Тернер перевернул страницу, и Джемма подумала, что его голос почему-то успокаивает.
— «Пишу спустя два дня: мне надо было успокоиться и прийти в себя. Я, Эдвин Эвилет, ученый из столицы, участвовал в жертвоприношении невинной девы Вороньему королю. Господи боже, прости меня, пишу это сейчас, а перо дрожит в руках от страха и восторга. Я сам себе сейчас кажусь сумасшедшим, но это действительно было. Это правда. Вороний король существует. Это не архаический миф о плененном зле, это действительно некая сила, которая способна воздействовать на реальный мир. Пишу это сейчас и понимаю, что веду себя не так, как следует ученому. Но он есть, я его видел собственными глазами».
Джемма не могла поверить в услышанное, а Тернер продолжил:
— «Все жители поселка собрались в глубине леса, на поляне. В центре поляны стоял алтарный камень, я видел такие только на старинных иллюстрациях, и меня наполняло восторгом, когда я понимал, перед какой торжественной древностью мы находимся. Девушку привели к камню, жрец снял с нее белую сорочку, и она послушно легла на алтарь. Одна из девиц, что пришла из Хавтаваары и стояла рядом со мной, смутилась ее наготы, но я сказал, что она может смотреть. Это часть нашей истории, ее не следует изучать с архаических точек зрения на нравственность. В истории нет греха. Кстати, мне показалось, что жрец был слегка не в себе. Он смотрел так, как смотрят пьяные или сумасшедшие. Шаманская болезнь — многие шаманы, которых я встречал во время пути, былискорбны разумом. Это позволяет им впускать в себя духов».
Тернер вздохнул, а затем возобновил чтение:
— «Я не помню, как он появился. Помню, что поляну и собравшихся накрыло холодной волной ветра. В следующий момент я увидел, как существо… Господи боже, я не знаю, как его описать… Тьма одушевленная, которая шла к алтарному камню. Девушка, которая стояла рядом со мной, испугалась. Очень. Она дрожала от страха, как листочек, даже схватила меня за руку. Я хотел было сказать ей что-то ободряющее, но лишился слов от страха. Не знаю, как я смог сохранить разум. Господи, помоги мне. Пишу и не знаю, что испытываю, — бесконечное счастье или такой же бесконечный неудержимый ужас. Все было предсказуемо, если знать традиции первобытных племен. Тьма легла черным плащом на жертву и отхлынула, ее кровь пролилась на камень, и семья, которая привела девушку, плакала от счастья. Если верить доброй Магде, то теперь Вороний король наградит их. Семья будет богатой — а что, кроме богатства, еще влечет людей? Потом тьма растворилась среди сосновых стволов. Жрец накрыл тело девушки своим плащом и передал родителям. Ее похоронят в Хавтавааре. Пока мы возвращались домой, я заговорил с соседями жертвы. Они сказали, что родные несколько лет назад обещали свою дочь Вороньему королю и сегодня отдали обещанное. Взамен он щедро одарил их: отец семейства нашел золотую жилу у ближайшего ручья, семья станет самой богатой в округе. „И что же, Вороний король может исполнить любое желание?“ — спросил я. Мне ответили, что абсолютно любое. Его власть и сила не имеют границ».
— Обряд изменился, — глухо сказала Джемма. Ей чудилось, будто по хранилищу гуляет болотный ветер, перелистывает страницы, несет запах трав и раздавленных ягод. — Я бы не сказала, что родители убитых девушек сейчас были рады их смерти.
Тернер кивнул.
— В те дни никто не хотел выпускать Вороньего короля, — ответил он. — Там шел взаимовыгодный обмен. Но потом появился Дэвин с его могуществом, и умные люди поняли, как все это можно использовать, чтобы освободить эту дрянь.
— Обряд не для благ земных, а для торжества тьмы, — прошептала Джемма, и эти слова словно кто-то сказал за нее.
Тернер кивнул и вернулся к чтению:
— «Я говорил с Вороньим королем. Мне сейчас ясно, что я пишу совершенно дикие вещи, недостойные ученого. Но я был в лесу у алтарного камня, на котором по-прежнему видна засохшая кровь девушки. Я позвал, и он откликнулся. Я не знаю, откуда у меня взялась такая смелость. Вспоминаю — и меня бросает в дрожь от ужаса. Я не видел его, к счастью. Он все время держался за моей спиной. У него странный голос, не мужской и не женский… Господи, я сейчас не верю в то, что сегодня говорил с существом, которое порождено пластами некротического поля, поднялось из болот и завладело миром раньше, чем предки людей спустились с деревьев! Он спросил, чего я хочу. Я говорил долго. Я не рассказывал такого даже на исповеди. Я открыл ему душу до такой глубины, в которую не заглядывал сам, и он меня понял. „Вторая половина твоего яблока“, — наконец произнес он, и я почувствовал, что ему то ли неприятно, то ли больно говорить об этом. Неудивительно! Наши хрустальные яблоки созданы Господом, и тьма боится его и трепещет. Где-то я слышал, что два полных яблока способны победить любое зло».
Голос Тернера звучал хрипло.
— «Да, — ответил я. — Я хочу найти вторую половину. Любить по-настоящему той любовью, которая смывает грехи и дает вечное счастье».
Конечно, это прозвучало наивно и по-детски. Но что поделать, если я хотел именно этого? Деньги у меня были: семья Эвилет никогда не бедствовала, а желать лишнего я не привык. Устраивать золотое отхожее место? Ну нет. А любовь… любовь была именно тем, что всегда звало и согревало меня. Это было моей сверхценностью. Сейчас я пишу об этом и думаю, что запятнал свою мечту, когда заговорил о ней с тьмой. Да и пусть. Пусть это грех — когда я найду вторую половину, все мои грехи исчезнут, а новых я постараюсь не набирать.
«Хорошо! — каким-то беззаботным голосом ответил он. — Ты найдешь свою вторую половину, когда вернешься домой. Я это могу устроить».
«Согласен», — выдохнул я, гадая, что от меня потребуется дальше.
Разрезать руку и подписать договор собственной кровью? Он рассмеялся. Его смех до сих пор звенит у меня в ушах.
«Взамен обещай, что, когда придет срок, твое первое дитя, твоя любимая дочь будет принадлежать мне», — сказал он.
Господь свидетель, я едва не лишился сознания, когда понял, о чем он говорит! Отдать ему первенца, ребенка от своей второй половины!
«Хорошо, — ответил я быстрее, чем начал сомневаться в своей затее. — Хорошо, я обещаю тебе свою дочь. Ты убьешь ее?»
Он снова рассмеялся, словно я очень удачно пошутил.
«Нет. Она воссядет со мной на ледяном троне севера, она проживет долгую жизнь среди камней и болот, и я буду любить ее сильнее, чем любят лучшие из людей. Клянусь именами неназываемыми, столпами тверди и неба, что она будет счастлива. Слово мое твердо, слово мое крепко. Не сомневайся».
Не знаю, почему, но я поверил ему.
На этом записи обрывались. Оставшиеся страницы в книжке были исчерчены глифами Вороньего короля.
Джемма уткнулась лицом в ладони, не зная, от кого или чего сейчас хочет закрыться.
Тернер осторожно дотронулся до ее колена и произнес:
— Давай посмотрим, что тут есть еще. Джемма, ты слышишь?
Его голос звучал мягко — должно быть, Тернер так никогда и ни с кем не говорил. Видно, сейчас на него обрушилась та любовь, ради которой Эдвин Эвилет отдал Вороньему королю свое дитя.
Джемма не хотела думать об этом и все равно думала. Она видела сосновый лес: из-за стволов наползал туман, и Эдвин Эвилет, который стоял в этом тумане — молодой, сильный, дерзкий, — еще не знал, чем все закончится. Да, Вороний король не обманул его: отец Джеммы нашел свою вторую половину, и это смыло его грехи и дало надежду. Но потом король Кормак расстрелял восставших из пушек, а Джемму отвели в аукционный дом — продавать, словно племенную кобылу.
«Ты этого хотел? — кричала она в лицо своему отцу и захлебывалась от тошноты и боли. — Ты правда этого хотел?»
Она подумала, что сейчас самое время заплакать, чтобы слезы принесли облегчение. Но глаза оставались сухими и злыми.
— Тут еще одна книжка, — сказал Тернер. — Вот, послушай, что он пишет. Это уже через несколько лет, почерк немного изменился.
