«Парнишка – тупица», – злорадно думал Лизер, сидя в окружении своих картин и прочих трофеев прежних финансовых побед. Видео из «Фокси леди» никогда не выплывет на свет. Сай не рискнет подрывать Калеба Фелпса – ни его губернаторскую кампанию, ни деловые интересы. Ему слишком нужен этот бостонец.
– Но Кьюсак не раскусит мой блеф, – вслух сказал Лизер, обращаясь к фотографии своих двойняшек.
Иррациональное поведение – прекрасная штука, решил он. Переменчивость, несдержанность, крики, угрозы, пока все не начнут разбегаться и прятаться. Потому что никто не знает, когда безумец нажмет на спуск.
Глава 37
Этим вечером в Нью-Йорке…
Кьюсак лежал в кровати и смотрел в потолок. Его мысли метались от ярости к неверию, а посередине лежала угроза, граничившая с сюрреализмом. Он старался отталкивать примитивные, почти павловские фантазии, в которых зажимал голову Лизера в тиски и крутил винт, пока босс не отдавал ему видео.
Эми спала, ничего удивительного. Она могла залечь в спячку под концерт хеви-метал-группы. Сны успокаивали ее, какими бы странными или бертоновскими они ни были. Во снах Эми узнавала всех.
Но Кьюсак не находил утешение в снах. Не в эту ночь. Он многое рассказал Эми. Может, слишком многое. Но кое-что все же утаил и теперь думал, не совершил ли ошибку. Можно подкармливать священников, признаваясь понемногу в своих грехах. Но вряд ли эта стратегия сработает с его женой.
– Ты сошел с ума? – Эми никогда не выходила из себя. – Ты хочешь рассказать отцу?
– Это видео может застать его врасплох.
– Позаботься, чтобы оно никогда не выплыло, – предупредила она.
– Ничего не выйдет.
Оба замолчали. Кьюсак смотрел на Эми. Она – на него. Секунды шли, как по раскаленным углям. Наконец он заговорил, не зная, как подобрать слова:
– Я пытался уйти из «Фокси леди».
– Ты прижимался к стриптизершам.
– Эм, она схватила меня за голову.
– Я с самого декабря стараюсь свести вас, двух олухов, вместе. Джеймс, ты все еще обижен на него. И я терплю, потому что в душе ты добрый. Ты честный. И всегда влезаешь в неприятности, пытаясь поступить правильно. Я люблю тебя за этот сумбур. Но имей в виду, обиды моего отца восходят к «Мэйфлауэр». Потеряй его деньги, и он переживет. Испорть его политику, и он никогда тебя не простит. – Эми, положив руки на бедра и выпятив живот, сверлила взглядом дыру во лбу мужа. – Наш ребенок не будет расти в расколотой семье. Ты должен заключить мир с папой.
Второй раз за этот вечер Кьюсак молчал. Не надо торопиться. Молчание – его способ размышлять, скорее демилитаризованная зона, нежели оружие разрушения семьи. Кьюсак обдумывал маниакальную одержимость Лизера Калебом Фелпсом. Стоящие на краю пропасти семейные финансы, о которых до сих пор не знала жена. Наконец он криво улыбнулся и сказал:
– Я знаю, что делать.
– Не пляши под их дудку.
– Эм, ты смотришь на образцового сотрудника «ЛиУэлл Кэпитал».
– О чем ты?
– Я много работал. Я буду работать еще больше. Я буду подлизываться ко всем и говорить правильные слова. Шэннону, который позорит такое доброе имя. Никки и Аманде. Даже этому чокнутому Виктору.
Эми дважды посмотрела на значок Кьюсака. Джимми заметил этот взгляд.
– Да, Эми, это я. Я буду поддерживать Сая и говорить «да» всякий раз, когда потребуется погладить его эго. Даже если потом мне придется блевать. Я стану рыцарем круглого стола бандитов Сая Лизера.
– И к чему ты придешь?
– Я буду смотреть в оба, пока не найду и не уничтожу видео. А как только я дважды пропущу его через цифровой шредер, я уйду из этого сумасшедшего дома.
– Тебе нужно найти тот «Макбук»?
– Мне нужно отыскать видео и все его копии, где бы они ни были.
Эми расслабилась. Она потерла значок Кьюсака, а потом обняла его за плечи.
– С чего мы начнем?
– С завтрашней ночи в МСИ?
– Встретимся прямо там. Я немного задержусь на работе, – сказала она.
– А Калеб?
– То же самое. У него загруженный день.
Они помолчали. Потом Эми спросила:
– Помнишь тот день, когда ты устроился на работу в «ЛиУэлл Кэпитал»?
– Как вчера.
– Ты так радовался. И рынки были лучше.
– Рынки – не проблема, – покачал головой Кьюсак. – Я нашел одно отличие моего офиса от ада.
– Какое? – спросила она.
– У нас висят терминалы «Блумберга».
– Подожди секундочку. У меня для тебя кое-что есть.
Эми исчезла в гостевой спальне, которая по совместительству являлась кабинетом. Он слышал, как жена шуршит бумагами, но всего пару секунд. Она вернулась с одним листом, черной и зернистой распечаткой.
– Это то, что я думаю? – спросил Кьюсак.
– Положи Яза у себя в кабинете, – подтвердила она, вручая ему УЗИ. – Он поможет тебе пережить эти дни, как помогает мне.
– Он?
Кьюсак забыл о «ЛиУэлл». Эми всегда объявляла ребенка девочкой.
– Я заглянула туда во время обследования.
Джимми посмотрел на выпирающий живот Эми. На Яза. На ласковое лицо жены. Он нежно потерся щекой о ее руку и крепко поцеловал в губы.
– Это значит, что мы по-прежнему любим друг друга? – спросила Эми с легким кокетством. – А то знаешь, я уже толще моржа.
– Ты прекрасна.
– Тогда сделай одолжение.
– Что угодно.
– В следующий раз, когда я попрошу, подлизывайся к моему папе на Бермудах.
Кьюсак слушал ровное дыхание спящей жены. Он смотрел, как с каждым вздохом поднимается и опускается Яз. Думал о том, была бы такой всепрощающей жена, если бы знала глубину их финансовых проблем. Первый выстрел – расплатиться с долгом в три миллиона за квартиру, которая при нынешних рынках стоит не больше двух с половиной. Второй выстрел – в это же время поддержать мать и братьев. А что будет потом, уже неважно.
Глава 38
18 сентября, четверг«Бентвинг» по $31,33
К 18.45 атриум МСИ гудел от странной смеси празднества и недобрых предчувствий. Группа из пятнадцати музыкантов сотрясала все восемь этажей музея, бодрая музыка проникала в каждый уголок, каждую щель. Толпа уже была готова качаться и трясти волосами. Готова пить и нести финансовую чушь на фоне Моне и прочих великих. Публика собралась на чествование Сая Лизера за большой вклад в мир искусства. Но эти же люди могли в любую секунду взорваться, потому что твердо знали одно: беды не за горами.
– Гарри Уинстона сейчас считают безвкусицей? – спрашивала своего приятеля стройная женщина.
Она сверкала черными блестками и винтажным ожерельем с тридцатью пятью изумрудами, тридцатью девятью бриллиантами, круглыми или маркизами, и платиновыми вставками.
– У нас барбекю-риск, – замечал молодой финансовый менеджер в другом конце зала.
– И что эта хрень значит? – переспросил его приятель.
У божественного жаргона есть свои проблемы. Ораторам требуется все время следить за своими метафорами.
– Кто-нибудь всегда жарит гриль лучше. С инвестиционными показателями та же ерунда. Кто-нибудь всегда получает большую прибыль.
– А по-моему, – замечал третий бог, – хедж-фонды находятся под угрозой исчезновения.
– Эй, повелители Вселенной, – заорал лидер группы, сто сорок килограмм, стиснутых черным смокингом.
Он заигрывал с толпой, заставляя людей сверкать глазами размером с серебряный доллар.
– Плохие рынки, говорите вы. Трудные времена, говорите вы. Что ж, вот немного помощи от Джексона, Джефферсона и, может, даже Бена Франклина.
Его смех разнесся по всему просторному атриуму, и группа заиграла «Dead Presidents» Уилли Диксона.
Бьянка, стоя в дамской комнате, изучала свое отражение в зеркале. Неплохо для сорока восьми, решила она. Она поправила несколько темных волосков, отхлебнула мартини и поклялась никогда не краситься в блондинку, как бы ни настаивал Сай. Опустив взгляд, осмотрела слабый намек на кружева и улыбнулась классическому высказыванию Дороти Паркер: «Лаконичность – душа женского белья».
Организация этого вечера заняла целую вечность. Бьянку поглощали сотни дел: список гостей, еда, подарочные пакеты, приглашения, цветочные композиции, аудиосистемы, кто будет говорить, кто будет вести, что надеть ей, что надеть Саю, кто придет и сколько они заплатят – не меньше тысячи долларов с человека. И неважно, сколько потребуется добрых бразильских пинков, чтобы вытрясти из людей пожертвования при таких жестких рынках. Все должно быть безупречно. Ей казалось, апрель, когда она начала подготовку, миновал только вчера.
Бьянка понятия не имела, заметил ли что-нибудь Сай. Он выказал нулевой интерес к ее черному платью без плеч от «Хайди Вайзель». Сай не обратил внимания на ее длинные волосы, уложенные к вечеру в МСИ у «Бергдорфа Гудмана». Она вполне могла бы обойтись без всех этих приготовлений, «междусобойчиков» и золоченых – а может и холощеных – сборищ филантропов.
Это вечер Сая, а не ее. Ему нужно всеобщее признание. Бьянка предпочитала хорошую книгу, удобную пижаму и попкорн в постели. Она ненавидела тушь для ресниц и считала остальной макияж пустой тратой времени. Она в любой момент променяла бы «Хайди Вайзель» на свободные капри. Если бы только Сай обратил внимание. Если бы он согласился на несколько консультаций.
