тебе?
Но Брай качает головой, закрывает глаза и рыдает еще сильнее.
— Нет. Я думала, что ей написать, но так ничего и не написала. Любые мои слова звучат так банально. Она будет в ярости. Не думаю, что она когда-нибудь меня простит.
Эш ничего не отвечает, потому что тоже не может себе представить, что Элизабет их простит.
— Папочка, бабушка говолит, мне можно моложеное, — кричит Альба с лестницы.
Брай находит в себе силы улыбнуться.
— Правда здорово, что она снова такая активная?
Эш целует ее руку:
— Постарайся отдохнуть, дорогая. Я скажу твоей маме, что ты спишь.
Брай кивает и забирается обратно под одеяло, и прежде, чем Эш успевает закрыть дверь, шепчет: «Я люблю тебя». Она не говорила этого несколько недель, и для Эша ее слова звучат даже лучше, чем в первый раз, когда он их услышал.
Вечером Эш уложил Альбу, и, пока Сара готовит овощное рагу, Брай встает и в пижаме приходит к ним на кухню. Увидев дочь, Сара тут же кидается к ней, готовая задушить ее в объятиях, а затем подвергает ее такому же осмотру, что и Альбу — рот, лоб, живот. Она внимательно разглядывает сыпь, поглаживая Брай, кивая и улыбаясь ей, словно она милый домашний питомец.
— Да, все замечательно. Сыпь бледнеет, болезнь почти прошла. Тебе уже лучше?
Брай хмурит лоб и широко открывает глаза, чтобы не расплакаться, но слезы уже катятся по ее красным щекам.
— Ах ты мой птенчик, — Сара готовится к новому мощному объятию. — Любовь моя, я знаю, болеть неприятно, но вы обе в полном порядке и даже стали сильнее, пройдя через это. Так распорядилась природа.
Пока Сара успокаивает ее, Брай смотрит через ее плечо на Эша, и он сразу понимает, что Сара ошибается. Брай переживает не за себя или Альбу. Понятно, что они обе скоро поправятся. Она переживает за Элизабет и Клемми. Брай переживает, что больше никогда не будет пить джин с тоником на кухне у Элизабет и смеяться над тем, как она изображает мамочек из Фарли. Она в ужасе, что они больше не будут крестными у детей друг друга, что Элизабет больше не будет той подругой, которой можно позвонить, когда страшно и одиноко.
Эш качает головой, пытаясь без слов сказать ей, чтобы она так не думала. Они найдут выход, смогут извиниться и получить прощение. Брай не реагирует. Она выворачивается из материнских рук. Сара, довольная, что ее объятия сделали свое дело, спрашивает: «Ну, теперь тебе лучше?» — и спешит к плите, чтобы помешать кипящее рагу.
Перед ужином Брай поднимается наверх принять душ. Эш решает воспользоваться этой возможностью и кратко проинструктировать Сару, которая расставляет на кухонном столе ряды маленьких баночек с мазями и таблетками. Время от времени она останавливается, чтобы прочитать этикетку, покачать головой и убрать бутылочку в сумку.
— Бо́льшая часть этих лекарств им уже не требуется. От меня было бы больше пользы, если бы разрешили приехать раньше… — Сара смотрит на Эша, слегка приподняв бровь, чтобы он знал: она не забыла, как он ей препятствовал. — А вот кое-какие мази могут пригодиться, чтобы облегчить…
— Сара.
Услышав его серьезный тон, она прекращает перебирать лекарства и поворачивается к нему.
— Мы можем сегодня вечером поменьше говорить о прививках? Не знаю, сказала ли вам Брай, но наши близкие друзья, Чемберлены, очень расстроены…
— О да, Джесси мне говорила, что Элизабет отправила письмо с просьбой, чтобы с ее ребенком играли только привитые дети. Я считаю, что она ведет себя предвзято и недальновидно.
— Даже если и так…
— Мы знаем, что наша семья очень плохо переносит прививки, и, не вакцинируя наших детей, мы, тем самым, защищаем их — так же, как она пытается защитить свою дочь, не вакцинируя ее.
— Но ей рекомендовали докторá…
— Каждый родитель обязан защищать своих детей от болезней, травм и прочих бед, но, когда они случаются, — а они неизбежно случаются, — вопрос в том, как мы справляемся с этим. Разве не так, Эш?
— Да, Сара, конечно. Я согласен с вами, но Брай еще слаба, и я хочу попросить, чтобы за ужином мы говорили не о прививках и вспышке кори, о чем-нибудь другом. Я хочу, чтобы она набралась сил, прежде чем узнает, что творится в городе.
Сара смотрит на него, покусывая губу, и говорит:
— Мне кажется, «вспышка» — слишком громко сказано, ну да ладно. Все-таки это ваш дом и ваши правила.
— Спасибо, Сара! Большое спасибо, — Эш чувствует даже большее облегчение, чем ожидал.
Сара слегка наклоняет голову, принимая благодарность, а затем спрашивает:
— Кстати, не открыть ли нам одну из тех бутылок дорогого вина, которыми ты, как я слышала, основательно запасся?
Эш улыбается и кивает, доставая бокал:
— Договорились.
Эш сидит напротив Брай. Кончики ее волос еще мокрые. Она выглядит чуть лучше, как будто вода смывает с нее болезнь. Сара заняла место во главе стола, между Брай и Эшем. Она поднимается, чтобы разложить густое овощное рагу в тяжелые миски, которые Брай сделала на занятиях гончарным искусством. Брай тихая и сосредоточенно грустная. Атмосфера за столом тягостная.
— Сара, как дела у Джесси и Коко? — бодро спрашивает Эш, пока Сара щедро намазывает маслом кусок домашнего хлеба.
Брай тычет ложкой в куски баклажана и цукини.
— Ах, Коко просто куколка! Так похожа на Джесси в том же возрасте, правда, Брай?
Брай отправляет в рот полную ложку чего-то похожего на кабачок и кивает. Большей поддержки Саре и не нужно.
— Джесси, конечно, всю ночь не спит и кормит ее, и по Коко это заметно. У нее такие милые толстые ручки. Помнишь, у Альбы такие же были?
Ужин продолжается в том же духе: Эш придумывает для Сары безопасный вопрос, на который она, под воздействием вина, отвечает подробно, в то время как Брай сидит с отсутствующим видом и почти не участвует в разговоре.
Эш чувствует, что они вышли на финишную прямую, когда все отказываются от добавки.
— Очень вкусно, Сара! Честное слово, мне кажется, я раньше
