- Да, я им не чета! Что, лучше своя уродина, чем чужая красавица? А за Ирсалом ты бы тоже Дарна послал?
- Ах ты, раскрасавица, - сказал Сибл с ласковой угрозой. - Светик ты наш... в чужом окошке! Всех-то он объегорил! От петли ушел, от суда ушел, от акиха ушел... и от нас, считай, ушел. У-умненький Брат Совета Тилар... а как нас перебьют, глядишь, уже и Старший... а то и Великий брат, а?
- То-то я по первому слову сюда прибежал!
- Так ты уж у нас у-умненький! Сюда б не явился, там бы тебя нашли!
- Хватит, Сибл! - сказал я с досадой. - Позвал - так говори зачем. А угрозы... ты их для своих побереги - для тридцати девяти - они оценят!
- Ты тоже, - спокойно ответил он. - Я понял, ты понял, оба мы понятливые. Можно и забыть... пока. Худые нынче у нас дела, брат Тилар. Отшатнулся от нас народ-то, впервые Братство как рыба на песке... голенькое. Может, оно и не надолго, так ведь Охотник рядом, возьмет рыбку-то - да в мешок.
- Боюсь, что рыба уже в мешке. Только веревочку задернуть.
- Веревочку бы и перевязать можно.
- Нет, Сибл. Поздно. Огил одну ошибку дважды не делает. В прошлый раз он по старинке концы искал... а теперь мешок: всех разом.
- А ведь это мы ему дорожку расчистили... считай, на готовенькое позвали...
- Асага обвиняют в этом?
- Покуда его только в том винят, что он тебя, хитреца, Калатом подосланного, послушал, дал себя вокруг пальца обвести.
- А если я сам отвечу за свою вину?
- Твою вину ему с тобой делить, он за тебя голову в заклад ставил.
- А если я докажу, что был прав?
- Может, оно для Братства еще хуже будет. Ты согрешил, Асаг ошибся что же, только господь не ошибся. Вина накажется, грех отмолится - а все, как было, так будет... как от дедов завещано.
- Не будет, Сибл. Братству жить считанные недели.
- Все-то ты знаешь! А оно, чай, тоже от нечистого!
- Значит, это наставник Салар воду мутит?
- Значит, он.
- И чего он хочет? Власти?
- Кабы так! Ты его просто не знаешь, Тилар. Он-то, наставник наш, святоша да постник, дай ему волю, всех бы постами да молитвами заморил, а только ни хитрости в нем, ни корысти. Для себя-то он ничего не хочет. Братство ему заместо души, да только не наше, не всамделишнее, а какое он сам вымечтал. То и боится перемен, что, мол, всякое искушение от дьявола. Думает: и эту беду можно отмолить - поститься да покаяться, глядишь, господь и смилуется.
- А ты?
- Что я?
Я глянул ему в глаза, и Сибл нехотя усмехнулся.
- А я, брат Тилар, мужик простой. По мне на господа надейся, а топор точи. Нынче, коль возьмемся молиться, не взвидим, как и на небесах очутимся.
- Тогда выход один. Раскол.
- Что?! - глаза его засверкали, стиснулись огромные кулаки. Ну, если он сейчас да меня... конец! Но досталось не мне, а столу: хрустнула от удара столешница, подпрыгнул светец, выронив лучину, красным огоньком она чиркнула в темноте и погасла. И стало очень страшно.
- Что?! - опять прорычал Сибл из тьмы. - Да ты...
- Что я? Какого дьявола вам от меня надо? Я что, просился в ваше Братство дураков? Да за один ваш суд... вот ей-богу! - надо бы вас... к ногтю! А я, как нанялся, вас спасать!
- Спаситель! - Сибл уже успокоился; этакий ненавистно-насмешливый, почти ласковый голос.
- А ты у Асага спросил. Он знает. Ладно, зажги свет. Он послушал зашевелился в темноте. Высек огонь, присвечивая трутом, отыскал на столе лучину, зажег и сунул в светец. Поглядел на меня и сказал - с той же ласковой злобой.
- Ты расскажи еще, что ради нас кинул.
- Слушай, Сибл, - отозвался я устало, - что ты все на меня сворачиваешь? Считай, на плахе сидим, а ты все заладил, как этла, кто я да что я.
- Ох, и непочтителен ты, брат Тилар! - сокрушенно ответил он. - Так ли со Старшими говорят? На плахе-то я всю жизнь сижу, привык уже под топором, а вот кто ты да что... понять мне тебя надо, брат Тилар. Как это ты в душу к Асагу влез да почти все Братство перебаламутил? Ишь ты, с дороги не переспал, а уж сразу: раскол. А ты Братство ладил, чтоб рушить?
- А ты?
- И я не ладил. Готовое получил, потому и сберечь должен. Дедами слажено, отцами завещано - как не сберечь?
И все-то он врал, хитрый мужичок. Ходил вокруг да около, покусывал, подкалывал, а сам все следил за мной своим зорким, алмазно-светлым взглядом, все прикидывал, примерял меня к чему-то, что уже решено. И разгневался он, когда я сказал про раскол, не потому, что это _б_ы_л_о с_к_а_з_а_н_о_ мной. Потому, что я так уверенно это сказал, будто знал, что все уже решено.
Нет. Я не стану пешкой в чьей-то игре. Я и Баруфу этого не простил, а уж там была игра - не этой чета. И я спросил:
- К чему ты ведешь, Сибл? Хочешь выкупить Асага моей головой? Ваше право - я давно перед ним в долгу. Только что тебе это даст? Мир в Братстве? Возможность умереть заодно?
Он только хмыкнул. Не соглашался и не возражал - слушал.
- Хочешь, чтобы конь не ел траву, а урл - коня? Чтобы Братство спасти, а святош не обидеть? Не выйдет. Я Огила знаю. Если он что-то начал, он это дело кончит. Мы ему сейчас, как нож у лопатки. Он страну в кулак собирает, из кожи вон лезет, чтобы мясо жилами проросло, чтобы нам малюсенькому Квайру - выстоять один на один против Кевата. А вы тут, под боком сидя, все галдите, что, мол, сами к власти его провели, на готовенькое посадили. Все ему весну поминаете... допоминались! Он бы ее и сам не забыл - припомнил бы - да не так скоро и не так круто. А уж раз сами хотите - извольте! Все на памяти. И как столицу взбунтовать, и чем бунты кончаются. Оч-чень ему болячка у сердца нужна, когда Квайр в опасности!
- Так что ж: нам уж и рта не открыть, молчать было да терпеть?
- Да? Сколько раз я Асагу говорил: затаитесь. Дайте ему против Кевата выстоять, а там уже по-другому пойдет, там все с него потребуют. И крестьяне - то, чего он не может дать, и калары - то, чего не захочет. Вот тогда-то и наш черед придет, тогда ему против нас не на кого будет опереться, возьмем свое.
- Надолго ли?
- Надолго или нет, об этом уже поздно судить. Теперь он нас, как козявку, раздавит, и никто за нас не заступится. Самим себя надо спасать.
- И уж ты спас бы?
- Не знаю, - ответил я честно. - Огил... понимаешь, он сильней меня. Не скажу умней... тут другое: сильней и опыта у него больше. То, что он делает... разгадать-то я смогу, а вот сумею ли его переиграть? Не знаю, Сибл.
Он посмотрел на меня; так же зорки и пронзительны были его глаза, но что-то смягчилось в их кристальной глубине.
- А все-таки, Тилар, что тебя заставило против друга пойти? Неужели мы тебе дороже, чем он?
- Нет. Если честно, то меня от вас с души воротит. Не живете, а корчите из себя бог весть что. Нет, чтобы дело делать - только друг перед другом пыжитесь! Правда на вашей стороне, вот в чем дело. Ты пойми, Огил ведь честный человек. Очень честный. Он все делает только для Квайра... для людей. А выходит... ну, сам увидишь, если доживем. Не хочу, чтобы его имя злом поминали, чтобы он успел загубить то, на что жизнь положил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
