Он положил руку Стефани на плечо.
– Викарий. Стефани. Все хорошо.
Стефани медленно выпрямился, пронзая Доминика полным животного ужаса взглядом. Лицо его было бледным, словно в нем не осталось ни капли крови, а по затуманенному взгляду было понятно, что сейчас он был там, в своем обожаемом, уже разграбленном соборе, во время бомбежки. Доминик сжал его плечо.
– Вы в безопасности. Их больше нет.
Стефани вцепился трясущимися руками в запястья Доминика и пристально посмотрел ему в глаза.
– Почему они это делают? Зачем столько убивают? – хриплым голосом спросил он. – Мой собственный народ!
Доминик хотел бы тоже задать эти вопросы вслух. Вместо этого он постарался улыбнуться Стефани вымученной улыбкой.
– Знаете, вы еще можете вернуться в Бонн. Вам необязательно ехать в шахты. Если мы найдем там ваши сокровища, мы все равно вернем их вам.
Стефани затряс головой еще до того, как Доминик закончил:
– Нет, нет. Я еду. И конец. – Его глаза загорелись упрямством. – Они не заберут у меня все.
– Поехали! – закричал Хэнкок. – Давайте отсюда выбираться.
Остаток долгого дня они медленно ползли по сельским дорогам, останавливаясь, чтобы прикрыться, каждый раз, когда видели какое-то движение на вершинах холмов. Еще одной перестрелки им как-то удалось избежать. Ускориться они смогли только с темнотой, въехав под прикрытие густого леса. Доминик осторожно разложил картины по дну кузова и внимательно осмотрел каждую в поисках дыр от пуль и других повреждений.
Изможденный, он оперся спиной о борт кузова; винтовка привычным весом лежала на коленях. Они, покачиваясь, ехали в ночь. Во время перестрелки в коричневой бумаге, в которую были завернуты картины, образовались дыры. Доминик откинулся назад и смотрел, как через эти дыры просвечиваются, отражаясь в золоченых рамах, огни фар машины за ними. Это было сюрреалистичное зрелище: проблески красоты, которой совсем не место в этих опустошенных смертью и разрушениями местах.
На закате грузовик переехал через мост, и Доминик выглянул посмотреть на широкое сверкающее водное пространство Рейна. Они ехали на восток, в сторону Зигена.
40
Чечилия
Милан, Италия
Январь 1491
– Туже.
Чечилия ухватилась за каменную полку камина, и Лукреция Кривелли туго затянула завязки корсета вокруг ее растущего живота. Чечилия с трудом сдержала крик боли.
– Синьорина, ваша талия стала шире, – сказала Лукреция. – Я тут мало что могу сделать. Какая жалость. – Чечилию передернуло от неискренности ее голоса.
Январь. Прошла половина срока беременности, и ее уже невозможно скрывать. Внутри Чечилии рос ребенок, и это становилось все более заметно. Это больше не было тайной, все во дворце шептались о ее растущем животе. Но Чечилия передала Людовико, что придет в его покои – это был первый раз, когда она сама назначала его светлости такую встречу. И теперь она старалась сделать все возможное, чтобы стать похожей на ту молоденькую очаровательную синьорину, которая и завоевала свое место в этом дворце с самого начала.
Ей требовались усилия, чтобы устоять на ногах в тесной одежде. Чечилия, шатаясь, шла по мраморному коридору и чувствовала головокружение и трепет в груди. Выслушает ли он ее, прислушается ли к ее мольбам? Или захочет взять ее прямо перед тем, как обменяться золотыми кольцами с Беатриче?
Замок уже несколько недель был охвачен бурными приготовлениями. Во дворах развевались знамена; синие, красные и золотые гербы на них символизировали союз Феррары и Милана. По коридорам носились слуги, сметая паутину и пыль в углах и на лестницах. Из помещений кухни на нижних этажах доносился запах яблочного пирога, там повара тщательно, с помощью песочных часов, сверялись со временем, прежде чем достать из кирпичных печей свои кулинарные изыски. Они резали лук, петрушку и свеклу с таким остервенением, что их пальцы и ладони становились кроваво-красными от сока. Лошадей в конюшне вычистили, смазали маслом и подковали новыми железными подковами.
Чечилия старалась не обращать на все это внимания, но по слухам, которые шепотом передавали ей слуги и дамы, присланные ей по настоянию Людовико в качестве компаньонок, свадебная церемония обещала стать чем-то более грандиозным, чем просто венчание с Беатриче Д’Эсте. Это должна быть двойная церемония: одновременно младший брат Беатриче Альфонсо соединялся браком с Анной Сфорца, сестрой племянника Людовико иль Моро.
Во всей этой предсвадебной суматохе сам его светлость скрывался за закрытыми дверями своих покоев. Даже Леонардо, в обязанности которого входила организация свадебной церемонии, вскоре забросил портрет Чечилии. Она опять осталась с книгами и собакой, предоставлена сама себе. Чечилия настояла на том, чтобы не прерывать занятия в библиотеке, и практиковалась в декламации и игре на лютне с Бернардо. Но ей ежедневно приходилось напрягать свое воображение, чтобы игнорировать свадебные приготовления вокруг себя.
Она отстраняла от себя всех, кто пытался ее поддержать, всех, кроме поэта Бернардо и вернувшегося наконец, как раз к свадьбе, из Тосканы брата Фацио. Он со смехом схватил ее на руки, а потом положил руки ей на живот, и его глаза округлились от удивления. Только Фацио имел на нее достаточно влияния, чтобы развеять опасения, что она может оказаться выброшена вон и даже умереть, как только брак будет заключен.
«Глупости, Чечилия, – сказал брат, сжимая ее руки. – Ты совершенно здорова, и ты свет очей его светлости. Так будет и впредь, я уверен».
И теперь, осмелившись постучать в дверь личных покоев Людовико, Чечилия старалась набраться той же уверенности, что была у брата. Она услышала рокот его низкого голоса, позволяющий ей войти.
Чечилия набрала побольше воздуха и резко выдохнула, когда увидела Людовико, наряженного в изысканные бархат и шелк с металлическими орденами. Когда она увидела его, готового к свадьбе, ее сердце против воли замерло. Она заставила себя опустить глаза в пол.
– Мой прекрасный цветочек. – Он протянул руку к ее щеке и второй рукой обнял за талию. Она почувствовала, как металлические кольца у него на груди вдавились в ее корсаж.
– Людовико.
– Знаю, я не приходил к тебе какое-то время. Все по-прежнему, ты – моя радость.
Чечилия позволила себе на несколько мгновений закрыть глаза и вдохнуть пьянящий запах его пота, замаскированный Aqua vitae[50].
– Непременно сегодня сходи на конюшню, – тихо сказал он и провел ладонью по ее шее. – Там новая кобыла из конюшен Каллоки в Умбрии. Она сейчас в самом соку. Мой конюх тебе ее покажет. Я оставлю выбор имени за тобой.
– Я снова в долгу перед тобой, мой господин, – сказала Чечилия, но так и не посмотрела ему в глаза.
Лошадь стала всего лишь одним из многих прекрасных подарков, которые Чечилия получила за последние
