не пробовал такого овощного рагу.
Он дочиста выскребает миску и уже собирается предложить Брай пораньше лечь спать, когда она берет со стула номер «Соседа» — местной газеты. Видимо, Сара привезла ее со станции. Брай кладет газету перед собой и смотрит на первую страницу. У Эша замирает сердце. Он так старался, чтобы в доме не было местных газет!
Заголовок посреди страницы гласит: «Карантин в Фарли продолжается», — а под ним фотография, на которой две маленькие девочки сидят на пляже в купальниках и голубых медицинских масках.
Брай молча смотрит на фото. Эш встает у нее за спиной и кладет ей руку на плечо.
— Они раздувают сенсацию, дорогая, стараются представить все хуже, чем есть на самом деле.
Брай молча читает статью. Эш пробегает глазами текст, пытаясь первым увидеть самые плохие новости:
Как минимум двое пожилых людей и один ребенок госпитализированы… Непривитых жителей Фарли просят не посещать общественные места, а тех, кто не обладает достаточной информацией о своем статусе вакцинации, просят ограничить контакты с окружающими… Полиция сообщает, что в связи со вспышкой заболеваемости в интернете участились случаи оскорблений и угроз насилием.
— Все это сильно преувеличено, милая.
Эш пытается успокоить Брай, но Сара снова достает полупустую бутылку вина из холодильника, садится на свое место и заявляет:
— Ну, наконец-то! Хоть в чем-то мы согласны!
Эш смотрит на нее, но Сара не видит, как он качает головой, умоляя ее сбавить обороты. Она слишком занята — подливает себе вина.
— Это вопрос образованности, — продолжает она. — Все как с цепи сорвались, ведь никто не ожидал, что нечто подобное может снова произойти. Все сидят в телефонах, а когда жизнь дает о себе знать, не понимают, что делать. При хорошем питании и правильной поддержке иммунной системы корь не должна быть серьезной проблемой, правда же?
Сара смотрит вокруг, словно ожидает увидеть толпу своих сторонников, а не только Брай и Эша. Они не смотрят на нее и даже не слушают. Брай зажимает рот рукой и выглядит так, словно ее сейчас стошнит или она опять разрыдается.
Она поворачивается к Эшу, он слышит ее мысли, как свои собственные, и качает головой:
— Это не твоя вина, Брай, ты здесь ни при чем.
— Конечно, это не ее вина! Серьезно, Эш, иногда ты говоришь такую ерунду!
— Сара, прошу вас. Это сейчас неуместно.
— Эш, не надо… — бормочет Брай, но уже слишком поздно.
Сара нависает над столом, ее глаза пылают огнем, она с размаху ударяет ладонью по деревянной поверхности.
— Если бы не я, Эш, ты бы нянчился с Альбой не пару недель, а гораздо дольше. Я не пытаюсь быть уместной, я пытаюсь спасти свою дочь и внучку от мучений, в которых я прожила сорок лет. Я знаю, тебе это трудно понять, но, если честно, мне плевать.
В этот момент Эш понимает все. Вот чем это было для Брай. Вина и страх ее матери проникают в нее так же быстро и легко, как игла в руку. Она чувствовала это всю свою жизнь, каждый день. Его охватывает сострадание к жене. Эшу хочется обнять ее, укрыть и не отпускать, пока она не наберется сил, чтобы действовать на своих условиях.
Сара, удивленная, что Эша не задели ее слова и он не стал спорить, решает продолжить.
— Все из-за таких людей, как ты, Эш, которые даже не пытаются изменить существующий порядок, — вы просто проглатываете то, что вам скармливают, потому что не хочется лишних проблем, и да, я это понимаю, но что…
Но тут Брай выпрямляется, накрывает своей рукой руку матери, чтобы успокоить ее, и говорит:
— Тш-ш, мам, тихо. Слышите…
Все трое замолкают и слышат, как ночь наполняется воем, механическим и настойчивым. Он все ближе и звучит так, будто сейчас прорвется сквозь стены. Кухня наполняется жутким мерцающим синим светом… и вдруг звук обрывается.
Эш и Брай идут к входной двери. Брай впереди, и прежде, чем Эш успевает ее остановить, распахивает дверь и быстро спускается босиком по ступеням крыльца, выходит за калитку и останавливается на тротуаре. Эш следует за ней. Воздух слишком теплый, а синий свет слишком непривычный, и кажется, что все происходит не на самом деле. Желтая машина скорой помощи стоит у дома номер десять — входная дверь распахнута, и Эш видит Макса, который смотрит на скорую, а затем отходит от двери. От того, что происходит потом, Эш теряет дар речи, а Брай обеими руками зажимает рот и воет: «нет, нет, нет». Длинные рыжие локоны свисают с носилок, которые санитары осторожно несут вниз по ступеням крыльца Чемберленов. Лицо Клемми закрывает кислородная маска. Элизабет держит дочь за руку и отпускает лишь на мгновение, когда носилки поднимают в машину. Джек тоже идет рядом. Собираясь сесть в машину рядом с Клемми, Элизабет замечает Брай и Эша, которые молча стоят у своего дома. Джек тоже их видит. Несколько секунд они смотрят друг на друга, словно сквозь экран. Глаза Элизабет полны отчаяния и страха, во взгляде Джека плещется яд, и Эш знает, о чем он думает.
Это ты должен быть на моем месте, в этой скорой должны быть твои девочки, а не мои. Здесь должен быть ты.
25 июля 2019 года
Веки Клемми воспалены и плотно закрыты, специальный аппарат контролирует ее дыхание, через капельницу в руке поступают питательные вещества, звук, с которым работает медицинское оборудование, становится аккомпанементом их кошмара. Аппаратов тут много, Джек не знает, для чего они. Потрескавшиеся губы Клемми начинают заживать, кожа уже не такая воспаленная, она снова прозрачно-бледная, сыпь почти исчезла. Несколько дней назад, когда сыпь начала проходить, они думали, что дочери лучше, но они не знали, что вирус проник в мозг и вызвал осложнение — воспаление, которое называется энцефалит. Клемми уже несколько часов в искусственной коме. Ее маленькие ручки, которыми она так любит всех щекотать, неподвижно прижаты к телу, тоненькие ножки, которые должны скакать, прыгать и пинать мячик, безжизненны. Вся она — лишь небольшой холмик под простынями. Даже ее волосы выглядят иначе: как
