Саморяд повесил трубку, не ответив.
Окружение смотрело на него вопросительно.
– Он сказал, что у него дело. Будет через два часа.
– К Кириллу едет, как пить дать – к Кириллу, – со вздохом сказало Окружение. – Есть сведения, что они давно снюхиваются.
– А что же молчали? Молчали почему? – взревел Саморяд.
– Вас берегли. Мы знаем, как вам дорог Пестель. Не хотели… Пока все окончательно не выяснится.
Что любое Окружение умеет делать виртуозно, так это пугать Хозяина. Запугивание Хозяина – излюбленное занятие Окружения. Ни в чем, пожалуй, не добилось оно таких успехов, как в этом деле. Не нашлось еще такого Хозяина, которого Окружение не смогло бы напугать.
– Иван Петрович, – сказало Окружение, – Вань, Пестель давно из наших рядов выпал. Мы тебя жалели, не хотели говорить. Это давно случилось. Знаешь, что он говорит? Мол, начинали вместе с Саморядом, и где теперь Саморяд и где я?
Окружение очень хорошо знало, что именно надо говорить, чтобы обозлить Хозяина. Многое может простить Хозяин, но вот неблагодарность подчиненных…
– Не наш он, – вздохнуло Окружение. – А теперь просчитай, что будет дальше?
– Что будет? – Саморяд нервно ходил по кабинету.
– Понятно что. К гадалке не ходи. Пашка – человек умный, этого у него не отнять. Он про подставу все поймет. И чего дальше будет делать? Мстить. Он же детдомовский, он подставу не простит. А ты представляешь, Вань, сколько он всего знает, а? К тому же, если он с Кириллом спелся…
Окружение смотрело печально, всем своим видом показывая, как неприятно ему все это говорить.
– Не может Пашка предать! Не может! – взревел Саморяд.
– Как ты думаешь, – выбросило Окружение свой последний аргумент, – в него стреляли практически в упор, а не попали, только ранили, да и то слегка.
– Откуда известно, что слегка?
Окружение усмехнулось:
– Так ведь он даже в больнице не остался… Наверное, задели слегка, и все. Это случайность? Ты знаешь, какие у Кирилла стрелки? Интересно бы знать, сколько ему Кирилл за эту случайность отвалил… Ты только погляди, как здорово все получилось! Пестель жив и практически здоров, чеченцы показали свою силу, а ты, Иван Петрович, прости, в дураках остался.
Аргумент был сильный.
– И что вы предлагаете? – тихо спросил Иван Петрович.
– Вань, давай называть вещи своими именами, – Окружение поняло, что наступило время решительных слов. – Пестель – враг. Понятно, тебе неприятно это слышать. Но он – враг. А что делают с врагами, Вань, а? Как твой отец говаривал: если враг не сдается…
Иван Петрович сел, понимая, что уже не в силах унять дрожь в коленках. Окружение показало, как бы между прочим, на одного из своих:
– Кстати, вот человек есть. Ты его знаешь. Хороший, профессиональный и, в отличие от Пестеля, современный бухгалтер. И преданный.
Саморяд посмотрел на молодого, отутюженного парня и вздохнул. Окружение тоже солидарно вздохнуло:
– Трудно, Вань? Конечно. С предательством тяжело сталкиваться. Только вот мы таким делом заняты, что у нас сантиментов быть не может.
– В бизнесе друзей нет, – буркнул Иван Петрович.
– Именно, – печально улыбнулось Окружение. – Но ты, конечно, сам решай. Мы же не давим. Да на тебя попробуй надави.
Иван Петрович, конечно, решение уже принял. Саморяд очень хорошо усвоил любимые слова своего отца: «Есть человек – есть проблема. А нет человека – и проблема куда-то девается».
Решение было отвратительным, и хотелось отложить его под каким-нибудь благовидным, хотя бы для себя самого, предлогом. А какой может быть предлог? Понятно какой.
Саморяд помолчал немного и снова вздохнул:
– Ладно. Поговорю с Пестелем, тогда и решим.
И снова Окружение солидарно вздохнуло.
Если вдуматься, у Ивана Петровича не было абсолютно никаких доказательств предательства Пестеля. Но это если вдуматься. Окружение – оно для того и существует, чтобы Хозяин не вдумывался в то, во что вдумываться не следует.
Окружение выходило из кабинета Хозяина медленно и печально. Никаких улыбок, никакой радости – общая скорбь.
Окружение разошлось по своим кабинетам, ни слова не говоря о том, что только что случилось.
История с Пестелем вообще не будет больше обсуждаться в ООО «Светлый путь». Имя его забудется прежде, чем он исчезнет сам.
Окружение, может, и не знало, но хорошо чувствовало этот закон: выпал из драки – выпал из жизни.
ЗАПАДНЯ
Ночью Наташу мучили кошмары. То Пестель ей снился, то Глобер, а то вдруг Артур… Словно стоит он на веранде «Фазенды» и провозглашает:
– Для нашей очаровательной гостьи, великой журналистки Наташки Орановой, впервые в моем исполнении звучит песня «Враги сожгли родную хату».
Даже Кротов привиделся. Как будто бегает он посреди горящего Останкино и орет:
– Не заболею! Нет, не заболею никогда! Нет! Нет! Нет!
И там же, посреди пожара, сквозь огонь шли Цветков в обнимку с Ритой, и огонь их почему-то не трогал.
Все так хорошо запомнилось, потому что Наташа постоянно просыпалась. Просыпалась и думала: ну вот, я схожу с ума. И тут же опять засыпала. Просыпалась, и снова делала тот же грустный и незамысловатый вывод.
Где-то часа в четыре заставила себя подняться и выпить коньяка, чтобы уж заснуть окончательно и без кошмаров. В результате проспала, конечно. Проснулась от дикой духоты. Посмотрела в окно: пекло уже началось. Посмотрела на часы: двенадцать!
Вскочила. Душ. Два яйца. Кофе. Спринтерский макияж…
Окончательно просыпалась уже за рулем, в машине.
Цветков о вчерашней встрече у подъезда не вспоминал. Смотрел, однако, виновато.
Материал взял, взвесил на руке и отправил в номер, не читая:
– Я вам верю. Вы, Наталья Александровна, плохо не пишете. В верстке прочту, просто чтобы получить удовольствие.
И опять посмотрел, как нашкодивший подросток, – хитро и виновато.
Одно дело было сделано, оставалось другое, куда более важное и куда более противное: надо пойти и позвонить в посольство. И если этот Глобер здесь, то мы продолжим наши игры. А если его нет? Тогда – Кротов. Не зря же он снился.
Когда Наташа выходила из кабинета Цветкова, ее остановила меланхоличная секретарша Юля:
– Слышь, Оранова, тебя тут мужик искал с утра. Артур?
– Звезда нашей несчастной эстрады?
Юля посмотрела с удивлением:
– Нет. Ты знаешь, на звезду не тянет. Немолодой, но очень импозантный.
Портос? Сам объявился, красавец!
– Толстый иностранец?
Юля усмехнулась:
– Оранова, ты в мужиках-то своих разберись как-нибудь. Дядька приятный. Не толстый, не худой. Интеллигентного вида. Очень интересовался тобой, и особенно твоим домашним адресом.
