Витали.
«Ничего лучше не нашел… Тоже мне, скромник!» – подумал Хьюго, сдерживая улыбку.
Он сунул оружие и магазины в мешок, вышел из будки и положил трубу вдоль стены.
Перед тем как сесть в машину, закинул сверток в багажник. Потом открыл бардачок, вынул письмо Витали, положил картонку в тот же конверт и достал из кармана бутылочку с бензином для зажигалки.
Алиса молча с любопытством наблюдала за его странными действиями.
Он вышел из машины.
Облил бумагу бензином и сделал несколько шагов в сторону будки. Щелкнул зажигалкой. Язычок пламени задрожал на ветру, но не погас. Он поджег конверт и бросил его на землю у приоткрытой двери.
Терпеливо ждал, пока все не сгорело, потом вернулся к машине.
– Так, – сказал он, повернувшись к Алисе, – мы в Эворе, сейчас почти час ночи, и до Фару мы доберемся часа через два-три, не раньше… Можем выбирать: либо отправляемся немедленно, либо остаемся на ночь в Эворе и все остальное откладываем на утро. К завтраку доберемся. Тогда уж точно не разбудим твоего отца среди ночи.
Напряжение гонки отступало. Он почувствовал, как устал после ночи и двух долгих дней, проведенных за рулем, с перерывом на какие-то пять часов. Слишком много событий. Да, он бы с радостью вытянулся на постели.
Алиса молча смотрела на него.
– Ну так что? – спросил он.
– Ну-у, как хотите, Хьюго, – застенчиво пробормотала она. – Но мы правда могли бы поспать в гостинице и поехать завтра утром.
Он понял, что вчерашние перегрузки дались Алисе еще тяжелее, чем ему. Необходимое оправдание. Он завел машину.
– В путеводителе упоминается симпатичная гостиница, – сказал он, разворачиваясь. – «La pensao O Eborense». Расположена в бывшем solar…
Девочка ничего не ответила, но по ее лицу он определил, что она все поняла… Судя по ее виду, она отлично знала, что такое solar…
Он остановился перед роскошным зданием, погруженным в темноту, только через застекленную Дверь на первом этаже пробивался свет. На стоянке насчитал три или четыре машины. Две португальские. Одна испанская, одна немецкая. Ясно, туристы. И он, Бертольд Цукор, тоже турист.
Заглушил мотор и молча вышел из машины. Алиса вылезла, залюбовалась изящным маленьким белым дворцом.
– Здесь красиво, – прошептала она. Хьюго открыл багажник.
Взяв пустую спортивную сумку, засунул в нее автомат, не снимая пленку. Потом открыл стоявший слева чемодан, достал оттуда белье – футболку, носки, трусы, туалетные принадлежности. Из ящика с инструментами взял катушку черного скотча, сунул в сумку с автоматом и бельем.
Перекинув сумку через плечо, запер багажник. В гостинице загорелый человек с приветливыми и умными глазами дал ему ключ от четырнадцатого номера, пожелал приятного отдыха и показал комнату. Обесцвеченные волосы Хьюго вызвали у него улыбку.
Довольно большая комната, ничего лишнего. Окна выходят на рощицу. Душ, туалет. Две большие и явно удобные кровати.
Хьюго поблагодарил хозяина и закрыл дверь.
Алиса уселась у окна.
– Прими душ и ложись, – спокойно велел он.
Она бросила на него удивленный взгляд, но не возразила, пошла к маленькой ванной комнате.
Хьюго подождал, пока она запрется, и только тогда открыл сумку. Достал автомат, разрезал скотч, державший магазины, сразу вставил один.
Сухой щелчок. Патрон вошел в ствол. Готово к употреблению.
Потом он примотал скотчем еще один магазин к уже вставленному, вверх ногами, чтобы иметь возможность быстро перезарядить оружие.
Точно так же склеил между собой два оставшихся магазина, сложил все в спортивную сумку и поставил ее, не закрывая, у своего изголовья, с левой стороны. Он был псевдоправшой, несостоявшимся левшой. Но иногда воспоминания об этой двойственности странным образом всплывали на поверхность. Он стрелял, как левша, закрывая правый глаз, держал винтовку и автомат, как левша. Странное дело, но если речь шла о ручном оружии, типа «ругера», ему было проще пользоваться правой рукой – более ловкой, более развитой.
До него доносился шум воды.
Он проверил, заперта ли дверь на ключ. Закрыто на два оборота.
Снял куртку и ботинки, вытянулся на кровати.
Алиса вышла из ванной в длинной белой футболке и в белых носочках, прыгнула в кровать, зарылась под одеяло и погасила ночник.
Хьюго встал и отправился в душ. Хорошенько отмылся, надел чистое белье, лег, тоже завернулся в одеяло.
Через щели жалюзи проникали бледно-золотые лучи лунного света. Он не заметил, как уснул.
Они подъехали к Эворе по дороге №18 незадолго до половины первого. На перекрестке Оливейра заметил, что №254 красивее, но №18 короче.
Полицейский петлял по старинным улицам, ведя машину осторожно, но уверенно. Он затормозил перед «порше», стоявшим на площадке возле белого здания, въехал на стоянку и припарковался рядом с «мерседесом» с немецкими номерами.
Хозяин гостиницы проводил их наверх по лестнице, украшенной экзотическими растениями, и они успели оценить красоту террасы, выходившей на маленький парк.
Они расположились в комнатах по соседству, договорившись встретиться за завтраком, в половине девятого.
Анита поставила спортивную сумку на кровать, обошла номер, быстро приняла душ. Повторила процедуру и не шевелилась, пока в нагревателе не кончилась горячая вода. Поняла, что не может расслабиться. Несмотря на усталость, нервное напряжение не отпускало. Она вытянулась во весь рост на кровати, попыталась навести порядок в мыслях.
Услышала, как где-то на этаже тихонько открывается дверь. Приглушенный шум.
Анита завернулась в простыни. Свет гасить не стала, уверенная, что сразу не уснет.
Увы – вынужденное ночное бдение оказалось бесплодным. Перед глазами снова и снова возникал образ замученного до смерти человека – непристойное, отвратительное зрелище. «Папка „Манта“», – повторяла она про себя, как заклинание, пытаясь сосредоточиться на том, что раскопала в документах.
Тревис. Кэп. Корабль. Общество. Где-то есть ангар. Банковский счет. Завтра же, после морга, надо будет заняться всем этим.
Псевдобельгийцы. Едут в немецкой машине. Люди Евы Кристенсен? Но кто их остановил? Что, у Евы К. были конкуренты? Местные? Мафия?
Господи, Оливейра ведь говорил, что Тревис знаком не только с дилерами, но и с агентами влияния и связными мафий… Черт… Неужели Тревис обратился к наемникам сицилийского синдиката, чтобы противостоять бывшей жене?
Она перевернулась на спину, ощутив внезапное напряжение, ей наконец удалось сосредоточиться. «Так, – подумала она, охваченная яростью. – С этой точки зрения мы дело не рассматривали. Может, Тревис не просто моряк-наркоман? Неужели это всего лишь прикрытие и на самом деле он работает на мафию или на какую-то другую организацию? Но почему в таком случае он приказал убить тех людей на обочине португальской дороги?» «Потому и велел, – ответила она самой себе. – Они оказались не в том месте. Значит, Ева К. близко и кольцо сжимается. Да, Тревис должен был принять крайние меры предосторожности против бывшей супруги. Он решил опередить события и приказал убить парней, оказавшихся слишком любопытными… Может, даже он сам находился где-то поблизости… Ну конечно!». Но тут было еще что-то. Анита интуитивно чувствовала, что это «нечто» зовут Алиса.
Непонятно, откуда пришло это понимание» но она словно ощущала ауру девочки в «происшествии». Анита заворочалась под одеялом.
В мозгу начинал вырисовываться сценарий. А что, если Тревис каким-то образом спланировал бегство Алисы? Да, но… Как? Ответа пока не было.
Предположим, он работает на мафию – тогда у него должны быть налаженные связи, эффективная сеть. Допустим, ему удавалось общаться с Алисой, несмотря на судебный запрет. Может быть, именно об этом «проекте» шла речь в письме Тревиса Греку? Неужели он именно поэтому и запрограммировал свое исчезновение?
Чтобы на месяцы исчезнуть из жизни перед осуществлением плана. Иметь время хорошо замести следы. Конечно, корабль предназначался для того, чтобы уплыть вместе с дочерью на другой конец света, в надежное убежище.
Прекрасно, но ведь Алиса сбежала из дома, увидев кассету с Чатарджампой, и тут невозможно заподозрить вмешательство извне.
Да, вот в чем неувязка – в хаосе, в беспорядке, в игре случая. Алиса наткнулась на кассету до того, как Тревис успел все подготовить. Она убежала, не дожидаясь приказа, и наверняка понятия не имела, где он обретается. Этого вообще никто не знал. Ни его друзья, Пинту и Грек. Ни она, агент полиции, вовлеченная в эту историю. Ни Ева Кристенсен, ни его дочь. Никто.
К трем часам ночи она так и не уснула. Придумала сотню гипотез, прокрутила в голове тысячу сценариев. Проклиная бессонницу, встала и налила стакан воды. Минут пять ходила по комнате, залитой бледным светом, потом обреченно закурила и снова легла.
