— Нет, нет, нет, ты замечательный, ты очень хороший, — лепетала она. Рон жутко усмехнулся, выражению его лица смог бы позавидовать егерь.
— Значит, — с надрывом сказал он, — Волдеморт был не так уж и не прав насчет тебя.
Герми пробрало, она вся обмякла от этих слов. Это низко.
Рон шумно выдохнул и опустил голову, закрывая глаза. Он все еще не продолжал больно сдавливать ее руки. Несколько долгих мгновений он просто шумно дышал. Она вся застыла, ожидая непонятно чего. Ей было больно и плохо, но она все это вполне заслужила и принимала удары безропотно.
Парень вдруг вскинул голову и впился в ее губы, сминая их зубами. Он целовал ее грубо и очень болезненно, будто старался стесать кожу. Она никогда не видела его таким безжалостным. Вот — что ты наделала, дура.
Гермиона почувствовала влагу на своем лице. Рон плакал! Его соленые слезы падали прямо на ее искусанные губы, которые он продолжал терзать. Железистый вкус крови наполнил рот. Она пискнула от боли, и попыталась отодвинуть его от себя, но напрасно. Волшебник только сильнее кусал ее, с силой сжимая челюсти.
Наконец, он разжал зубы и отодвинулся от нее. Широко раскрытыми глазами она наблюдала, как он не вполне здорово улыбается окровавленным ртом. Глаза были темными и безумными, черный зрачок сожрал абсолютно всю радужку. Он усмехнулся, как бы говоря, ну посмотри на себя теперь, и плюнул ей в лицо. Девушка закрыла глаза, принимая это унижение. Она заслужила.
Парень вытер рот ладонью и резко развернулся, направляясь к столу, где лежала его палочка. Рон остановился напротив нее, направил палочку прямо ей в лицо. Ведьма замерла, ожидая чего угодно. Он кинул какое-то заклинание. Губы взорвались болью. Она закричала, прижимая руки ко рту. На пальцах красная кровь.
— Сглаз любовников. Показывает, где чужой касался твоей любви. Посмотрим, как ты понравишься ему такой, — с клокочущей внутри ненавистью сказал он.
Рон смотрел на нее с отвращением, такого выражения она никогда не видела на его лице, где всегда была любовь.
— Убирайся отсюда, — произнес он холодным, чужим голосом и, опустив палочку, аппарировал.
Гермиона опустошенно сползла по стене на пол и зарыдала.
Когда она пришла в себя, то запоздало поняла, что ей нужно посмотреть, что у нее там со ртом, он жутко болел. Девушка прошла в ванную. Увидев в зеркале то, что увидела, ведьма чуть не застонала, но открывать губы было больно. Мягкие ткани полопались, мясо вылезло наружу. И это сделал человек? Не зверь? Рон, ее друг, ее жених. В голове не укладывалось.
Она с горем пополам произнесла Лечащее заклинание, но оно не получилось. Ее губы оказались деформированы, слова произносились не четко. Боль нарастала. Как жаль, что они не хранили никаких зелий. Разве что в сумочке? Там всегда был экстракт бадьяна по привычке, оставшейся еще с Войны.
Герми бросилась к своей сумке, которая так и осталась лежать на полу на кухне. Однако надо правильно произнести заклинание. Притянуть его ей удалось далеко не с первого раза, около получаса она, плача от боли, пыталась совладать с дикцией, произнося — Акцио бадьян.
Однако бутылек-таки вылетел к ней в руки. Она развинтила крышку и капнула пипеткой пару капель на раны. В глазах потемнело от нахлынувшей яростной боли. Жгло очень сильно. Она глубоко дышала, пережидая неприятные ощущения. На глазах кровь перестала идти, раны запеклись во что-то удобоваримое.
Волшебница вернулась в ванную, посмотреть в зеркало. Выглядела она отвратительно, конечно. Корки цвета тухлого мяса на месте рта. Гермиона вздохнула. Наверное, этого Рональд и добивался. Он всегда был очень ревнивым, и такое признание не могло его не разозлить. Дааа, в Мунго с таким не обратишься.
Гермиона пошамкала остатками, корочки угрожающе натянулись. Значит, трогать их еще рановато. Потом она снимет их и сможет колдовать. Кроме того…ей надо собрать свои вещи.
В горле противно защипало. Собрать вещи. Вернуться к родителям. Но как им показаться в таком виде? Ладно, чуть позже она попробует сделать иллюзию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Долгие часы она бродила по больше не своему дому, с понурой головой, собирая свои вещи. Слава бороде Мерлина, некоторыми заклинаниями она владела невербально, например, она могла уменьшать предметы. Этим она и занималась, забирая из немногочисленных комнат частички себя. Складывая их в свой сундук, на который наложены чары незримого расширения.
Девушка подивилась тому, сколько вещей у нее скопилось. Вроде здесь они жили вместе всего пару лет, а она очень сильно ими обросла.
Гермиона поморщилась, вспомнив, как они впервые переступили порог снятого ими домика. Который был только в их распоряжении. Молодые и счастливые. Любящие друг друга. А она все разрушила.
В изнеможении ведьма упала на кровать, откинулась на спину и закрыла глаза. Мысли тут же зароились в ее голове.
Очевидно, Рон больше с ней общаться не будет.
Очевидно, он сейчас направился к Гарри.
Значит, скоро он и Джинн узнают и начнется…
Она не хотела их терять! Рыдания вновь рвались из ее груди, она старалась не шевелить губами, только жгучие дорожки слез текли из глаз на их — так и не ставшее супружеским — ложе. Чертов егерь!
Любовь такая, какая она может быть. Вспомнились слова мамы. Если она и такая тоже, то не надо ей никакой любви лучше. Жили себе и жили. Зачем ей понадобилось портить это все?! Ради кого??? Она накручивала себя все больше и больше плакала. Ей казалось, что за всю свою жизнь она столько не рыдала, как после встречи со Скабиором.
Ты и только ты — виновата во всем. Во-первых, надо было применить Обливиейт сразу, как только начались эти сны. Во-вторых, надо было притащить его в Аврорат и сделать все, чтобы он сел в Азкабан. Голос разума звучал неумолимо. Но теперь, конечно, уже поздно.
Да я и так всё знаю! — хотела закричать, но не смогла. Только только надрывное мычание вырвалось из ее гортани.
Замученная противоречивыми эмоциями и мыслями, Грейнджер не заметила, как уснула.
Проснулась. Голова чувствовалась безумно гулкой и далекой. Глаза болели, их слепило он высохших слез. Кое-как продрав глаза, Герми встала с кровати. Она посмотрела на часы. Время было около двух часов ночи. Надо же, как ее вырубило.
Вспомнив, что ее рот несколько часов назад являл собой кусок запекшегося мяса, она поспешила в ванную посмотреть, что там. У них в доме проведен электрический свет, чему она невероятно обрадовалась сейчас, лишенная возможности колдовать.
Гермиона, скрепя сердце, заглянула в зеркало. М-да. Стало только хуже. Нижняя часть лица превратилась в сплошную запекшуюся корку, сочащуюся сукровицей. Ничего себе сглаз. Она попробовала разлепить губы, но у нее просто не получилось. Такое ощущение, что рта у нее теперь просто не было, мышцы не слушались.
Так, аппарировать она может. Говорить и колдовать — нет. Если она явится к родителям в таком виде, то обморок маме и папе гарантирован, но помочь они ничем не смогут. Маггловская медицина будет лечить подобное явно не один месяц.
Остаться здесь? Рон вернется, скорее всего, еще более злым. А она даже не имеет возможности колдовать в ответ, так что он сможет сделать с ней все, что захочет. Даже такое. А, может, чего и похуже. И она, наверное, могла его понять. Девушка разрушила их счастье, да еще призналась в измене, чего самооценка Рона не смогла вынести. Он всегда был очень ревнивым, да и не пустом месте, получается. В целом, она даже не обиделась на него за сглаз. Она заслужила и это тоже.
Оставался один путь. В конце концов, это все из-за него.
Она еще раз прошлась по дому, проверяя, все ли вещи собрала. Сердце сжималось от тоски. Гермиона уходила не только из этого дома, она уходила из своей привычной жизни, от своих друзей, от своего жениха. Провалила все — что только могла.
Она не смогла стать ему хорошей женой. Да даже расстаться по-человечески тоже не смогла. Это он еще не знает — на кого она его променяла. Гермиона надеялась, что и не узнает. Потому что тогда она даже не представляла себе, что ей придется делать.
