— Звучит так, словно кто-то пытался проникнуть внутрь после моего ухода, и ступил в одно из заклинаний. На какое-то время это сдержит праздношатающихся.
— Чувак. Я на чёртовой экскурсии с гидом. Здесь солдаты, толпы и рыночные прилавки.
— Что-нибудь ещё?
— Я очень низкий. Словно карлик.
— Я дал глаза некоторым из гончих. Наверное, ты смотришь сквозь них.
Он кивает, впервые улыбаясь с тех пор, как я вернулся.
— Это круто. Какого рода информация тебе нужна? Я ничего не слышу.
— Учись читать по губам.
— У половины этих мерзких уёбков нет губ. И, скорее всего, все они говорят на адовском.
— Об этом я забыл. Подумаю, как я могу с этим помочь.
— Ладно. По рукам. Сколько ты планируешь платить мне за информацию?
— Обычную цену.
— Ты ведь на самом деле не собираешься мне ничего платить?
— Нет, но, если бы я не солгал, у тебя не было бы такого прекрасного нового глаза. Это похоже на честную сделку.
— Бывали и хуже.
Он делает глоток пива и незаметно закрывает лэптоп.
— Итак, чем сейчас занимаешься? Всё ещё грабишь старушек на карманную мелочь?
— Они бегают слишком быстро. Я специализируюсь на гёрлскаутах и монахинях.
— Если хочешь потусить, мне должны доставить пиццу. После этого я, возможно, собирался посмотреть «Дьяволицу с Марса»[142].
— Мне кажется, я встречал её в заведении Дикого Билла. У тебя есть кофе?
— Шутишь?
— Буду пиво.
Он берёт банку из мини-холодильника под столом и бросает мне.
Снова включает звук «На той стороне 110-й улицы» и говорит: «Снова вот-вот будет твориться странная хрень, да? Ты бегаешь и убиваешь людей».
— Это уже началось.
Он качает головой, и его полупустой живот колышется.
— Ты вообще собираешься рассказать мне об этом доспехе, Железный Дровосек?
— Дай, я выпью это, Старый Брехун, и я поведаю тебе историю более странную, чем любая, что тебе только когда-либо снилась.
— Если она о тебе, сомневаюсь.
Я снова в отеле «Бит», когда около полудня звонит Кэнди.
— Хочешь позавтракать в нашем месте?
— У нас есть место?
— Цыплёнок и вафли «Роско», тупица.
— Как там Карлос? Могу я его видеть?
— Аллегра вчера вечером довольно неплохо поработала над ним. Он отсыпается. Можешь повидаться с ним вечером.
— Круто. Давай забудем о завтраке. Хочешь пойти со мной подоставать людей?
— Думала, ты никогда не спросишь.
Нет никакой возможности ехать на адовском супербайке средь бела дня. С помощью чёрного клинка я вскрываю замок и завожу «Порш Бокстер Спайдер» и подбираю Кэнди у клиники. Когда я открываю дверцу на 101 Северной, то не могу сдержать улыбки. Есть что-то такое в том, чтобы везти хорошенькую девушку в потенциально опасное место на угнанной машине, что просто заставляет вас чувствовать себя хорошо.
Мы едем по адресу в Чатсуорте, который дала мне Лула Хоукс. Должно быть, это пустая трата времени, но это единственная доступная мне сейчас трата времени. Адрес представляет собой заляпанную маслом автомастерскую с настолько очевидным фасадом, что с таким же успехом они могли бы повесить у входа табличку «Не Настоящий Гараж».
— Прежде чем мы войдём, есть кое-что, что я хотел тебе сказать, но всё не было подходящего момента.
— Дай, угадаю. Ты малыш Линдберга[143].
— Я Дьявол. Люцифер вернулся на Небеса и подсунул мне эту работёнку. Я новый Люцифер. Я просто подумал, что ты, возможно, захочешь знать, с кем тусуешься.
Она смотрит на меня, слегка подняв брови, словно ждёт, что я ещё что-то скажу. Не дождавшись, она наклоняет голову набок.
— Ты полагал, у меня будет проблема с твоим дьявольством? Ты вообще меня знаешь?
— Учитывая сложные отношения между нами, не знаю.
— Иди сюда, — говорит она и дарит мне хороший долгий поцелуй. — Тут сложно, и там сложно. Хотеть поцеловать тебя совсем не сложно.
— Как и всё остальное?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Как и всё остальное.
Мы подходим к гаражу. Когда становится ясно, что мы входим внутрь, парочка Таящихся бросают журналы, хватают резиновые молотки и начинают бить по двигателю машины, которая не двигалась добрых десять лет. Эти Таящиеся — вукари, русские зверолюди. Волки, по большей части. Они что-то вроде нагуалей, местное звериное братство. Как и недоделанный фасад Манимала Майка, эти двое не выглядят особо одарёнными по части честолюбия и ума.
— Майк здесь?
— Кто интересуется? — спрашивает тот, что повыше, с глубоким акцентом Бориса Баденова[144].
— Дьявол.
Иван Грозный на мгновение задумывается.
— Он занят.
— Скажи ему, что, возможно, я хочу заключить сделку, в результате которой он получит обратно свою душу.
Иван пялится, но тот вукари, что пониже, приподнимается на цыпочках и что-то шепчет ему на ухо.
— Жди здесь, — говорит Иван.
— Ничего страшного. Мы пойдём с тобой.
Он взвешивает в руке резиновый молоток, но маленький вукари говорит что-то ещё, и Иван отступает.
— Сюда.
— Почему бы тебе не указать на дверь, и мы сами представимся?
Иван указывает на грязную дверь с закреплёнными на ней пластиковыми табличками «Только наличные» и «Охраняется ‘Смит-и-Вессон’». Я тихо открываю дверь, и мы с Кэнди входим внутрь.
Манимал Майк развалился на виниловом диване спиной к двери. Диван залатан клейкой лентой и заляпан таким количеством жира, которого хватило бы, чтобы пригладить гривы всех четырёх президентов на горе Рашмор. На другом конце комнаты на рабочем столе, заваленном инструментами, приборами, пружинами и недоделанным анодированным механическим питоном, стоит полупустая бутылка обычной водки. В руке у него маленький 9-мм Кел-Тек, а на голове стопка. Я беру Кэнди за руку и тяну за стойку с шинами. Паршивое прикрытие, но лучше, чем ничего.
Манимал Майк целится и стреляет в металлическую пластину на дальней стене. Пуля рикошетит и попадает в аналогичную пластину на стене позади него. Снова рикошетит и попадает в спинку дивана. Это не самоубийство. Это «Билли, дёрнись». Одиночная игра в Вильгельма Телля, где пытаются рикошетом сбить с головы яблоко. Не думаю, что Майк преуспел в этом, но нужно отдать ему должное за настойчивость. В спинке дивана по меньшей мере сотня дырок. Майк стреляет ещё три раза, не приблизившись к стопке на своей безмозглой башке. Когда пистолет издаёт щёлк-щёлк, Майк извлекает пустую обойму и перезаряжает её из коробки с патронами рядом с ним.
Я произношу «Привет, Майк», и горсть патронов летит в воздух. Стопка падает и разбивается о пол. Он поворачивается и смотрит на нас красными с похмелья глазами, направляя на нас пустой пистолет.
Так вот как выглядит продавший душу. Его лицо не испещрено грязными знаками греха, как у других людей. Оно залито густой жидкой чернотой, словно кто-то прижал его к земле и покрасил горячей смолой.
— Ты кто, блядь, такой? — спрашивает он высоким сиплым голосом.
— Друг друга, который сказал, что ты знаешь кое-что кое о чём.
— О чём?
— Для начала, что происходит с маленькими мальчиками, которые продают свою душу? Майк, у тебя были золотые времена. Пришло время забрать обещанное. Я снимаю перчатку и засовываю указательный палец Кисси в ствол его 9-миллиметрового пистолета. Выдергиваю из руки и бросаю на диван. Он падает на задницу и пятится раком по полу. Впечатляющее зрелище, учитывая, насколько он пьян.
— Двадцать лет! Таков был уговор! Я только начинаю пробиваться на большие рынки.
Майк встаёт и ковыляет к своему рабочему столу. Берёт механического питона.
— Видишь это? Он для Индрид Колд[145]. Крутой демоницы-ковбоя. Она пришла ко мне по рекомендации другой большой шишки. Я начинаю работать для сильных мира сего. Ты не можешь забрать меня сейчас.
