Он секунду поколебался. Потом помотал головой.
– Нет.
– Хозяин барин, – усмехнулась Лиля.
Она не привыкла, чтоб ее отвергали. Или, может, он такой дурак и принял ее слова, что будет «только кофе», за чистую монету?
Валера счел нужным пояснить свое решение:
– Я не хочу, чтобы опять все началось. Опять и снова, в какой уже раз…
И посмотрел на нее мученическим взглядом. Лиля небрежно чмокнула его в щеку и выскользнула из салона.
1981 год: Армянский переулок
…Ему та встреча живо напомнила февраль восемьдесят первого, и как они вышли под ручку из Кутафьей башни после концерта в Кремле и шагали, под мелкой снежной трухой, по темной, заснеженной столице. Валерке казалось: снова возвратились лучшие времена их любви. Они всю дорогу молчали или говорили о несущественном. А потом, возле Лилькиного подъезда – в магазине МОЛОКО уже не горело три буквы, и получалось ОКО – он спросил: «Я зайду?»
Она покачала головой:
– Не стоит, Валерыч.
– Почему?
И тут она бухнула – то, что должна была сказать ему давно, да все оттягивала:
– Я выхожу замуж.
Он побледнел. Видно было даже в мягком свете снега, в отдаленном люминесцентном освещении вывески молочного магазина.
– Я его знаю?
Она отвернулась и прикусила губу.
– Да.
– Кто? – глухо спросил он. А потом вдруг догадался. – Вовка?!
Она кивнула. В ее глазах блеснули злые слезы.
– Почему?! – вскричал Валерка. – Но почему?!
Схватил ее за плечи – за мягкую, чуть присыпанную снежком замшу дубленки, купленной в дрезденском стройотряде. Сжал, встряхнул. С искаженным лицом спросил:
– Боже, зачем?! Ну зачем ты это сделала?!
Она не ответила. Что она могла сказать своему бывшему любовнику? Что Володька совсем другой? Что в нем нет ни единого качества, присущего Валерке? Что он не артистичен, не блестящ, не остроумен? Но, зато он – предсказуемый, не пьющий, уверенный в себе и во всем, что делает. У него сильная воля и он нацелен на успех, на победу. И с ним, в отличие от Валерки, ей надежно и очень покойно. С ним она чувствует себя защищенной – от всех бед, обид и невзгод этого мира. А с Валеркой ей самой пришлось бы защищать – и себя, и его.
– Ты – настоящая проститутка, – прошипел Валерка. А потом вдруг выкрикнул: – Шлюха! – и ударил ее пятерней по щеке.
Она отшатнулась, а он круто развернулся и пошел со двора по свежевыпавшей снежной пороше.
Подумать только: то был последний раз, когда она видела Валерку – вплоть до случайной встречи двадцать с лишним лет спустя на окраинной столичной автостоянке…
***
…Разумеется, в ту февральскую ночь Валерка напился. Деньги были – не так давно им выплатили зарплату за то, что они якобы заработали в стройотряде в Хакасии, а фактически за летние гастроли. Умотал на такси в Домодедово – там, в аэропорту, был единственный на всю Москву ресторан, работавший ночью. К утру вернулся в общагу полуживой. Сосед Володька как чувствовал, что происходит с приятелем: не оказалось его в комнате, где-то прятался – а, может, был с Лилей…
А на следующий день, сумев-таки не нырнуть в запой, Валерка отправился к Седовичу, и, терзаемый похмельным раскаянием, заявил, что он ужасно сожалеет, что вымогал у пламенного комиссара распределение в столицу, раскаивается в том, что шантажировал его, и готов поехать на работу куда угодно – хоть в Магадан.
– А в аспирантуре пусть на моем месте эта сволочь учится, – добавил выпускник злобно.
Зная непростой артистический характер Валерки, Седович спросил осторожно:
– Ты Володю имеешь в виду?
– Его, его!.. – отвечал юноша с искаженным злостью лицом.
«Странно, я думал, вы друзья», – хотел было сказать Седович, но промолчал. Ему порядком надоел Валерка с его капризами и выходками, и он был только рад, что совсем скоро он с ним расстанется – навсегда. Свою роль студент-артист отыграл, и принес в личный политический багаж Седовича немало дивидендов – однако пришла пора ему уйти со сцены…
В тот раз Седовичу не чудился никакой Володька на месте Валерки…
А выпускник Беклемишев в тот же день собрал вещички и переехал из родной сто девятой к своим друзьям из ансамбля в шестьсот сорок пятую. А что он мог сделать еще? Драться с Володькой? Убить его? Убить себя?..
Драма неразделенной любви потому-то и бывает такой мучительной, что от тебя ничто не зависит. И ты, несмотря на все свои усилия и старания, не в состоянии ничего изменить…
***
– Значит, начиная с восемьдесят первого года, – мягко спросил Лилю подполковник Петренко, – и до встречи на стоянке пару лет назад вы ни разу больше не виделись с Валерием Беклемишевым?
– Нет, – покачала она головой.
– И ничего о нем не слышали?
– Нет.
– А случались ли, – вклинилась чекистка Варвара, – встречи между ним и вашим мужем?
– Нет. Во всяком случае, я ничего о них не знаю.
– А чем занимался Беклемишев все эти годы? Он вам не рассказывал?
– Отчего же? Бегло, схематично – но все-таки кое-что рассказал…
***
…Валерка позвонил ей на мобильный три дня спустя после их свидания в день первого эфира. Был радостно возбужден – Лиле даже показалось, что он снова выпивши. Стал рассказывать о поразительных переменах в своей жизни: пробах на «Мосфильме» и о том, что его утвердили на главную роль в картине самого Корчмаря:
– Представляешь, – говорил он в трубку, захлебываясь от возбуждения, – в сентябре мы едем в экспедицию, под Геленджик, съемки в основном на натуре, я уже подписал договор, мне будут платить по триста долларов за съемочный день…
Валерка с удовольствием сыпал новыми для себя словечками: «экспедиция», «натура», «съемочный день». Лиля не сказала, что ставка триста долларов в день – ничтожно мала, не захотела его расстраивать. А он попросил:
– Надо увидеться, отметить это дело, ведь только благодаря тебе и твоей программе меня заметили, я просто обязан проставиться…
И снова ее кольнуло болезненное чувство: а вдруг она поставила не на того? Вдруг ее неудачная, полуразбитая, а теперь практически не существующая семейная жизнь была бы иной, если бы она выбрала все-таки не Володьку – а Валерку? Ведь смотрите: стоило ей лишь чуть-чуть помочь ему – и вон он как вознесся!.. А если бы она всегда была с ним? Может, он достиг бы таких успехов и высот, на фоне которых померкли бы все достижения мужа?.. К тому же Валерка, в отличие от Володьки, кажется, по-настоящему любил ее… Но… Артист в России, даже гениальный, вряд ли может по заработкам даже приблизиться к средней руки купцу…
«И мы бы ютились с Валеркой в какой-нибудь двушке на окраине… Зато у нас, быть может, были бы дети… Хватит рефлексировать! – оборвала она себя. – Жизнь не имеет сослагательного наклонения!»
И для того чтобы поразить Валерку и поставить на место с его тремястами долларами за день, Лиля пригласила старого друга в свой особняк, на уик-энд.
– А твой супруг? – напрягся он.
– Не волнуйся, – усмехнулась она, – он в Европе, вернется только на будущей неделе.
Валерка явился вечером в пятницу – на той же машине, в том же костюмчике. Притащил бутылку «мартеля» и бутылку «бордо», арбуз, пирожные.
Лиля повела его осматривать дом и участок: «Моя спальня… А здесь – спальня Володи, а это тренажерный зал, здесь – сауна… Тут – Володькин кабинет, а здесь моя монтажная, я иногда работаю дома… Просмотровый зал, музыкальная комната, бильярдная…» Они вышли на тщательно выстриженный участок с высоченными соснами и фонарями, зажегшимися при их появлении. «Вот бассейн, можешь искупаться с дороги, а здесь домик для прислуги, там живут помощница по дому и садовник…»
– А где они? – нервно спросил Валерка.
– Не бойся, – расхохоталась она, – они нас не застукают, я их отпустила…
Разумеется, Лиля ничего не сказала о слежке, которую за ней установил супруг. Наверно, и сейчас их снимает длиннофокусным объективом детектив-папарацци: вон тот недостроенный дом – самая удобная позиция, весь ее участок как на ладони…
Валерка не казался подавленным величием ее владений. Небрежно спросил:
– Такой дом, наверно, миллион баксов стоит? Лиля ответила по-деловому:
– Сейчас, я думаю, миллиона полтора.
– Значит, твой супруг – олигарх?
– Нет, на олигарха он не тянет. Да и в политику не лезет, и никогда не лез.
– Стало быть, он простой миллионер?
– Что есть, то есть, – со вздохом ответствовала она. – Но и я, знаешь ли, человек не последний…
Но я тебя заболтала. Пойдем перекусим. А потом ты будешь жарить шашлык. Я помню, какой вкусный шашлык ты готовил – тогда, на майские, когда мы на байдарках ходили…
До шашлыка, впрочем, в тот вечер дело не дошло. Лиля накрыла «перекус» на веранде на открытом воздухе. Стоял теплый день конца лета. Мягкое вечернее освещение скрадывало невыгодные детали: моршинки, седину на его висках, синячки под глазами.
