— Очень даже, — пожал плечами Брагоньер и отложил письма. — Считай моей прихотью.
— Меньше месяца, — Эллина оттаяла, начала расцветать.
Соэр кивнул, встал и подошел к жене. Он привлек ее к себе и скупо поцеловал в лоб. «Спасибо, не в живот», — обиженно подумала гоэте. Она ожидала большей нежности.
— Так, а почему по вечерам тошнит? — Допрос еще не закончился.
— Нервничала и ничего не ела, — призналась Эллина.
Супруг нахмурился и потащил к столу с накрытым ужином.
— Чтобы все съела! — скомандовал он. — Думай о ребенке, Лина.
— А о тебе? — Она подняла голову и заглянула в глаза мужу.
В зрачках плескалась тревога. — Малис рассказал, темный сбежал…
На щеках соэра на мгновенье проступили желваки, рот дернулся.
Забери демона некроманта! Эллина с таким трудом забеременела, а он провоцирует выкидыш.
— Он соврал, — заверил Брагоньер и присел рядом с женой.
— Поводов для беспокойства нет, обычные рутинные дела.
Ешь. Завтра вернемся в Сатию. И поменьше общайся с господином Вером, — в голосе проступили командные нотки.
— Он не лучшая компания для леди.
Гоэта не ответила. Супруг и прежде не жаловал Малиса, что не мешало Эллине относиться к другу и первому мужчине с неизменной теплотой. Вот и теперь… Обычное самодурство.
Ревность и ненависть к темным.
Эллина ела безо всякого аппетита, только потому, что надо.
Из головы не шел сбежавший преступник. Опасность затмила радость от долгожданной беременности.
Темные мстительные, гоэта успела вдоволь хлебнуть их способов платить за обиды. Винсент Маснед вряд ли забудет унизившего его инквизитора. Раз так, жизнь Брагоньера под угрозой, и гоэта обязана ему помочь. Похоже, пришла пора навестить «Белую мышку», попросить коллег оказать услугу правосудию. По старой памяти многие поработают бесплатно, остальным она заплатит, благо в средствах не ограничена.
Разумеется, провернуть все надлежало втайне от мужа.
Эллина уговорила соэра присоединиться к трапезе. Он лениво пережевывал куски, вновь углубившись в чтение, временами искоса посматривал на супругу и попивал коньяк.
Гоэте отныне предстояло довольствоваться водой и лимонадом, хотя душа просила рюмки граппы.
— Запрешь дома?
— Что? — Вопрос жены вернул Брагоньера к реальности.
Он сравнивал версии, пытаясь выбрать самую реалистичную, думал о предстоящем разговоре с графом Арским, отцом погибшего юноши.
— Запрешь дома и вызовешь мать, — мрачно повторила гоэта. — Надо же проследить, чтобы будущий баронет ли Брагоньер родился правильно. Что-то ты совсем не рад ребенку. — Эллина отложила приборы и промокнула рот салфеткой. Дурнота отступила. Действительно, следовало давно поесть. — Так хотел наследника, а теперь снова работа.
— Я рад, — вздохнул соэр, — но сейчас не самый лучший момент…
— Не вопрос, — гоэта встала. — Никто еще не знает.
— Лина! — Брагоньер рявкнул так, что супруга подпрыгнула и часто-часто заморгала. — Чтобы я никогда, повторяю, никогда подобного не слышал, — сквозь зубы процедил соэр, успокоившись. — Мой сын родится в срок, здоровым и сильным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Эллина нахмурилась, а потом догадалась: муж решил, будто она собралась сделать аборт. Пришлось его разубеждать, заверять, для нее ребенок желанен.
— Только мать не зови, — осмелев, гоэта устроилась на коленях у благоверного и отобрала бокал. — Иначе ничего здорового не получишь.
— Она родила двоих, — настаивал соэр и, наконец, приласкал жену. Папа скупых прикосновений, поцелуй и рука на животе. — Тебе тяжело одной.
Эллина застонала. Уж что-что, а в одном доме с леди ли Брагоньер-старшей станет не просто тяжело, а невыносимо.
— Может, она тогда и родит? — съязвила гоэта. — Ну, чтобы совсем облегчить мне жизнь.
Брагоньер тихо рассмеялся.
— Ладно, посмотрим. Больше отдыхай и не ввязывайся в расследования.
— Буду, — капризно поджала губы Эллина и развязала узел шейного платка соэра.
— Лена! — чуть повысил голос Брагоньер.
— Я не больная, — напомнила гоэта и стянула платок. Он полетел на стол. — Надоела праздная жизнь, надоело метаться по комнате от волнения, ждать тебя и вышивать бесконечные цветочки.
— Они мне тоже не нравятся, — неожиданно признался соэр и притянул супругу к себе. Эллина с облегчением вздохнула и положила голову ему на плечо. Свободной рукой Брагоньер дотянулся до бокала с коньяком и отхлебнул крепкого напитка.
— Как и твои исколотые пальцы. Хорошо, я не возьму слова назад, но с условием: безоговорочное подчинение. — Коньяк горячей мягкой волной растекся по желудку. — При первых признаках ухудшения самочувствия — домой. Никакого галопа, никаких одиноких прогулок. Регулярно есть и не общаться с сомнительными личностями.
Эллина согласно замычала и расплылась в умиротворенной улыбке.
Не иначе Сората поцеловала в ухо! И ребенок, и муж согласился. От последнего гоэта покладистости не ожидала, приготовилась к утомительному сражению, а оно не потребовалось. Оставалось только избавиться от свекрови. Ее призрак занесенным мечом маячил над головой. Если леди ли Брагоньер-старшая прознает о беременности, тут же примчится и превратит Эллину в подопытного зверька. По сути, гоэта ей не нужна, только содержимое ее живота. Если бы могла, леди вытащила бы внука, а невестку выгнала из дома.
— Пока ничего не пиши матери, хорошо? — Эллина потерлась щекой о рубашку мужа.
— Она моя мать, — Брагоньер сделал новый глоток. — Я уже говорил, выбирать не стану, однако поговорить поговорю.
Матушка приедет, когда тебе станет совсем в тягость.
То есть полгода у Эллины еще есть.
Гоэта выкинула из головы образ женщины, брезгливо поджимавшей губы при виде нее, и подумала о ребенке. Из глубин души поднимался страх: вдруг не мальчик? Вдруг у
Эллины не получится снова забеременеть? Нужно сходить к храмовым прудам, попросить богов о милости.
Эллина украдкой погладила живот и тихо спросила: — Ты ночью поработаешь?
— Немного. Через час приду.
— И совсем не порадуешь? — Капризная девочка упорно не желала покидать гоэту.
— Посмотрим, — уклончиво ответил Брагоньер и поцеловал, как положено, в губы.