такая другая: радость на лице красит ее гораздо больше косметики. Я остановилась посреди дороги. Они заметили меня только, когда им пришлось меня обходить.
— Ой, Полина, привет, — сказал Кирилл, выражение лица у него снова стало серьёзным — привычное для меня, он не стал отпускать ее руку.
— Привет, очень рада за вас, — я сказала это искренне и даже улыбнулась, но у Киры было такое лицо, что я пожалела о своём добром намерении.
— Это началось после нашего расставания, — зачем-то начал оправдываться Кирилл.
— Да ладно, я все понимаю, надеюсь, мы останемся с тобой друзьями? — спросила я у Кирилла.
Кира ещё больше насупилась, а вот у Кирилла наоборот на лицо вернулась улыбка.
— Конечно, я так переживал, я ведь правду говорил, ты мне как родная сестра. Мы просто с тобой перепутали чувства.
— Да, согласна, — было неловко, что Кира все это слушает, причём молчаливо слушает — на неё непохоже, но внутри все разлилось радостью, я как будто попала в добрую сказку. Кирилл говорил ровно то, что я сама знала, но никак не могла сформулировать. Мы росли вместе, многое друг о друге знаем, он действительно мне как брат, просто в какой-то момент я придумала себе романтическую влюблённость.
Сегодня я смогла от неё излечиться благодаря этой странной встрече.
Но дома меня ждал ещё более фантастический разговор.
— Как первый день практики? — спрашивает мама.
— Все хорошо, — отвечаю я.
— Я хочу с тобой поговорить, — серьезно говорит она.
Мне кажется, я уже это где-то видела, только теперь мы поменялись с мамой местами.
Мама опускает голову, не смотрит на меня, видимо, это какой-то важный разговор. Пока она собирается с силами, чтобы что-то мне сказать, я любуюсь ей. Какая она стала красивая. А ведь я раньше не обращала внимания. Волосы нового цвета — коричневые с красным отливом, очень ей идут, новые модные очки, сережки. Вот что делает любовь с человеком, даже в мамином возрасте.
— Прости, я была неправа, — наконец, говорит мама.
Я думала, что мне послышалось. Никогда, ни разу за всю мою жизнь я не слышала, чтобы мама сказала «прости, я была неправа». Обычно «вот видишь, я же говорила», «надо старших слушать».
— В чем ты была неправа? — спрашиваю я.
Мама посмотрела на меня, ее глаза блестели.
— Надо было разрешить заниматься тебе танцами. Я думала, что важна профессия, образование, постоянная работа. Но ты мне показала, что можно заниматься тем, что любишь, и зарабатывать деньги при этом. Но и Михаил мне тоже помог понять, как важно быть на своём месте.
— Мам, а ты не хочешь все изменить?
— Что ты говоришь, мне-то что менять? — было видно, что она не ожидала такого вопроса.
— Я читала бабушкин дневник, ты раньше любила шить, хотела шить одежду на заказ, работать в ателье.
— Глупости, это в другой жизни было, мне уже поздно, — мама смеялась. Но это был какой-то нервный, ненастоящий смех.
— Никогда не поздно все изменить, подумай. Посмотри на Михаила, у тебя получится, — мне так захотелось, чтобы мама почувствовала, что и для неё не все потеряно.
Какой-то слишком идеальный день получился. Как будто я попала в диснеевский мультик. Разговоры по душам с Михаилом, с Еленой Сергеевной, Кириллом и даже мамой. И все как один говорят мне — иди уже, наконец, исполняй свои мечты.
А что же Глеб?
Я проверила его страницу в соцсетях. На аватарке рядом с ним стояла красивая девушка. Местоположение — Анапа. Подпись «будем строить отель мечты».
Мне стало грустно. Понятно, что в этой жизни я его не выбрала, мы не встречались, у нас не было общего будущего, и он не должен был хранить мне верность, но как же обидно. Я заменима. А я всегда думала, что настоящую любовь ничем не заменишь. «Мы в жизни любим только раз, а после ищем лишь похожих». Не помню, кто это сказал. Но я в это верю. До сих пор верю.
Глава 22
Разбудила меня Настя.
— Вставай, быстрей, мы проспали, а у нас первый день практики!
Я неохотно просыпаюсь, чувствую себя так, как будто от силы спала часа два.
— И здесь педагогическая практика? — спрашиваю я, начиная одеваться.
— Что значит «и здесь»?
— Да так забудь.
В этот раз я предусмотрительней — на столе лежат тетради и распечатанный конспект урока, я все это кладу в сумку. Может, сегодня будет урок не по учебнику. Одёргиваю себя: кошмар, я уже начала мыслить как учительница.
В школу мы добираемся два часа. Я не преувеличиваю. Сначала метро, затем автобус^ потом пешком. Везде очень много народу. В какой-то момент стало трудно дышать: на меня как будто навалилась реальность: скопление людей и высокие многоэтажные здания. Я даже первый раз в жизни с теплотой подумала о родном городе: да, маленький, да, провинция, но зато дышать не так трудно, и воздуха на всех хватает. Никуда никто не спешит, хотя в пробках тоже стоят, но так, как сонные мухи, а не взбесившиеся пчёлы.
Урок проходит очень плохо. Нет никакого трепета передо мной — видимо, в этой жизни роликов с танцами я не снимаю. Или этим не удивить москвичей. Не знаю. Дети весь урок болтают, кидаются бумажками, а я беспомощно восклицаю:
— Пожалуйста, потише.
На задней парте сидит их учитель и делает вид, что ее здесь нет. Никак мне не помогает. Наверное, за практику у меня будет двойка.
Как мама выдерживает такую работу? Адский труд.
После урока я просматриваю тетради, которые взяла с собой. «Москва засосала меня как чёрная дыра, я чужая в этом городе» — запись на последней странице. Полностью с собой согласна.
На обратную дорогу мы тратим меньше времени — метро и автобусы полупустые. В общежитии я падаю на кровать без сил.
Настя смеётся.
— Вот дети выматывают, скажи? А у тебя сегодня ещё концерт.
Я приподнимаясь:
— Какой концерт, где?
Кира подходит к полочке рядом с моей кроватью, достаёт бумажку и протягивает мне.
Я читаю: «Танцемания», спектакль.
Мне нравится название.
— Это Глеб
