черноту.
Глава 12
Когда я открыла глаза, сначала мне показалось, что обморок всё ещё продолжается, потому что было полутемно. И только спустя несколько секунд я поняла, что нахожусь в комнате, где горит только один светильник, закрытый ажурным металлическим колпаком, чтобы свет был мягким и рассеянным.
В моей памяти словно кто-то быстро перелистал журнал с картинками – англез с графом Бранчефорте, поцелуй руки, разговор с Эвереттом, граф шепчет мне на ухо, мёртвая птица…
Я смотрела в потолок, украшенный лепниной, и дышала полной грудью. Впервые за вечер я дышала полной грудью. Ох уж эта Стелла с её «затянем на дюйм потуже»! Какое всё-таки мучение – тонкая талия. Или видимость тонкой талии. Отличная, кстати, тема для следующей статьи господина Ронбери. Если некий граф не присвоит себе этот псевдоним.
Положив руку на грудь, я обнаружила, что корсет на мне расшнурован, а платье спущено почти до локтей. Вот, наверное, все перепугались… Надеюсь, платье не разрезали… Оно красивое… Жаль будет его испортить… Мама отдала за него десять золотых… А ещё ткань… А чулки стоят – две серебряных монеты пара… Они чёрные, с продольными полосками… И такие мягкие…
Почему это мне подумалось про чулки?
Чувства возвращались медленно, и только сейчас я сообразила, что на моём колене лежит чья-то ладонь – от неё было тепло, спокойно, и как-то особенно уютно. Я бы не возражала, если бы ладонь лежала на моём колене и дальше, но она тихонько сдвинулась – чуть выше, ещё выше… Задела атласную подвязку, а потом, помедлив, коснулась обнажённой кожи над краем чулка. Нет, я зря посчитала ладонь тёплой. Сейчас она была горячей, обжигающе горячей. И от этого прикосновения было всё так же уютно, но ещё и… волнительно.
Немного повернув голову и оторвавшись от созерцания потолка, я обнаружила, что лежу на постели, с подложенными под голову, спину и локти подушками, в полумраке незнакомой комнаты – очень кокетливой, с оборочками и приколотыми сухими цветами на закрытых шторах. Возле постели стоит на коленях граф Бранчефорте, но смотрит не на меня, а на свою руку, которая лежит на моей ноге повыше кромки чулка.
Не совсем уверенная, что всё это происходит на самом деле, я наблюдала за этой странной картиной – как мужчина осторожно приподнимает подол моего платья, так что уже показались кружева нижнего белья. Было тихо, я не слышала музыки. Зато слышала тяжёлое и прерывистое дыхание графа. Как будто дрова рубил, бедненький. Его пальцы запутались в кружевах, и рука казалась особенно тёмной на фоне белых оборок.
- Кружева валансьенские, десять серебряных монет за пять ярдов, - произнесла я вполголоса.
Граф резко перевёл взгляд на моё лицо, но рука продолжала лежать там, где я её застала – в совершенно неподобающем для благовоспитанной девицы месте.
При рассеянном свете глаза господина Бранчефорте казались тёмными бездонными провалами, и стало особенно заметно, какие у него чёткие, словно вырезанные из мрамора, черты.
- Подвязки тоже обошлись недёшево, - продолжала я, не делая попытки прикрыться или позвать на помощь. – Обратите внимание, какие милые эти атласные бантики. Я люблю больше их, чем кружева или цветы из лент. Кружева цепляются за ткань платья, а цветы выглядят громоздко…
- При чём тут бантики? – спросил граф, и голос его прозвучал странно глухо, будто издалека.
- Вы так внимательно рассматриваете моё нижнее бельё, что я решила подсказать расценки и сделать небольшую рекламу. Вдруг надумаете купить? – я говорила какую-то ерунду, и прекрасно это осознавала, но ладонь графа обжигала мою кожу, и всё остальное как-то очень просто перестало быть важным.
- Наверное, мне надо извиниться? – спросил граф, так и не убирая руку.
Более того, я почувствовала, как пальцы его чуть сжались, потом погладили, а сам он наклонился ко мне, так что пряди его волос коснулись моего обнажённого плеча.
- А есть другие варианты? – ответила я вопросом на вопрос.
- Несколько найдётся, - отозвался королевский эмиссар. – И от любого можно одинаково спятить.
- Что за простонародные слова? Вы граф или где? – поругала я его, по-прежнему не двигаясь и ощущая во всём теле тепло, негу и волнение.
Хотя, как можно испытывать одновременно и покой, и волнение? Загадка. Но разве не так происходит во сне? Всё загадка, всё не похоже на реальность… А это и не могло быть реальностью – полутьма, жаркие прикосновения… Слова – тихие, но отдающиеся эхом в голове и сознании.
- Вы именно этого добиваетесь? – граф говорил уже почти шёпотом, наклоняясь ко мне всё ближе. – Чтобы я сошёл с ума?
- Есть такая вероятность? – прошептала я, потому что как-то не получалось говорить громко, когда рядом с твоими губами находятся чужие губы.
Забавно говорить в такой близости – слова будто срываются с одних губ, сразу попадая в другие, и хочется податься немного вперёд, чтобы то же самое произошло с дыханием, чтобы оно перетекло из одних губ в другие…
- Я уже на грани, - выдохнул граф Бранчефорте, и произошло то, о чём я только что думала – мои губы опалило его дыхание.
- На грани сумасшествия? – поинтересовалась я нарочито невинно.
- И сумасшествия тоже, - подтвердил он. – А вы?
- Ещё в уме, - призналась я, не двигаясь даже тогда, когда другая его рука легла мне на плечо, точно так же сдавливая, поглаживая, и потихоньку продвигаясь туда, куда не следовало.
Было непонятно, каким образом я очутилась наедине с графом, в полутёмной комнате, да ещё в районе постели. Я сильно подозревала, что тут не обошлось без интриг моей дорогой маменьки, но удивительнее всего было поведение графа, который словно не понимал, что стоит застать нас в такой недвусмысленной ситуации, как кое-кто выступит в роли наглого соблазнителя, я буду скомпрометирована и… И в девяносто девяти случаев из ста подобные происшествия заканчиваются свадьбой. Но, возможно, граф считает себя выше принципов морали? Тогда я рискую быть скомпрометированной и опозоренной, без последующей свадьбы.
А вообще, было бы забавно вот сейчас обнять графа за шею и притянуть ещё ближе. Но я не позволила себе поддаться упоительной неге и восхитительному волнению. Если мамочка ни перед чем не останавливается, я не собираюсь ей подыгрывать.
- Вам надо тоже в него вернуться, - посоветовала я графу, продолжая уютно лежать на мягкой перине.
- Вернуться куда? – не понял он, уже почти касаясь своими
