теперь должен рассчитывать только на себя. Никакой помощи со стороны. Хорошо это, или плохо, я узнаю позже, когда жизнь заставит меня принимать важные решения.
Эти изменения произошли, и я ничего не могу, да и не хочу, менять. В любом случае, прежним я уже никогда не буду.
Кроме этого, я изменился внешне. Каждое утро я начинаю с того, что смотрю на свое отражение в луже. Лицо стало другим. Ожог справа заставил кожу на лице сморщиться. Из-за отсутствия передних зубов губы и щеки провалились, как у старика. Нос смещен чуть вправо, потому что кости лицевого черепа неровно срослись после перелома. Борода и усы слева гуще, чем справа. Длинные седые волосы образуют своеобразную серебристую шапку на голове.
Когда я в первый раз увидел своё отражение, то отшатнулся от увиденного. Теперь я смотрю на себя без испуга и без удивления, хотя по-прежнему не сразу принимаю сознанием то, видят глаза.
Раны на теле зажили. Дефект мышцы на левом бедре мешает мне уверенно чувствовать себя, когда я иду, но лучше немного прихрамывать, чем передвигаться в инвалидном кресле.
Однако кое-что не изменилось. Мой Дар остался со мной. Используя его, я смог ускорить своё выздоровление.
И главное, — не смотря ни на что, я ощущаю себя Парашистаем.
Всё, что было в моей жизни, — это неотъемлемая часть моего прошлого существования. Я ничего не забыл, и не забуду. Я ничего не собираюсь отрицать, и, ни тем более, проклинать. Я раньше убивал, и эти жертвоприношения были нужны. Мне и Богине.
Пусть сейчас что-то изменилось, — я всё равно верю, что всё было не напрасно.
Я понимаю, что жертвоприношения остались в прошлом, но это никоим образом не меняет моей сути.
Я — Парашистай.
И этим именем всё сказано.
— Михаил, может, все-таки пойдешь с нами?
Виктор смотрит на меня вопросительно. Они с Анной собрались уходить к людям.
— Нет.
— Наверное, это не моё дело, — вздохнув, говорит Виктор, — но я не могу понять, что ты здесь забыл? Или правильнее спросить, от кого ты прячешься в лесу?
Мотнув отрицательно головой, я улыбаюсь.
— Я не прячусь. К людям мне пока еще рано. У меня здесь есть работа.
— Какая работа?
— Я — доктор. И работа моя — врачевать.
— Кого ты хочешь здесь лечить? Здесь никого нет. На сотни километров вокруг.
Он сильно удивлен, но я молчу. На его вопрос у меня нет ответа.
Так ничего не поняв, Виктор отворачивается, махнув рукой. Анна даже не смотрит в мою сторону. В её глазах поселился страх, который будет её постоянным спутником. Она уверена, что исполнившееся пророчество отца Федора ничего хорошего ни им, ни всем остальным людям, не принесет.
Я смотрю им вслед. Две человеческие фигуры. Две тени, отбившиеся от стада и пошедшие своим путем. Я думаю, что у каждого из них будет возможность стать самим собой, но Анна никогда не сможет преодолеть свой страх, а Виктор, потратив время на поиски миража, пройдет мимо того поворота, который может привести его к нужной реальности.
