Какой-то зловредный суфлер подсказывает невеселую мысль: «Покурим, да не все. Кто-то из нас уже вы- -курил свою последнюю цигарку».
Чтобы отвлечься от навязчиво-тревожных мыслей, наблюдаю за товарищами.
Муса сидит на корточках. Удивительно, как долго он может пребывать в такой позе! Видимо, унаследовал эту способность от далеких предков.
Итальянца раньше всех донял мороз. Гриша то переступает с ноги на ногу, то прыганет на месте. Вытоптал в снегу большой пятачок.
Почему Науменко включил Пьянкова, одного из самых слабых солдат роты, в штурмовую группу? Его как будто в первую очередь стоило оставить на Гажьих Сопках. Видимо, лейтенант учел другие качества Пьянкова. Очень уж этот боец исполнительный и старательный.
Когда Гришу называют Итальянцем, он внешне не злится, не огрызается и только добродушно отшучивается. Но фактически очень переживает, что его считают неженкой, слабаком, и изо всех сил тянется за другими, старается доказать, что он не какой-нибудь «хлипкий итальянец», а настоящий двужильный уралец.
И Авенир здесь. А ведь уже не раз был разговор о том, что его «двухэтажность» для штурма укрепленного рубежа не столько преимущество, сколько помеха. И слишком заметная мишень; и в траншеях, в узких проходах, такому детинушке пролезать трудно. Но Авенир лучший в роте пулеметчик. Кроме того, если завяжется рукопашная, уральский великан уж покажет свою богатырскую силушку.
У нас все еще тихо, а западнее, на берегу Керести, и северо-восточнее, в районе так называемой Круглой рощи, началась какая-то заваруха. Вспыхнула интенсивная ружейно-пулеметная и минометная перестрелка, в серое предутреннее небо взлетают частые ракеты.
Опыт боев у Мясного Бора подсказывает догадки. Если это не «сабантуй», предпринятый немцами, то очень похоже на отвлекающую операцию. А может, наоборот: основной удар наносится там, со стороны Керести или у Круглой рощи? Дивизионное командование свои тайные намерения разглашать не станет.
Нет! Все-таки основной удар наносится отсюда, с юга. Для отвлекающей операции столько саперов и взрывчатки не понадобилось бы.
Пришла пора переходить на второй исходный рубеж, то есть ползти вперед по траншеям.
— Пошли, товарищи! — взмахнув рукой, шепчет комроты. По возрасту Науменко самый младший в роте и называть нас «ребятами» не решается. Такое обращение могут позволить себе политрук Гилев и старшина Кокоулин, которым уже за тридцать.
На участке третьей роты несколько параллельных снежных траншей. Кому в какую вползать и в какой последовательности ползти — известно каждому. Комроты, политрук, комвзвод-1, комвзвод-2 рассредоточены по траншеям. На каждого приходится по пятнадцати — двадцати бойцов. Комвзвод-3 Большаков остался за командира роты на Гажьих Сопках.
Я в траншее лейтенанта Науменко. Впереди меня Муса, позади — Философ. Стоп! — наша «сороконожка» остановилась. Оказывается, траншея кончилась. Привалившись к снежной стенке, лейтенант жестом руки указывает подползающим бойцам: одному — вправо, другому — влево. Выбравшись из траншеи, выстраиваемся в одну линейку и ползем вперед уже по глубокому снегу. Следим, чтобы снег не набился в дуло автомата.
Стоп! — залегли. Уже совсем недалеко впереди копошатся саперы.
Ох уж эти ракеты! Немцы пользуются ими в десятки, в сотни раз чаще, чем мы. Каждый немецкий батальон располагает запасом ракет большим, чем средней руки королевский двор накануне коронации монарха.
Наблюдать за ночными фейерверками, которые немцы устраивают на переднем крае, довольно интересно. Описывая красивые параболы, ракеты распускаются в небе пышными цветами и падают многоцветной огненной россыпью. И одна другую не повторяет: у каждой своя расцветка, свой рисунок, у каждой свой срок быстротечной жизни.
Совсем другое дело, когда ты лежишь, вжавшись в снег, под носом у немцев и огненные параболы «шагают через тебя». Когда пугающе близко раздаются выстрелы из ракетниц и ухо улавливает шипение снега, вызванное не успевшими на лету остыть ракетами-долгожительницами.
Когда вражеская ракета над нами в зените, — несмотря на яркое освещение, вернее, благодаря ему, — окружающий ландшафт кажется зловеще-мертвым, инопланетным. Но вот ракета пошла вниз, она все ближе и ближе к земле… У деревьев, кустов и строений, даже у сугробов рождаются и быстро растут тени. В последний момент они достигают гигантских размеров, принимают причудливые, подчас фантастические формы и стремительным рывком проносятся по снежной равнине.
Будто пытаются выследить нас, распластанных на снегу.
Лишь на короткий миг наступила темнота — и вот уже плывет в небе новая ракета…
По темпу и ритмике ракетной феерии можно примерно судить о настроении немцев. В данный момент иллюминация производится в темпе модерато. Ракеты взлетают более или менее через равные промежутки времени.
В этом спокойно-размеренном темпе угадывается психологическое состояние бодрствующей смены немцев, запускающей ракеты. Дескать, у нас все тихо, все спокойно. У нас «аллес ин орднунг» — все в порядке. Правда, на флангах беспокойные и непоседливые русские опять подняли «виррварр» — суматоху. Но это далеко от нас. Нам же военная судьба даровала сегодня спокойную ночь. Пусть «зольдатен унд оффициирен» досыпают последний час перед подъемом. А после «фрюштюка» — завтрака и мы завалимся отдыхать…
Атака
Я только раз видала рукопашный.Раз — наяву. И тысячу — во сне.Кто говорит, что на войне не страшно,Тот ничего не знает о войне.
Юлия Друнина
И вдруг модерато нарушилось, сменилось ускоренно-лихорадочным темпом. Ракеты летят вверх намного чаще, торопливо догоняя одна другую. Иногда они взвиваются дуплетом.
Зататакал вражеский «машиненгевер», к нему подключился второй, третий, четвертый… Некоторые пули с пронзительным завыванием рикошетят от ледяного вала. В ольшанике, откуда мы только что выбрались, разорвалась первая серия мин.
Началась наша артиллерийско-минометная подготовка. Вот теперь саперам надо действовать, дорога каждая секунда. Впереди, совсем близко от нашей цепи, послышались частые взрывы, вверх взметнулись облака дыма и снега. Довольно сильный северный ветер обдал нас запахами пороха и гремучей ртути.
После начала нашей артподготовки противник приутих. Именно — приутих, а насколько он подавлен — это другое дело. Все выяснится во время атаки.
Науменко, полусидя, привалившись левым плечом к тупиковой стенке снежной траншеи, то бросает озабоченные взгляды вперед, то выжидательно посматривает назад. Опасается, как бы не пропустить сигнальные ракеты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
