Была ночь, Вахтанг еле слышно рулил по окружной дороге, наслаждаясь приятной музыкой, льющейся из дорогой стереосистемы своего (как ему представлялось) «Лексуса». Он даже не ехал, а, скорее, парил птицей в струях попутного ветра, мысли его плавно текли журчащим ручейком в горах Абхазии, и, казалось, ничто не может нарушить его счастье, как вдруг вдалеке на обочине замаячил луч фонарика.
— Ну, ёп твою мать! — не удержался Вахтанг. Он сбавил скорость, но всё равно неминуемо приближался к источнику света. Когда он подъехал совсем близко, луч фонаря упёрся в лобовое стекло, и Вахтанг, зажмурившись, затормозил. Как он и опасался, на дороге стоял инспектор ДПС. И был он не один. Рядом с ним, нагло расставив ноги, покачивался на мысках широкоплечий омоновец с ручным автоматом на плече. Инспектор приблизился к машине, и Вахтанг, в момент потёкший струйками холодного пота, как сжатая ладонью губка, открыл окно и протянул подрагивающей рукой документы.
— Капитан Ефремов, — представился громовым голосом инспектор. Он взял документы, бегло просмотрел их, и, не вернув, приказал, — Выходите!
Вахтанг обомлел. Горло сдавило предчувствие чего-то ужасного, и он, желая было спросить «А в чём, собственно дело?», открыл рот, но вместо запланированного вопроса прошипел сифоновым баллончиком что-то невнятное. Тут к машине угрожающе приблизился второй, с автоматом, и Вахтанг, ещё больше испугавшись, поспешно вылез из салона.
— Что же это вы нарушаете Вахтанг Мамедович?
— Я? Я что? Гдэ? — принялся оправдываться он.
— Да вот же, — злобно улыбнулся инспектор, — пьяный катаетесь, скорость превышаете…
— Я? — искренне распахнув чёрные угольки зрачков, запротестовал Вахтанг, — Да я нэкогда, таварыщ испектэр!
— А ну, на землю! Быстро! — прокричал здоровяк с автоматом полным безумной ненависти голосом, и Вахтанг, не думая ни секунды, рухнул в грязную лужу на обочине сорвавшимся с поднебесья орлом.
— Где гексаген хранишь, сука?!
Вахтанга била дрожь, а разум предчувствовал скорый конец. Ни о каком гексогене он не знал. Он не был террористом, и само понятие терроризма ненавидел всем сердцем.
— Я тебя, гнида, сейчас замочу! — пообещал омоновец.
— Машину мы конфискуем, — спокойным голосом заявил инспектор, — для правительственных нужд.
Вахтанг обречённо уткнулся орлиным носом в холодную жижеподобную глину и заплакал. Тем временем двери его «Лексуса» закрылись, и машина, осыпав рыдающего водителя грязью, умчалась в тёмный тоннель ночи, а Вахтанг остался лежать на обочине выброшенным смятым окурком. Он не знал, что ему делать, как объяснить боссу пропажу машины, как жить дальше?
4
Фиолетов Григорий, по кличке «Шнобель», прозванный так своими бездомными друзьями за специфический размер носа, бомжевал уже пятый год. В тот самый момент, когда Вахтанг Мамедович Шкиперман остановил свой автомобиль у обочины, Шнобель справлял большую нужду неподалёку в кустах. Он-то и увидел всю драму со стороны. Но то, что видел Шнобель, разительно отличалось от того, что видел и пережил Вахтанг Мамедович.
А видел он вот что: сначала на обочине стояли двое парней, лет так пятнадцати. Один из них имел при себе фонарик, а другой, хоть и было уже темно, водрузил себе на нос чёрные солнечные очки. Подростки простояли на дороге довольно долго, и как показалось Шнобелю, высматривали из проезжающих мимо машин те, что были покруче.
Увидев на горизонте «Лексус», один включил фонарик и направил его на лобовое стекло автомобиля. Машина остановилась, из неё вышел водитель кавказкой национальности и покорно встал перед подростками. Тот, что был с фонарём, не переставая светил водителю в лицо, а второй, в очках, что-то бормотал себе под нос. Потом кавказец упал в лужу, и зарыдал как младенец, а подростки, как ни в чём не бывало, сели в машину и укатили в неизвестном направлении.
Конечно же, Шнобелю показалось это странным. Он достал из кармана горстку окурков, выбрал побольше и посуше, прикурил, и, закинув свою поклажу из нескольких хитроумно переплетённых между собой сумок на плечо, отправился к месту сегодняшней ночёвки. Местом этим должен был стать заброшенный коллектор, где три дня назад Шнобель спрятал за ржавой трубой бутылку водки. Его ждал праздник, а потому он тут же забыл об увиденном происшествии и начал думать о чём-то своём.
Кстати сказать, в этот день Шнобель являлся не единственным свидетелем странных событий. Точно так же были удивлены посетители бара «Сирена», обернувшиеся на вопль Семёна Микаэловича Колосальникова, который сидел за столиком в правом углу бара, освещаемый фонариком двумя подростками, он щедро поил и кормил их в течение часа, склизко улыбался, отчего усы его топорщились берёзовой метлой, а в довершение всего устроил посреди заведения пьяный стриптиз под музыку с раздеванием, что вызвало повальное бегство посетителей из бара, подальше от жуткого зрелища. Всё это время Семён Микаэович кричал, что он счастлив, что он нашёл свою любовь и судьбу, и всё это время подростки, еле сдерживаясь от смеха, светили на его неприятную физиономию фонарём.
Почти то же самое приключилось и с Ларисой, скромной продавщицей небольшого магазина. Её лицо тоже попало в лучи удивительного фонарика двух бессовестных подростков. Но этого, к сожалению, а может, и к счастью, никто не видел.
* * *
— Пап, а что это такое? — Денис указал на серебристый предмет, напоминающий карманный фонарик на столе отца.
— Это новая наша разработка, — ответил отец.
Отец Дениса, Иван Александрович, работал в секретном НИИ, работал непосредственно на правительство и новые разработки, ясное дело, не то что забирать домой не мог, но даже и намёком говорить о работе своей не имел никакого права. Однако Иван Александрович правила игнорировал и от семьи своей ничего не скрывал. Он был гениальным ученым, а гении, как известно, люди весьма своеобразные и взбалмошные. Иван Александрович являл собой свет российской современной науки, а потому на все его неуставные действия компетентные органы смотрели сквозь пальцы.
— А она для чего? — заинтересовался Денис.
— Это, Дениска, сложный психотропный симулятор человеческих фобий и влечений, спектрально-фотонового действия.
— Это как?
— Проще говоря, если излучение симулятора направить на человека, он мгновенно считает с коры головного мозга информацию о страхах, или наоборот, сильных эмоциональных пристрастиях, и обратной волной смоделирует ситуацию, в которой фобии либо влечения обретут для испытуемого самую настоящую реальность.
Денис заинтересовался не на шутку.
— Это как так?
— А вот так, — Иван Алексеевич ценил любознательность в сыне и в дальнейшем видел его в рядах таких же видных ученых, каковым являлся сам, — боишься ты, например, пауков…
— Я пауков не боюсь, — обиделся Денис.
— Да я ведь к примеру говорю. Так вот. Боится, например, твой друг Пашка пауков, а ты наведёшь на него луч, наденешь вот эти очки, — он взял со стола очки, похожие на солнечные.
— А очки зачем?
— Чтобы управлять фобией испытуемого.
— Понятно, — смекнул сообразительный сын.
— Ну, так вот, наведёшь на Пашку луч, и он вместо тебя увидит трёхметрового тарантула.
— Вот здорово! — искренне обрадовался Денис.
— А, надев очки, — продолжил Иван Александрович, — ты ещё и сможешь тарантулом управлять.
— Круто! — сын с восхищением посмотрел на отца. У него уже сложился в голове план сегодняшнего вечера, который не предвещал сначала ничего интересного, — Ты, пап, молодец!
— Спасибо, сынок, — улыбнулся родитель, в душе которого разлился мёд сыновнего признания.
— Там, кстати, мама такой вкуснятины наготовила, — Денис кивнул в направлении столовой, — а ты ещё ничего не ел. Всё работаешь, ни на секунду не отвлечёшься. Иди скорее, пока не остыло.
— Да? И правда, — Иван Александрович вспомнил, что сегодня успел только позавтракать. Он встал с кресла, и, потрепав ласково сына за шею, направился в столовую, где любезная супруга его сервировала стол. «Какой сын-то у меня заботливый растёт» — думал Иван Александрович, усаживаясь за стол.
Денис же, не медля ни минуты, сгрёб очки и фонарик в карман, и, схватив телефон набрал номер своего приятеля Пашки.
— Привет! Слушай, а ты пауков боишься?…
Марс атакует, или Секретный генерал и психосолдаты
На диване лежать было удобно и необычайно приятно, но я всё-таки встал. С большим трудом. С большим трудом добрёл я до ванной, и, разлепив глаза перед зеркалом, уставился на свое измождённое лицо. Стекло зеркала было в матовых точках, оставленных испарившимися брызгами воды, и сквозь хаотичные пятна лицо моё выглядело ещё более подавленным и унылым.
