бы ее мнению.
Она оглядела стопки книг: каждая из них отбрасывала в проникающем через окошко в подвал свете длинную тень. От мыслей о грандиозных масштабах происходящего дыхание ее стало прерывистым. Она была тут уже несколько месяцев, каждый день разбирая по дюжине таких стопок, а каждая стопка представляла семью. Иногда две или три стопки происходили из одного и того же места. Имущество, которое семьи скопили за годы жизни.
Сердце ее ныло от мысли об огромном количестве переселенных из-за войны и махинаций Вермахта семей. Кто бежал, кто был пойман, а кто – убит. Мужчины, женщины и дети согнаны в лагеря, начинавшиеся прямо за границей этого имения.
«Берегись начала», – сказал отец.
Эдит подумала о Франце и других людях наверху, о Генрихе. Они казались приличными, умными, совестливыми людьми. Она считала себя во многом на них похожей – просто обычная гражданка Германии, которая пытается помалкивать, пока все это не закончится. Так как же они поддались служению столь масштабному и глубокому злу?
Неужели уже поздно что-то изменить? Неужели поздно предпринять какое-то, хотя бы небольшое действие, которое поможет вернуть все как было? Или спасет хотя бы одно произведение искусства? Одну жизнь?
Эдит встала. Подставку с ее большой учетной книгой освещал тусклый лунный свет. Она осторожно, стараясь действовать как можно тише, вырвала из книги несколько последних страниц.
Она не знала, как сможет передать эту информацию и кто ей поможет, но была полна решимости начать. «Кто-то должен придумать, как вернуть все это настоящим владельцам, сохранить то, что было важно и наполняло их жизни смыслом. Почему не я?» – Эдит подумала о том, как печатал листовки отец. Такое простое действие, но если бы каждый нашел в себе смелость совершить что-то маленькое, разве не повлияло бы все это на исход событий?
Эдит перевернула первую страницу книги и начала копировать свою опись, строка за строкой. Предмет. Описание. Направление. Первоначальный владелец.
44
Чечилия
Милан
Апрель 1491
Удастся ли ей в результате что-то изменить?
Чечилия сидела на кровати и задавалась этим вопросом, слушая, как поэт Бернардо читает свое новое произведение:
«…чем милее и прекраснее Чечилия,
Тем больше тебе чести.
Благодари за это Людовико или все же
Талант и руку живописца Леонардо,
Что сохранил твой образ для потомства».
Но чем больше возвеличивал ее поэт, тем ничтожнее чувствовала себя Чечилия. Она погладила толстое брюшко Виолины. Белая собачка вытянулась у нее на ногах и дремала, разложив уши на коленях хозяйки, а подушечки лап – на ее животе. Сидя на высокой кровати, Чечилия наблюдала за тем, как собака лениво открывает и закрывает глаза, то задремывая, то просыпаясь, чтобы посмотреть на Бернардо, который взад-вперед ходил по комнате перед Чечилией.
Бернардо продолжал:
«Каждый, кто увидит Чечилию Галлерани,
даже если опоздает
Узреть ее живой, скажет: теперь мы знаем
Что есть природа и красота».
– Что такое природа и искусство, – сказал мастер да Винчи и поднял вверх кисточку.
– На этот счет вы правы, мой друг. – Бернардо пером вычеркнул слово на пергаменте и проговорил: – Что есть природа и искусство. Так много лучше.
Церемония бракосочетания завершилась, гости разъехались, и замок Сфорца вернулся к прежней тихой жизни. Единственная разница заключалась в том, что Чечилия теперь скрывалась в личных покоях вместо библиотеки. Да, ее припрятали до лучших времен. Но, говоря по правде, это обстоятельство не сильно ее расстраивало, потому что у нее не было ни малейшего желания столкнуться в коридорах замка с женой Людовико. Беатриче д’Эсте Феррарская была, по словам слуг, девушкой одного возраста с Чечилией и обладала явным внешним сходством с ней, за исключением того, что, в отличие от Чечилии, одевалась с непревзойденным вкусом. Не успела она приехать в замок, как уже стала законодательницей мод для всех местных дам, если не для всего миланского герцогства.
При том, что его любовница оказалась в своих апартаментах почти на положении пленницы, Людовико согласился на просьбу Чечилии перенести некоторые ее любимые тома из библиотеки в шкаф в маленькой гостиной, примыкающей к ее спальне. Здесь Леонардо и Бернардо ежедневно встречались, чтобы продолжать свои творческие занятия, и Чечилия прилагала все усилия, чтобы держать придворных дам и слуг подальше от этих комнат. Дважды в день она звала одну особенно тихую служанку разжечь огонь в камине и как-то терпела колкие замечания Лукреции Кривелли, пока та застегивала тугие пуговицы на спине ее платья и смазывала ей ступни ног жиром.
Когда замысловатые украшения были убраны, а завядшие цветы выброшены, Леонардо вернулся к портрету. А Бернардо теперь сочинял хвалебные стихи в честь портрета и самой Чечилии. Чечилия осознала, что, хотя раньше мысль провести долгие часы, сидя перед художником, казалась ей ужасной, она полюбила эти понятные только им шутки, разговоры о литературе, древних мифах, о значении символов и образов. Она даже представить себе не могла, какой пустой стала бы ее жизнь без этих двух тосканцев рядом.
– Начну сначала, – сказал Бернардо и прочистил горло. Чечилия наблюдала, как он, прищурившись, разглядывает лист, исписанный крупным неровным почерком, держа его на вытянутой руке:
«…На кого ты злишься? Кому завидуешь, Природа?
Да Винчи, который запечатлел твою звезду:
Чечилию! Да, сегодня прекрасна та,
Пред чьими красивыми глазами
солнце кажется темной тенью.
Честь – твоя, хотя и заработана она
его рисунком,
Кажется, что ты слушаешь и не говоришь…»
Декламацию Бернардо прервал стук в дверь, и Чечилия увидела, как в приоткрывшуюся щель просунулось лицо ее брата. Он помахал рукой в кружевном рукаве и прочистил горло.
– Прошу прощения, что прерываю, синьоры. – Фацио кинул быстрый взгляд на потрет, и Чечилия увидела, как мастер да Винчи встал перед своей работой, как бы защищая ее от посторонних глаз, хотя и улыбаясь при этом ее брату. – Наш достопочтенный лорд желает знать, на какой стадии находится работа над портретом. И над стихами мастера Бернардо.
– Мы над ними работаем, – ответила Чечилия и поморщилась, потому что малыш пнул ее в бок. Она приложила ладонь к животу и согнула спину. В последние дни малыш стал вести себя активно, от чего доставалось ее спине и бедрам. Когда Чечилия разогнулась, Виолина побежала к Фацио, виляя хвостом. Собачка прижалась животом к земле и замерла под гладящей ее голову рукой Фацио. Чечилия даже пожалела,
