Заслуживал внимания и Иосиф Ханковка — кулацкий сынок, абсолютно безграмотный, весьма ограниченный тип, дико озлобленный на Советскую власть. Выслан вместе с родителями — отцом и матерью — за пособничество бандеровцам. Работал в кузнице молотобойцем. С Миклашевским свел его Горак, часто бывавший в кузнице и хорошо изучивший Ханковку.
Это главари. Остальные — сошки помельче. Но — сколько их?
6
И во сне не могло присниться горному инженеру Латкину, что ему когда-нибудь придется иметь дело вот с такими злобно настроенными, опасными людьми.
Вообще-то Георгий мечтал корабли строить. После школы (тогда он жил в городе Бирске, что в Башкирии) хотел подать заявление в кораблестроительный институт. Одобрял его выбор и отчим — именно он привил Георгию любовь к моделированию. А мать видела в своем единственном сыне врача. Лучше профессии для мужчины, считала она, нет. И слезно умоляла Георгия пойти в медицинский: «Ты ведь умеешь сострадать, а для доктора это самое важное качество».
Он пожалел мать, поступил в Томский медицинский.
А через три месяца ушел. Почувствовал: не то, медицина не его призвание.
Принес документы в местный индустриальный институт.
Ему сказали:
— Сдашь математику и начертательную геометрию — зачислим.
Сдал. А матери — ни слова про перемену. Только на втором курсе признался.
Она, конечно, расстроилась. Но спасибо отчиму, Сергею Абрамовичу, успокоил мать: «Инженер-шахтостроитель — тоже неплохо».
Латкин окончил институт в 43-м году и сразу попросился на фронт — вместе с другом Иваном Медведевым. В военкомате, однако, их обозвали чуть ли не дезертирами. Стране нужен уголь. А они — бежать с трудового фронта!..
Короче, оказался он с Иваном в Кузбассе, а точнее — в Киселевске, в управлении нового шахтостроения.
Латкин стал неплохим специалистом. Горный мастер, начальник участка, помощник главного инженера управления. В 46-м Георгия Марковича избрали заместителем секретаря партбюро шахты.
На строительстве шахты «Тайбинская» Латкин был начальником проходки, главным инженером строительства, заместителем секретаря парторганизации треста «Кузбассшахтстрой», затем — парторгом ЦК на шахте № 4, заведующим отделом промышленности и транспорта горкома партии.
В марте 50-го его пригласили в обком:
— Есть мнение направить вас в Высшую школу МГБ...
Попытался объясниться:
— Я ведь производственник в душе. Ну, партработник еще. Потому — спасибо за доверие, но...
— Довод веский, однако подумайте... Кроме того, знание производства на новом месте вам наверное пригодится.
Латкин все же согласился. Через месяц уже был на курсах.
Теперь вот Алдан. От Москвы десять суток поездом и сутки на машине. До Якутска шестьсот километров. Вечная мерзлота. Непривычные края. Непривычная работа.
7
Скрупулезно в горотделе собирали информацию о деяниях Миклашевского и компании. Постепенно вырисовывались границы подрывной деятельности группы. При этом не исключалось, что факты вредительства, случавшиеся на шахте, — дело ее рук. Не однажды кто-то портил оборудование, резал транспортерную ленту, отрубал и уносил куски кабеля, находящегося в бухтах. Кто-то поджег кладовку со спецодеждой, из строящейся электроподстанции похитил алюминиевые шины, из-за чего надолго задержался монтаж и пуск трансформатора.
После каждого ЧП шахтное начальство начинало вести служебное расследование, выискивая злоумышленников. Было при этом немало ложных обвинений, сомнительных догадок. Одни утверждали, что «кто-то», режущий транспортерную ленту, это местные сапожники. Им лента нужна для подошв. Другие доказывали, что кабель портят охотники-любители: из него они добывают свинец для дроби. Третьи уверяли, что алюминий идет на самодельные вилки и ложки, которыми приторговывают два подозрительных типа из общежития.
Все это оказалось, однако, досужим вымыслом.
Анализируя все происшествия, Латкин с товарищами (к делу был привлечен еще один оперативный работник — старший лейтенант Долгих, двадцатипятилетний рослый сибиряк) пришел к одной закономерности: диверсионные акты, если их можно так назвать, совершались только на поверхности шахты. А значит, и виновников нужно искать среди тех, кто причастен к поверхностному технологическому комплексу. И коль так, не проверить ли прежде всего группу Миклашевского? Каким образом? Рискнуть на эксперимент, чтобы окончательно снять или утвердить свои подозрения, на импровизированную встречу с главарями организации.
Решили начать с идеолога, бывшего учителя.
В поселок выехал Долгих.
Как и условлено было на инструктаже, в первой беседе в комендатуре с Василием Гораком Долгих интересовался здоровьем Горака, условиями работы, зарплатой. Поговорили о погоде, о приближающейся весне. Горак вел себя осторожно. Не спросил, зачем вызвал его Долгих. Всем видом показывал равнодушие, хотя нетерпение раздирало его: когда же оперативник приступит к главному? И что он вообще хочет от него?
А Долгих, кроме как о второстепенном, так ни о чем и не расспрашивал. Только сказал под конец беседы, чтобы зашел в комендатуру и завтра.
На следующий день снова пошла речь о том о сем. Горак — олицетворение спокойствия. Ни жилка не дрогнула на лице его, когда Долгих в один момент встретился с ним взглядом. Долгих полагал: если Горак виноват — отведет глаза. А тот не отвел. Наоборот, выпучил их, как бы дразня оперативника: «Испытываешь? Совесть хочешь во мне пробудить? Дудки! Молод еще!»
И тогда Долгих не выдержал и прямо спросил:
— Хватит, Горак, в кошки-мышки играть! Мне нужно знать, кто поджег кладовую.
Тот удивленно приподнял плечи:
— А откуда я знаю? Я и не слышал про пожежу.
— Не мог не слышать.
— А если б и слышал, откуда мне знать, кто...
— Не притворяйтесь. Вы в своем кругу человек сведущий.
Горак удивился еще больше:
— Це поклеп. Ей-богу, не знаю. — И перекрестился. — И не сведущий я, а маленько уважаемый. Это вещи разные. — Горак при этом ехидненько ухмыльнулся.
— Ладно, идите.
Горак встал и покорно вышел из кабинета.
Долгих досадно сжал кулаки, стукнул их друг о друга. «Сорвался, кажется. Хотел взглядом Горака пригвоздить, а получилось... Получилось — у него нервы крепче. Ну и вляпался! Обидно. Что теперь Латкин скажет?»
8
Случилась в тот же день и еще одна досадная накладка, про которую и Латкин, и Долгих, и Попов узнали позже — от Воцуняка. Идя на вторую беседу, Горак чуть ли не носом к носу встретился у подъезда комендатуры с плотником стройучастка Чихом. Этот молодой добродушный парень, тоже из поселенцев, посещал дом Миклашевского. Долгих с ним беседовал по совету здешнего коменданта Захарова. Разговор их затянулся. Долгих спохватился, глянув на часы, — вот-вот должен подойти Горак. Он тут же отпустил Чиха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
