— Старый любовник, — поправила она.
— О, — сказал я, вообразив престарелого господина с пледом на коленях. — Вы не сообщили мне, какого он возраста.
— Да нет, я имею в виду, мой бывший любовник.
— Ой, простите.
— Ничего. Это был просто так… эпизод. Faut bien que le corps exulte.[75]
— Да.
Я бы так никогда не сказал. Это не мои слова. И вообще не знаю, можно ли по-английски сказать: «тело ликует». Телу приятно, это да, но вот чтобы оно ликовало, не уверен. Но может быть, это у меня так.
Когда подошло время прощаться, мадам Уайетт сказала:
— Стюарт, по-моему, еще рановато.
— Что рановато? — Я подумал, она сожалеет, что я уже собрался уходить.
— Начинать переписку. Повремени еще немного.
— Но они сами просили…
— Нет, не для них. Для тебя.
Я обдумал это. И купил карту. Ближайший аэропорт оказался в Тулузе, но я в Тулузу не полетел. Я взял билет на Монпелье. Я ведь мог направляться еще куда-нибудь, верно? Я и поехал было. Сел в машину и поехал прямо в противоположную сторону. Но потом подумал: глупости. И снова поискал на карте.
Я дважды без остановки проехал через их деревню. Первый раз нервничал и ехал слишком быстро. Выскочила какая-то чертова собака и чуть не угодила под колеса, едва выкрутил баранку. Второй раз проехал медленнее, увидел гостиницу. Возвратился, когда уже стемнело, и спросил номер. Никаких проблем. Деревня довольно живописная, но не приманка для туристов.
Я не хотел, чтобы мне сказали: «А у нас тут тоже живут англичане», — поэтому представился канадцем, да еще для надежности записался под вымышленной фамилией.
Я спросил номер окнами на улицу. Стою у окна. И жду.
ДЖИЛИАН: У меня не бывает предчувствий, я не телепат и не принадлежу к тем людям, которые говорят: «Я это нутром чувствовала». Но когда мне сказали, я сразу поняла.
Честно признаться, я мало думала о Стюарте с тех пор, как мы перебрались сюда. Все мое время уходит на Софи. Она так быстро меняется, постоянно показывается с новой стороны, я дорожу каждым мгновением. Кроме того, есть еще Оливер, не говоря о моей работе.
О Стюарте я вспоминала только в тяжелые минуты. Звучит некрасиво, но это правда. Например, когда впервые убеждаешься, что не можешь или, во всяком случае, не будешь все рассказывать человеку, за которым ты замужем. Так было у меня со Стюартом и так же с Оливером. Это не то чтобы ложь, а просто как бы подгонка, экономное обращение с правдой. На второй раз это уже не так поражает, но напоминает, как было в первый.
Утром в среду я стояла возле рыбного фургона. В Англии выстроились бы в очередь, а здесь просто толпятся, но знают, кто за кем, и если следующая — ты, но тебе не к спеху, можешь пропустить кого-нибудь вперед себя. Suis pas pressùe.[76] Прошу вас. Я буду за вами. За мной была мадам Рив, и она спросила, любят ли англичане форель. Я ответила, что да, конечно.
— У меня сейчас остановился англичанин. Sont fous, les Anglaise. — Она посмеялась, показывая, что меня сюда не включает.
Упомянутый англичанин приехал три дня назад и все время сидит у себя в номере. Только раз или два поздно вечером выбирался украдкой на воздух. Говорит, что он канадец, но паспорт английский, и фамилия в нем не та, какой он назвался по приезде.
Когда я это услышала, я сразу поняла. Сразу.
— У него фамилия канадская? — спрашиваю как бы между делом.
— Что значит канадская фамилия? Я их не различаю. У него записано Юз или что-то в этом роде. Это канадская фамилия?
Юз. Да нет, не особенно канадская. Это фамилия моего первого мужа. Я раньше была мадам Стюарт Юз, то есть Хьюз, но только я не брала его фамилию. Он думал, что я поменяла фамилию, но я оставила свою. И фамилию Оливера я тоже не взяла.
ОЛИВЕР: Я веду себя паинькой. Изображаю столп семейственной добродетели. Если бы у нас родились близнецы, я бы назвал одну Лара, другую Пената. Я ли не звоню с дороги, когда грозят тулузские заторы? Я ли не встаю среди ночи, дабы заняться запачканными свивальниками малютки Сал и затем протереть ее влажной ваткой? Я ли не ухаживаю за первыми ростками будущего огорода, и разве мои алые вьюнки уже теперь не тянут дрожащие усики вверх по бамбуковым подпоркам?
А все дело в том, что Джил в настоящее время мало расположена к сексу. Случается время от времени. Все равно как упихивать уличный счетчик в устричную раковину. Согласно замшелому мифу, который донесли до нас les blanchisseuses d’antan, кормящая мать якобы не способна забеременеть. Теперь наконец я могу объяснить, откуда берется этот миф. Дело в том, что кормящая мать очень часто отказывается воспринять генное вливание из источника, с которым состоит в законном браке: горизонтальный бег трусцой, в сущности, исключается. Понятно, почему она не беременеет.
Что довольно-таки нечестно, ведь с малюткой Сал это вообще была ее затея. Я был обеими руками за то, чтобы все оставалось как есть.
СТЮАРТ: Я говорил себе, что у меня не было предварительного плана, но это неверно, план у меня был. Это я только притворялся, будто еду в Лондон просто так, наобум. И что лечу в Монпелье исключительно от нечего делать. И вот, мол, проезжаю через деревню, и надо же, какое совпадение…
Я приехал, чтобы посмотреть им в глаза. Я приехал, чтобы встать посреди Трафальгарской площади и орать во всю глотку. Я бы знал, что делать, когда доберусь до места. Я бы знал, что им сказать. Я НЕ ВИНОВАТ. СМОТРИТЕ, ЧТО ВЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ. ПОЧЕМУ ВЫ ТАК ПОСТУПИЛИ СО МНОЙ? А вернее, не им в глаза я приехал посмотреть, я бы посмотрел в глаза ей. Ведь это все она сделала. Окончательное решение было за ней.
Я собирался высмотреть, когда Оливер отбудет в Тулузу, в этот вонючий лицейчик, где он служит. По словам мадам Уайетт выходит, что это вполне пристойное заведение, но я думаю, она приукрашивает из лояльности. А на самом деле это, конечно, дыра. Я бы выждал, пока Оливер уедет, и пришел к Джилиан. И нашел бы, что сказать ей, какие-нибудь слова нашел бы.
Но — не могу. Я видел ее в окно. Она осталась совершенно такая же, как раньше, в зеленой ковбойке, которую я хорошо помню. Только постриглась коротко, для меня это была неожиданность. Но еще гораздо неожиданнее было другое. Она держала на руках ребенка. Ее ребенок. Их ребенок. Ребенок проклятого Оливера.
Почему вы не предупредили меня, мадам Уайетт? Это сразу выбило у меня почву из-под ног. Напомнило мне о будущем, которого у меня никогда не будет. Обо всем, что у меня отняли. Боюсь, что не смогу с этим сладить.
Как вы думаете, у них все время была связь? Вы так и не сказали мне своего мнения. Сначала я думал, что да, потом немного успокоился и думал, что нет. А теперь опять думаю, что да. Да, все время. Отвратительная штука — память, вцепилась и не отпускает. Я даже не могу теперь, оглядываясь на тот короткий промежуток моей жизни, считать его счастливым. Они отравили единственный отрезок моего прошлого, когда мне было хорошо.
Повезло Оливеру. Такие люди, как я, не убивают. Я не смог бы перепилить ему тормоза. Один раз я напился и врезал ему головой, но вкуса к таким вещам так и не приобрел.
Жаль, я не смог бы переспорить Оливера. Доказать на словах, что он сволочь, что никакой моей вины тут нет, что Джил была бы счастлива со мной. Но бесполезно и пытаться. Ему ведь только того и надо. Весь разговор он свел бы к своей персоне, к тому, какая у него интересная и сложная натура. И кончилось бы тем, что я бы ему сказал: А ПОШЕЛ ТЫ ЗНАЕШЬ КУДА ВСЕ ТЫ ВРЕШЬ ЗАТКНИСЬ, — это тоже не принесло бы утешения.
Иногда я утешаю себя мыслью, что Оливер — неудачник. Чего он добился за последние десять лет, кроме как увел чужую жену и бросил курить? Он умный, я этого никогда не отрицал, но не настолько умный, чтобы понимать, что мало быть умным. Мало знать разные разности и уметь забавно рассуждать. Его жизненная стратегия состоит в том, что он себе нравится и думает, что если он будет продолжать в таком же духе, рано или поздно найдется кто-нибудь, кто будет ему платить за то, чтобы он оставался какой есть. Как бывает у музыкантов-исполнителей. Да только никто что-то ему этого не предлагает, и откровенно говоря, в этой маленькой деревне шансов наткнуться на такого благодетеля почти нет. Что же мы имеем? Переселенец из Англии, на четвертом десятке, с женой и ребенком, едва сводящий концы с концами во французской провинции. В Лондоне у них жилья не осталось, а можете мне поверить, лишившись жилья в Лондоне, заново им не обзаведешься. (Вот почему я откупил у Джилиан ее долю в доме. Будет куда вернуться.) Я представляю себе Оливера в будущем эдаким хипповатым субъектом, который ошивается в питейных заведениях, вымогает выпивку у заезжих англичан и спрашивает, все ли еще в Лондоне ходят большие красные автобусы? — и кстати, вы уже прочитали этот номер «Дейли телеграф»?
И вот что я вам скажу. Джилиан этого терпеть не будет, если так пойдет год за годом. Она, по сути, очень практичный и четкий человек, любит ясность и ненавидит бестолковщину. А с Оливером каши не сваришь. Ей, наверно, лучше поступить на службу, а дома с детьми пусть сидит Оливер. Хотя он, пожалуй, все перепутает и засунет в коляску кастрюлю, а младенца — в духовку. Дело в том, что она гораздо больше подходит мне, чем Оливеру.
