«Давайте купим на эти деньги стеклянные бусы», — предложила мартышка.
«А нахуя они нам нужны? — интересуется слоненок.
«Тогда давайте на все деньги купим леденцов», — предлагает удав.
«А нахуя они нам нужны?» — снова интересуется слоненок.
Следуют предложения о мягких игрушках, билетах в кино и прочем — все это вызывает одну и ту же реплику слоненка. Раз тебе ничего не нравится, придумай что-нибудь свое, — предлагает ему попугай.
«Давайте на все деньги накупим воздушных шаров, надуем их и отпустим в воздух, — говорит слоненок.
«А зачем отпускать-то?» — интересуются все хором.
«А нахуя они нам нужны?».
Все замолкают, кто-то даже пытается хихикнуть. Рита весьма ощутимо наступает мне на ногу. Я допиваю виски, расстроено улыбаюсь, говорю что-то вроде: «думал, вам нравятся наркоманские анекдоты», обуваюсь и валю в туалет.
В туалете я минут пятнадцать бесцельно сижу на толчке, думая о том, насколько я устал от всего происходящего, о том, как я хочу бросить Риту, послать к чертям Лену и вообще начать другую жизнь. Позвонить с утра Кате, пригласить ее погулять в парк, потом — на выставку, в театр или кино… все равно куда. А в понедельник просто приехать к ней, где там она живет, и сказать что-то вроде: «Внизу машина, я приехал за тобой, собирай вещи». Потому что такую потрясающую девушку упускать нельзя, и с ней нужно забыть о своих хорошо отрепетированных приемах и традиционной манере охмурения. Ее нужно просто любить, дышать ею, писать ей стихи и…
И как же все это страшно! Приедешь этаким влюбленным паяцем, а там ее молоденький (это еще лучший вариант) или, напротив, немолодой друг, или толстая мама, или бухой папа, или… или она просто скажет: «Андрюш, ты, кажется, меня не так понял. Я ничего такого не имела в виду, мы просто друзья, и потом, у меня другие планы, прости…». И что тогда делать? Упасть на кафельный пол девяти- или пятиэтажки, рыдать, биться головой о плитку, причитая: «Ну почему? Почему именно так?! Именно так, и именно в тот момент, когда я как раз хотел все поменять?! Есть ли еще в этом городе нормальные люди, а не манекены?!». Мне снова становится жалко себя, и я решаю, что лучше уж никуда ни на какой машине не приезжать, а просто посмотреть, куда вся эта история вырулит. Опять «история»! Чертовы питерские!
Наконец я думаю о том, что пора бы, собственно говоря, и выйти из кабинки. Мое столь долгое здесь нахождение может породить неприятные домыслы ожидающих. Не то чтобы это заботило меня или могло выставить в негативном свете, или (смешно сказать!) ударило бы по моей репутации. Но все-таки не очень приятно узнавать, что думают люди о том, чем ты занимался так долго в туалете. Особенно когда ты почти рыдаешь, сидя на толчке, причем в то время, когда весь остальной город нюхает в туалетах кокс, жрет экстази или занимается любовью! Я уверен, что есть и такие, которые не просто трахаются, а именно занимаются любовью. И вот я отматывай бумагу, сморкаюсь в нее, кидаю в унитаз, спускаю воду и открываю дверь кабинки. Передо мной стоит какая-то телка. Надо же, а? Меня угораздило перепутать туалеты? Воистину, все было подчинено мыслям о девушке. Я настолько слился с нею, что в какой-то момент забыл, кто я! Или, может, я — это она? Или, может, пора перестать, наконец, пить да свалить домой?
Я стою перед этой телкой (весьма симпатичной, стоит заметить) и собираюсь скипнуть. Она заходит в кабинку и презрительно хмыкает. Я смущаюсь еще более:
— Это было не то, что вы подумали! — не нахожу я ничего лучше ей сказать.
— А я вообще не думала, — отвечает она. — Если и думала, то уж точно не о тебе.
— А о чем? — мне почему-то хочется продолжить диалог. — О том, где достать?
— Я думаю о том, что завтра мне надо квартиру менять. Или машину. Одно из двух. И еще о том, что нет ничего хуже жлобских мужиков. Вот о чем я думаю, понятно? — отвечает она мне уже из кабинки. — А теперь вали отсюда, красавчик!
Последняя фраза настраивает меня на более оптимистичный лад.
— Эй, постой, при чем тут жлобство? А как же любовь? — пытаюсь я продолжить разговор. — Эй, ты способна любить, детка?
— Дай поссать… — устало отвечает она. — Без твоей клоунады тошно.
«Мудачье, блядь, одно!». Это последнее, что я услышал, прежде чем покинуть WC.
В коридоре я лицом к лицу сталкиваюсь с девушкой, держащей микрофон, и парнем с камерой на плече. Парень тут же включает камеру, ее фонарь бьет мне в лицо, девушка тычет в меня микрофоном с надписью MTV и говорит:
— Привет, ты давно здесь? Как тебе вечеринка? — Только приехал, пока не понял. — Я оглядываюсь по сторонам и стараюсь понять, что послужило причиной этого спонтанного интервью? Меня все-таки включили в «ТОР-100 самых красивых людей Москвы»? Скорее всего, да. А почему я это пропустил? Наверное, в пятницу вышел номер. А как они меня нашли? Олег сказал, где я? Больше некому. Так-так, настроение быстро поднимается. Мое первое интервью — базовое, можно сказать. Главное — держать форму.
— Ты часто ходишь сюда? Прикольная у тебя футболка! — наседает девица. — А какая музыка тебе нравится?
— Футболка обычная, просто сидит хорошо, потому что я два ребра себе удалил, не хватало талии, врубаешься? А музыка… самая разная. От трип-хопа до попсы восьмидесятых, от гангста-рэпа до манерной вычурности «Radiohead». Вообще, я предпочитаю играть, а не слушать. Последний диск «Московского Первого», моего проекта… Слушай, задай свой вопрос еще раз, я, кажется, щурился, камера слепит. Только сейчас привык.
— Ага, — кивает девчонка. — Как тебя зовут?
— Это что, шутка такая? Ты стреляешь не целясь, зайка! Меня зовут Андрей Миркин, если кто еще не в курсе.
— Спасибо, — вякает она.
— Моя музыка держит на плаву весь город, — продолжаю я, а парень выключает камеру, девушка убирает микрофон, и они проходят мимо, даже не дав мне закончить фразу.
— Это что, все что ли? — говорю я. — Постойте, я не закончил! Какое-то херовое интервью получилось, тебя за него с работы выгонят!
Девушка оборачивается, благодарит и улыбается. Тут до меня доходит, что интервью-то не базовое, а самое ординарное. Из тех, когда тебя ловят на тусовке, спрашивают «как дела?», три секунды снимают, а потом вставляют в нарезку, сопровождающую отчетный блок в вечерних музыкальных новостях. Между фрагментами концерта и двумя провинциалками, орущими в камеру: «Привет, Самара!». Как же я ненавижу эту жизнь!
Вернувшись к питерской компании, я нахожу всех уже сильно датыми. На столе стоит кальян, чашки с зеленым чаем и стопки с водкой. Богема набралась.
— А вот и он! — обращается ко мне один из парней. — Чо-то ты долго!
— Он анекдот новый сочинял, — шипит Ритка.
— А мы тут решили поехать потанцевать, да вот не знаем куда. Хочется чего-нибудь андеграундного, — продолжает он. — Кстати, приятно познакомиться. Никита «Плавный Котейка».
— Плавный кто? — не понимаю я.
— «Плавный Котейка». Это ник в сети, — уточняет он.
— Ясно, — киваю я, внутренне содрогаясь.
— Так что с андеграундом?
Меня минут тридцать не было, а вы еще не успели тему сменить. Странно, почему вам тогда не нравятся наркоманские анекдоты?
— Если нужен андеграунд — тогда вам в метро, да, боюсь, оно скоро закроется, — хмыкаю я, рыская по столу в поисках своего виски. Видимо, культовые допили.
Тут меня снова окликают откуда-то сзади, я поворачиваю голову и вижу в дальнем углу Леху. Он машет мне, сидя в компании ветеранов столичной тусовки и четырех престарелых тюнингованных баб. Я приветственно машу в ответ, вспоминая, что у него завтра день рождения, встаю, и, не обуваясь, двигаю к его столу. Стоит сказать, что извиниться за свое повторное исчезновение мне даже не приходит в голову.
— Здорово, чувак, — обнимается со мной Леха. — Коллеги, это Андрей, самый талантливый журналист из тех, кого я знаю. Ты тут с кем? А мы вот с партнерами сидим, может, соединим столы? — Он смотрит на мою компанию. — Освежим атмосферу?
— Лех, я не знаю даже. Я с девушкой, а это ее питерские френды. Какие-то они тусклые.
— Может, вы тогда с нами немножко посидите? Один? — обращается ко мне самая пьяная из дам, яркая брюнетка, косящая под Шер восемнадцатилетней давности.
— Оксана, он же сказал, что с девушкой, — смеется Леха.
— А я что, не девушка? — прыскает она пьяным смехом.
Я сажусь, кладу на стол мобильный, мне тут же вручают стакан с ромом, я оборачиваюсь на свой стол и вижу, что Ритка увлечена беседой с культовыми. Ловлю себя на мысли: «какого черта она сюда одна не пошла?» и опрокидываю ром одним глотком. Леха рассказывает про какого-то своего приятеля, который судится с бывшей женой.
— А сколько они прожили? — интересуется коротко стриженный тип. Квадратные очки в черной пластмассовой оправе вкупе с оливковой водолазкой делают его похожим на Ив Сен-Лорана в молодости.
