Генеральный комиссар второго ранга поднялся с дивана и потрепал меня по плечу:
– Я вижу, ты задумался. Зря… Не к лицу тебе это!
13.
В принципе, со мной не обращались как с пленником. Весьма учтивые специалисты в комбинезонах с вышитыми на груди и спине фамилией и должностью деятельно трудились над моим телом. Мне сделали полное очищение кишечника и желудка, устроили гипервентиляцию легких, ввели препараты, призванные понизить мое кровяное давление. Мне пообещали, что я не задохнусь на большой высоте или в водоеме, не испытаю адреналинового удара, кровоизлияний и интоксикации. Я сделался необычайно трезв, сосредоточен и невесел.
Меня облачили в смешную одежонку, которая, по уверению специалистов в комбинезонах, в точности соответствовала тому, во что одевались жители России двадцатого июля две тысячи шестого года. Светло-серые мятые штаны с отстрочками многочисленных швов и карманов. Светлая же футболка с непереводимой надписью на английском языке. Подозреваю, непереводимость текста объяснялась неграмотностью того, кто его наносил на ткань. Специалисты, впрочем, заверили меня, что текст скопирован без всяких изменений с оригинала того времени. На ноги мне надели мягкую и легкую обувь со шнурками. Меня заверили, что шнурки выполнены из поликарбонатного сталинита и в двадцать раз крепче титана такого же сечения – шнурки можно использовать как удавку, пилу и веревку. Что ж, люблю я разные диверсантские мелочи! Навыки и наклонности, полученные в далеком детстве, не вытравить ничем!
Все процедуры, связанные с подготовкой меня к броску сквозь время, проходили спокойно и даже доброжелательно. Лишь шестеро звездных десантников, не сводившие с меня бульдожьих глаз, напоминали о том, что я все же арестант.
С облачением было покончено, и меня усадили в массивное кресло, весьма похожее конструкцией на катапультируемое сидение. Появились двое – знакомый уже генеральный комиссар второго ранга и плешивенький старичок в синем комбинезоне, то ли китаец, то ли вьетнамец. На его груди я разобрал надпись: «Сед Как Лунь, выпускающий специалист».
– Сейсясь вы соверсите прзок церез время, – проскрипел он на отвратительном русском. – Цехнология ета узе вполне отработяна. Зя последние полторя сюток мы перебросили на разные интервали узе пятнадцять предметов. Некоцорие на две тисяци лет!
– А людей вы уже перебрасывали? – уточнил я на всякий случай.
– Биологические объекци перебрасивали, да! Все нормально полуцялось, все нормально…
– Биологические объекты – это что? Грибы, овощи, рыбки-телескопы?
– Рибки – нет. Не рибки! Примати, обезьяни.
– А то, может, сразу меня в конвертер? Что б не мучиться, значит… Вы подумайте на всякий случай. Или, может, просто гильотину?
Выпускающий специалист переглянулся с генеральным комиссаром политической безопасности. Тот пояснил:
– Наш русский друг шутит.
– Ви будзете помесени на специальний кресло, а кресло – в специяльную полость. Називается она – демодуляционний хронотипицеский демодюляцор…
– Я понял: демодуляционный демодулятор.
– Да. Там будет осусествлен массированный вброс позитрония, которий рекомбинирует до водорода. Поскольку все ето слуцится на больсих скоростях и сравницельно малых объемах, то полуцится маленькая звезда, коцорая тут же коллапсирует в церную дыру. Поцому как для данного объема мы обеспечим массовую сверхкрицицность. И все это в объеме ста кубицеских метров, не больсе!
– Вы, что же, милейший, поместите меня в недра искусственной черной дыры? – я решил в первую секунду, что ослышался.
– Да-да! Ви – умний, ето приятно!
– Вы же меня убьете, идиоты! Давайте лучше сразу под гильотину!
– Нет-нет, вы не успеете умереть! Ось времени свернецся, а потом развернецся в обратную сторону. Испарение церной дири обеспецит раскрутку оси времени в отрицацельном направлении. Цем массивнее будцзет наша дира, цем дальше вас забросит! Все оцень тоцно рассцитано, все работает, не бойтцзесь!
Я вздохнул, и, боюсь, получилось это у меня очень горестно.
– Но как вы меня перебросите на Землю? Ведь сейчас мы находимся вне Земли, или я ошибаюсь?
Тут в разговор вмешался генеральный комиссар политической безопасности:
– Через «зеркальную Вселенную» можно попасть в любую точку нашей Вселенной. Точно так же, как посредством генерации «схлопа» хронотипический двигатель переносит вас в любую точку пространства, находящуюся на противоположном конце его мнимого диаметра.
– Спасибо за любезное пояснение. Я так и думал, что без «зеркального мира» тут не обойдется. Наконец, у меня есть последний вопрос…
– Валяйте! – разрешил астеник. – Только покороче.
– Бабла и оружия дадите?
– Денег не дадим. Мы изучили вопрос, и оказалось, что в начале двадцать первого века уже использовались довольно изощренные системы защиты денег от подделок. Поэтому мы решили не связываться с изготовлением денег в наших лабораториях. У вас будет слиток золота. Продав его на месте, получите достаточно денег для того, чтобы оплатить необходимые расходы. Слиток находится тут, – он указал на кожаную сумку, которую держал в руках. – Там же – «чекумаша» с двумя запасными патронами.
Астеник поставил сумку мне на колени, а ее наплечный ремень набросил на шею. Я смотрел на сумку, будучи не в силах дотянуться до нее, поскольку руки мои оказались крепко притянуты к креслу.
– Что ж, Сэмми, в добрый путь, – генеральный комиссар хлопнул меня по плечу. – Ты не захотел отдать нам Наташу здесь – ты решишь ее судьбу там. Я знаю одно: когда ты вернешься в наш мир, Натальи Тихомировой тут не будет.
Кресло на монорельсовой тележке тихо тронулось. Я въехал в черноту. Через мгновение услышал внизу щелчок – это монорельсовая тележка ушла куда-то вниз, отделившись от кресла. Под креслом рыкнули реактивные сопла, придав ему ускорение. Мы медленно двинулись вперед. По-прежнему ничего не было видно.
Однако уже через пару секунд включились прожекторы, осветившие пространство вокруг. Интересное место! Если, конечно, кому-то интересна внутренность громадной магнитной ловушки. Я находился внутри громадной – метров двести, не меньше! – сферы, из стенок которой выглядывали могучие обмотки сверхпроводящих магнитов. Повинуясь заданному импульсу, кресло в полной невесомости несло меня прямо в центр колоссального сооружения.
Громоподобный рык из скрытых динамиков возвестил:
– Positioning!
По-русски – позиционирование.
Кресло подо мной коротко фыркнуло реактивным двигателем, погасив первоначальный импульс. Я повис в пугающей тишине, медленно вращаясь вокруг своей оси вместе с креслом.
– Removal armchairs! – вновь рявкнул невидимый динамик.
То есть – отвод кресла или удаление кресла.
Ремни, державшие мои руки и ноги, неожиданно ослабли, заструились по коже и с легким шуршанием скрылись в щелях ложементов. Кресло вдруг ушло из-под меня.
Я повис в пустоте, лишившись даже той призрачной опоры, иллюзию которой создавало мощное металлическое кресло. Взгляд вниз – стометровая пустота. Взгляд вверх – там тоже самое. Слепящие лучи прожекторов дезориентировали и раздражали.
– Сэмми, держи сумку! – вдруг раздался из динамика узнаваемый голос генерального комиссара второго ранга.
Я подхватил кожаную сумку, которая чуть не отплыла от меня. Господин из Службы Политической Безопасности, стало быть, внимательно наблюдал за мною.
– Start sequences! – вновь рявкнул невидимый оператор.
Команда «запуск последовательности» означала, очевидно, начало… этого самого… миссии, одним словом.
Сколько еще мне жить? Десять секунд?
В динамике защелкал метроном. Как это гадко – умирать под метроном.
Вдруг припомнилась Наташа, спускавшаяся в шелковом кимоно по лестнице в холле виллы «Покахонтас». Ягодицы – как орех, так и просятся на грех! Господи, прости меня, идиота! О чем же я думаю в секунду смерти?!
«Чем дальше в лес, тем гуще грязь», – говаривал нам учитель астрофизики, поясняя закон Хаббла о падении светимости галактик от их центра к краю. Трудно не согласиться с подобной пусть и своеобразной, но все же весьма точной редакцией этого фундаментального наблюдения. Жизнь человеческая вполне может быть уподоблена слабому лучику света, силящемуся пробиться сквозь непрозрачную толщу газопылевых туманностей, плотных метеорных потоков, рассеиваемому плотными атмосферами планет и хитроумными капканами черных дыр. Все силы природы брошены на то, чтобы поглотить, исказить и рассеять слабый луч, рожденный в самом сердце галактики. А он мчится сквозь бездну парсеков и тысячелетий, исполняя этим некую важную миссию. Но кем эта миссия предопределена и в чем она состоит, луч света знать не может, потому, как не дано ему подобное знание.
Я увидел, что падаю. И падаю с приличной высоты – метров с восьми условно-земных. Впрочем, нет. Уже не условно. Прямо подо мной находилось дерево, и я летел в его крону брюхом вперед.
