Лебедев оглянулся, увидел непрошеный гостей и мотнул головой. Все было ясно без слов, но Арцеулов твердо подошел к приборной доске, взял свободный шлем и что-то сказал полковнику.
Степа видел, как брат удивленно поднял брови, затем нахмурился и произнес что-то резкое. Арцеулов вновь заговорил, затем повернулся, кивнул на Косухина и снял с пальца перстень. Брат тоже оглянулся, и вдруг его лицо изменилось, на миг смягчившись улыбкой. Полковник успокаивающе кивнул Степе и надел перстень на безымянный палец.
Арцеулов тут же отошел к двери и поманил Степу. Косухин вздохнул и уже собрался было уходить, как вдруг что-то изменилось. Мгла перед колпаком кабины поредела, где-то вверху мелькнул клочок голубого неба, и тут серая завеса разорвалась. Сквозь мокрые стекла кабины стала видна желтая неровная поверхность земли, мелькнуло русло высохшей реки, но это продолжалось недолго. Громадная туча, еще темнее и больше прежней, надвигалась с юга.
Степа и Арцеулов замерли, глядя на приближавшуюся с каждым мигом темно-серую громаду. Внезапно почудилось, будто туча стала прозрачной, словно засветился экран гигантского синематографа. И на этом экране, чуть подсвеченное странным, неземным огнем, стал проступать гигантский лик, занимая полнеба. Обозначились неясные контуры тонкого, брезгливо сжатого рта, резкие скулы и чуть прищуренные бесцветные глаза…
Косухин взглянул на брата и понял – тот тоже видит. Руки, прежде лежавшие спокойно, теперь впились в штурвал, а вся фигура напряглась, чувствуя неведомую опасность. Богораз откинулся в кресло, закусил губу, а серые глаза превратились в щелки.
Страшное лицо росло. Теперь оно занимало почти все небо, и вдруг ярко-красные губы призрака дернулись. Не было слышно ни звука, но Косухину показалось, что в голове его медленно начинает звучать знакомый хриплый голос командира 305-го. Послышался злой резкий смех, и в ту же секунду лицо сгинуло, а на стекла обрушился мокрый шквал. Аэроплан резко кинуло влево, Арцеулов едва удержался на ногах, а Степу бросило на стенку кабины. «Муромец» вновь тряхнуло, и самолет стал заваливаться на левое крыло. Полковник что-то проговорил в шлемофон, и невозмутимое лицо Богораза внезапно стало пепельным. Арцеулов и Косухин невольно повернулись налево и сквозь мокрую пелену разглядели клубы черного дыма.
– Левый мотор!
Степа вспомнил свой сон и похолодел. Полковник вновь что-то сказал Богоразу, тот отрицательно покачал головой, но Лебедев, нахмурившись, повторил. Студент отстегнул ремень и резко встал. Полковник оглянулся и вновь недвусмысленно кивнул на дверь. «К черту! – внезапно подумал Ростислав. – Не уйду!»
Степа подумал приблизительно то же самое, но Богораз, с неожиданной для его худой фигуры силой, схватил Косухина за плечи и буквально выкинул из кабины. Арцеулов резко пожал плечами и предпочел отступить сам.
В салоне Семен Аскольдович тут же подошел к сжавшейся на койке Берг и показал ей на висевшие рядом ремни. Та быстро кивнула и стала нервными движениями застегивать их на груди. Богораз кивнул в ответ, проверил крепление и повернулся к остальным.
Ни Ростислав, ни Косухин никогда не имели дело с ремнями безопасности, и дело шло туго. Самолет продолжал заваливаться влево, в салоне запахло гарью, а мгла за иллюминаторами стала пузыриться чем-то черным и липким. Студент быстрыми движениями помог обоим справиться с ремнями, после чего ловко проскользнул к своей койке и пристегнулся сам.
– Что случилось? – в наушниках прозвучал взволнованный голос девушки. – Что-то с мотором?
– С маслом, – скучным голосом ответил Богораз. – Пустяки, Наталья Федоровна…
Ни Степа, ни Арцеулов не стали разуверять Наташу. Девушка быстро взглянула в левый иллюминатор, сквозь который были хорошо видны клочья дыма, и грустно усмехнулась.
Гул моторов стал другим – неровным, неуверенным. Аэроплан уже не мчал – полз сквозь липкие тучи.
«Какой уж тут перстень?» – невесело подумал Степа.
Самолет дернулся и начал медленно выпрямляться. Тут же к горлу подкатил комок, а в животе стало холодно и пусто.
– Полковник выключил правый мотор, – негромко произнесла Берг. – Семен Аскольдович, что там внизу?
– Степь… – неуверенно проговорил Богораз. – Точнее, полупустыня. Ровно, но иногда встречаются скалы…
…Косухин вновь вспомнил свой сон – накренившийся «Муромец», ткнувшийся носом в желтую скалу.
– Помоги нам, Господи, – тихо проговорила девушка. – Косухин, помолитесь за меня…
Степа удивленно поднял брови и хотел было сообщить о своем непробиваемом атеизме, но смолчал. Самолет вновь закачало, он резко накренился, затем выпрямился. Моторы уже не гудели – хрипели, неровно и прерывисто. К гулу прибавился свист – «Муромец» падал. Казалось, воздух, до этого столь послушный и гостеприимный, отказывается теперь держать тяжелую ношу.
Степа не удержался и, дотянувшись до иллюминатора, выглянул. Земля была совсем рядом – желтая, неровная, покрытая источенными ветром камнями. Он уже видел это. Косухин закрыл глаза и вдруг подумал о брате. Николай за штурвалом, и ему нечем помочь…
«Господи! – вдруг прошептал Степа, напрочь забыв про идеи единственного верного на земле учения. – Господи, помоги рабу Твоему Николаю! У меня же больше никого нет, Господи!..»
– Внимание! – вдруг резко произнес Богораз. – Держитесь!
Удар был слабый, всех лишь подбросило на сиденьях, но через секунду машину вновь тряхнуло, на этот раз сильнее. Послышался страшный треск, со звоном разлетелось стекло одного из иллюминаторов, аэроплан резко бросило в сторону – и тут-то «Муромца» ударило уже по-настоящему.
Обшивка треснула, послышался грохот срывавшегося с места оборудования, людей подкинуло вверх, но ремни выдержали. Косухин успел подумать, что удалось отделаться легким испугом, и тут вновь послышался треск. Удар невиданной силы обрушился на салон…
Косухину повезло. Он слегка прикусил губу (кровь тут же потекла в рот), вдобавок ушиб голову, но не сильно – войлок обшивки смягчил удар. Уже через секунду он открыл глаза и понял, что жив.
…Салон смяло почти в гармошку, по корпусу прошли глубокие сквозные трещины, на полу блестели выбитые стекла. Берг сидела на койке, бессильно откинувшись назад. Богораз уже пришел в себя и с очумелым видом мотал головой. Косухин поглядел туда, где было место белого гада Арцеулова и увидел, что капитана нет, лишь обрывки ремней бессильно покачивались, свисая со стены.
«Ого! – только и подумал Степа. – Не повезло беляку!»
И тут же мысль о брате заставила рвануть застежку ремня. Косухин вскочил и увидел Арцеулова – капитан лежал в углу, лицо было залито кровью, а голова бессильно застыла, откинувшись назад.
«А ведь он перстень снял!» – мелькнуло в сознании, но Степа решил заняться беляком позже. Покачиваясь, он сделал шаг в сторону кабины, краем глаза заметив, что девушка открыла глаза и испуганно смотрит на разбитый салон.
«Потом, потом!» – подумал Степа и тут же увидел брата.
Николай стоял в дверях, на лице – прямо под старым шрамом, – краснел глубокий порез, шлем с оборванными проводками сбился набок, но полковник улыбался.
– С прибытием, господа! Мягкой посадки не получилось, но чертовски рад, что мы все-таки живы…
– Взаимно, – без особых эмоций отозвался Богораз, выпутываясь из ремней. – Аэроплан – полностью?
– Вдребезги…
Степа стоял, не говоря ни слова и понимая лишь одно – брат жив, и все они живы, а значит, нечего верить дурацким снам. И тут он вспомнил о перстне – и об Арцеулове.
– Братан, – вздохнул он. – Тащи аптеку…
– Ах черт! – полковник мельком взглянул на Арцеулова и скрылся в кабине. Косухин подошел к раненому и осторожно приподнял ему голову. Рука тут же испачкалась кровью. Арцеулов застонал, но Степа почти сразу успокоился – белый гад жив.
– Что с Ростиславом Александровичем? – Берг подошла сзади и неуверенно дотронулась до бледного, заляпанного кровью лба.
– Ниче! – уверенно заявил Степа. – Башкой долбанулся, беляк! Сейчас перевяжем…
– Разрешите? – Богораз чуть потеснил Косухина и присел рядом.
– Ты, Семен, в медицине кумекаешь? – недоверчиво поинтересовался Степа.
– Немного. Боюсь, у него сотрясение… Ага, бинты!
Он взял принесенную полковником коробку с медикаментами, кивнул Косухину, чтобы тот помог, и начал быстро и умело перевязывать раненого.
– Что с ним? – повторила Берг. – Кости целы?
– Целы, – невозмутимо заметил Богораз, бинтуя голову. – И как это ремни не выдержали, не понимаю?..
Арцеулов открыл глаза. Голова разрывалась от боли, во рту скопилась густая соленая кровь, ныла ушибленная спина, но он был жив. Эта мысль доставила мгновенное удовлетворение. Правда, настроение тут же испортилось – прямо перед ним сидел на корточках краснопузый Косухин и нахально ухмылялся.
