Он чувствовал, что она стесняется идти в «Захер», но для ее же блага решил все равно пойти туда. Ее нужно лишь немного приободрить, и вскоре она преодолеет робость; да и для посещения этого заведения не требовался вечерний наряд. Когда на часах собора Святого Стефана пробило восемь, он препроводил ее по лестнице и вывел из отеля. Вечер был теплый, и они прошли пешком короткое расстояние по Кернтнерштрассе. Стеклянная терраса ресторана была переполнена, но он, предвидя это, заранее заказал столик в маленьком боковом зале, названном «Красным баром». Он увидел, что его выбор столика придал ей уверенности. Взглянув на меню, он ударился в воспоминания.
— Надеюсь, нам подадут что-то не хуже той рыбы, что вы выбрали в Эдинбурге. Тогда мы с вами впервые трапезничали. Я никогда этого не забуду. Скажите, вам нравится фуа-гра?
— Не знаю, — она покачала головой, — но, наверное, понравится.
— В таком случае закажем. А еще спинку косули с гарниром и зальцбургский нокерльн[59] под конец. — Он сделал заказ, добавив: — Раз мы в Австрии, то должны почтить страну и выпить немного «Дюрнштайнер Катценшпрунг».[60] Оно родом из прелестной дунайской долины примерно в пятидесяти милях отсюда.
Принесли фуа-гра нежно-розового цвета; Мори незаметно понюхал, удостоверился, что это настоящий страсбургский рецепт с трюфелями, и велел подать к нему малиновый соус. Когда вино было показано, пригублено, одобрено и разлито, он поднял бокал.
— Давайте выпьем немного за нас. — А потом добавил чуть тише, так как она все еще колебалась: — Помните, вы обещали мне проявлять свои человеческие слабости. Я хочу, чтобы вы вылезли из этой милой шотландской раковины.
Кэти покорно, хотя и с легкой дрожью, подняла бокал на длинной ножке и глотнула ароматный янтарный напиток.
— Вино по вкусу напоминает мед.
— И такое же безопасное. Мне кажется, что к этому времени вы должны уже доверять мне, Кэти.
— А я доверяю вам, Дэвид. Вы очень хороший.
Жаркое из косули превзошло все его ожидания, поданное с вкуснейшим соусом из редиса и яблок. Он ел медленно, что было в его привычке, с чувством, уделяя каждому кусочку уважительное внимание, которое тот заслуживал. В соседней нише кто-то тихо заиграл на пианино, вальс Штрауса разумеется, но в этой обстановке он звучал очень уместно — очаровательно, трогательно, мелодично.
— Как приятно, — сказал Мори через стол.
Ему нравилось наблюдать, как на ее свежих молодых щечках то появлялся, то пропадал румянец. Какая она все-таки милая, рядом с ней в нем пробуждалось все хорошее.
Десерт, как он и надеялся, оказался триумфом. Увидев выражение ее лица, читать по которому он пока не научился, Мори пояснил:
— Его готовят в основном из свежих яиц и сливок.
— Сколько же туда идет яиц? — удивилась она.
Он повернулся к официанту:
— Кельнер, сколько требуется яиц на зальцбургский нокерльн?
Официант пожал плечами, но не вышел из рамок вежливости.
— Так много, сэр, что забываешь о количестве. Если мадам желает приготовить хорошие клецки, то она не должна считать яйца.
Мори приподнял брови, глядя на Кэти через стол.
— Придется нам обзавестись птицефермой.
Она звонко рассмеялась, совсем как школьница.
— Бедные несушки. Не знаю, как они только управятся с таким большим спросом на яйца.
Радуясь ее непривычно хорошему настроению, он не мог не отметить, что она не возразила против их будущего совместного дела.
Вскоре подали счет. Небрежно пробежав его глазами, Мори расплатился банкнотой высокого достоинства и оставил такие щедрые чаевые, что вызвал многочисленные поклоны, которыми провожают чуть ли не королевскую процессию.
Когда они вышли из ресторана, на мостовой их ждала обычная компания попрошаек — продавцы спичек и бумажных цветов, калеки, мнимые и подлинные, оборванный старик с хриплым аккордеоном, старуха, которой теперь уже нечем было торговать, кроме лести. Он щедро, без разбора раздавал сдачу после оплаты счета — просто чтобы отделаться от нищих; а чуть позже, по дороге в отель, неожиданно получил вознаграждение. Кэти взяла его под руку и по собственной воле пошла совсем рядом, когда они направлялись к площади Новый Рынок.
— Я так рада, что вы это сделали. Иначе мне было бы стыдно после такого вкусного и дорогого ужина. Хотя, конечно, только вы, Дэвид, могли проявить такую безоглядную щедрость и доброту. Какой день вы мне сегодня подарили! Я увидела столько нового и интересного. Мне даже самой не верится. Подумать только, ведь всего несколько дней тому назад я мыла тарелки на кухне Джинни Лэнг… Это просто сон какой-то.
Ему было очень приятно видеть ее отдохнувшей, сбросившей все заботы, даже повеселевшей. Он благожелательно слушал ее, не перебивая, а сам понимал, что один бокал медового вина не мог вызвать этого настроения, что причина в основном кроется в нем самом. И тогда внезапно он вспомнил, что рядом с Мэри проявлял тот же самый талант, можно даже сказать, силу, отвлекая девушку от серьезных мыслей и внушая беззаботность. Благоприятный знак.
Он пожалел, что до отеля они дошли так скоро. У двери своей комнаты она повернулась, чтобы попрощаться.
— Спасибо, Дэвид. Я чудесно провела время. Если вы говорите, что никогда не забудете нашу поездку в Эдинбург, то знайте: я никогда не забуду сегодняшний день.
Он помедлил секунду, не желая ее отпускать.
— Вам на самом деле понравилось, Кэти?
— Ужасно.
— Точно?
— Честное слово.
— Тогда скажите, что вам понравилось больше всего?
Она как раз прикрывала дверь, но тут замерла и внезапно посерьезнела, перебирая мысли. А потом очень просто ответила, повернув голову и не глядя на него:
— Быть с вами. — И сразу ушла.
Глава X
Следующие три дня, хотя и похолодало, погода оставалась ясной. Лучших условий и быть не могло для удовольствий и радостей, которые дарило продолжение осмотра достопримечательностей. Разнообразя свою программу с похвальным мастерством, Мори вывозил Кэти в Хофбург и Хофгартен, Музей истории искусств Вены, ратушу. Бельведер, парламент. Они пили чай в «Демеле», знаменитой венской кондитерской, прошлись по модным магазинам на торговой улице Грабен, посетили представление в Испанской школе верховой езды, которое, однако, явилось разочарованием, так как Кэти явно не понравилось, что прелестных белых лошадей вымуштровали, как в цирке, заставляя делать несвойственные им вещи, — хотя от комментариев она воздержалась. Он также сопровождал ее, когда она навещала четырех детей горничной Анны: детишки были построены в ряд, чтобы продемонстрировать обновки — теплую одежду и крепкие зимние башмаки, и это была, наверное, самая успешная экскурсия из всех. Мори переживал счастливейшие дни, как он себя уверял. Она привнесла в его жизнь радость и очарование, вернула ему бойкую юность. Чем больше времени он проводил с Кэти, тем больше убеждался, что не сможет без нее обойтись.
И все же порой она озадачивала его, даже вызывала странное беспокойство. Действительно ли ее развлекало все, что он ей демонстрировал? Сомневаться не приходилось: он десятки раз видел, как зажигались ее глаза, полные интереса и оживления. Однако бывали случаи, когда она, оставаясь очень внимательной, казалось, начинала нервничать. И потом она то приближалась к нему, то вдруг отстранялась. У нее была странная способность уходить в себя, а еще она удивляла его тем, что никогда не меняла свою точку зрения.
В одном из магазинов на улице Грабен он тщетно растратил всю свою утонченность и обаяние, пытаясь уговорить ее принять подарок — простенькое ожерелье, но зато с изумрудами, которым она невольно восхитилась, даже не представляя, сколько оно может стоить.
— Очень красивая вещь, — ответила она, покачав головой, — но не для меня.
И ничто не могло ее переубедить. Тем не менее он намеревался поступить по-своему, хотя она об этом пока не подозревала.
Больше всего его поразило то, что богатство значило для нее так мало. Она оказалась безучастной к роскоши отеля, а помпезные, изысканные трапезы просто приводили ее в смущение, он также чувствовал, что для нее предпочтительнее тесный арендованный автомобильчик тихому комфорту «роллса». И действительно, однажды, когда он намекнул на это обстоятельство, она неожиданно сказала:
— Но, Дэвид, за деньги ведь не купишь то, что действительно имеет значение.
Разочарованный и несколько раздосадованный такой явной недооценкой, он все же утешался мыслью, что в таком случае его полюбят или, как теперь он смел надеяться, уже любят ради него самого. А так как больше всего удовольствия ей доставляли самые простые вещи в жизни, он решил переключить ее внимание на Швейцарию и тихий покой, который она там найдет. Вена вовсе не была ошибкой; он не только узнал девушку лучше, но и добился прогресса, большого прогресса, за эти последние несколько дней. Определенно была достигнута некая степень интимности, между ними теперь пробегали искры. Пусть она сама пока этого не сознавала, зато он видел по тому, как она внезапно краснела, как загорались ее глаза при его появлении, что она уже миновала критическую точку. Он чувствовал это нутром. Видеть и понимать, что эта застенчивая, эмоциональная девушка постепенно поддается новому для себя чувству — любви, доставляло ему несказанное удовольствие.
