И, как циник может заметить, некоторые скептики в отношении каждого такого проблемного ископаемого являются открывателями других!
Палеоантропология, более чем другие области науки, выраженно заражена (или может оживлена?) соперничеством.
Мы должны признать, что летопись ископаемых, соединяющая прямоходящую обезьяну австралопитека с (предположительно) четвероногим предком, общим с шимпанзе, до сих пор бедна.
Мы не знаем, как наши предки встали на задние лапы.
Нам нужно больше ископаемых.
Но давайте, по крайней мере, порадуемся хорошей ископаемой летописи, которую мы, в отличие от Дарвина, можем использовать, показывающую эволюционные переходы от австралопитеков с их мозгом размером с мозг шимпанзе к современному Homo sapiens с нашим черепом, раздутым как воздушный шар, и большим мозгом.
На протяжении этого раздела я воспроизвел картинки черепов и убеждал вас сравнить их.
Возможно, вы заметили, например, выдающуюся морду у некоторых ископаемых, или бровные дуги.
Временами различия едва заметны, что помогает оценить постепенный переход от одного ископаемого к более позднему.
Но я хочу ввести небольшое усложнение, которое разовьется в интересный сам по себе момент.
Изменения, имеющие место по мере взросления в течение жизни одного индивида, в любом случае выраженны более драматично, чем изменения, которые мы видим, сравнивая взрослых в последовательных поколениях.
Череп ниже принадлежит шимпанзе незадолго до рождения.
Он, очевидно, совершенно отличается от черепа взрослого шимпанзе, изображенного на странице 187, и он гораздо более человеческий (более похожий на череп взрослого человека, как и на череп ребенка).
Есть широко тиражируемая картинка (снова воспроизведенная на обороте) детеныша и взрослого шимпанзе, которая часто используется для иллюстрации интересной идеи, что в эволюции человека юные черты сохранились до взрослого возраста (или, что может быть не обязательно совсем то же, что мы становимся половозрелыми, когда наши тела все еще юные).
Я думал, картинка слишком хороша, чтобы быть правдой, и послал ее своему коллеге, Десмонду Моррису, для получения его экспертного мнения.
Может ли это быть подделкой, спросил я его? Видел ли он когда-либо молодого шимпанзе, выглядящего так по-человечески? Доктор Моррис скептически оценивает спину и плечи, но удовлетворен головой самой по себе.
«Шимпанзе характерно сутулятся, а этот имеет восхитительно прямую шею.
Но если взять только голову, кортинке можно доверять.»
Шейла Ли, редактор рисунков от издательства для этой книги, отследила начальный источник этой знаменитой фотографии к экспедиции в Конго в 1909 году, снаряженной Американским Музеем Естественной Истории.
В момент фотографирования животные были мертвы, и она указывает, что фотограф Герберт Ланг, был также таксидермистом.
Есть искушение предположить, что необычно человечная поза детеныша шимпанзе обусловлена набивкой, не будь факта, что, согласно утверждению музея, Ланг сфотографировал образцы до их набивки.
Тем не менее, поза мертвого шимпанзе может быть подлажена так, как поза живого не может.
Заключение Десмонда Морриса, кажется, подтверждается.
По-человечески выглядящая осанка плеч детеныша шимпанзе может быть под подозрением, но голова достоверна.
Принимая голову за подлинную, даже несмотря на то, что плечи не вполне выдерживают груз аутентичности, можно сразу увидеть, как сравнение взрослых ископаемых черепов может вводить нас в заблуждение.
Или, излагая более конструктивно, выраженные различия между взрослыми и молодыми головами показывает, как легко черта, такая как выпячивание морды, может меняться в нужном направлении, чтобы стать более — или на самом деле менее — человеческой.
Эмбриология шимпанзе «знает» как сделать человекоподобную голову, поскольку она делает это у каждого шимпанзе, когда тот проживает свои младенческие годы.
Кажется весьма правдоподобно, что австралопитек эволюционировал через различные переходные формы в Homo sapiens, укоротив морду по пути, и сделал это очевидным путем сохранения младенческих характеристик во взрослом [животном] (процесс, называемый неотенией, упомянутый в главе 2).
В любом случае, большая часть эволюционных изменений состоит из изменений в скорости роста определенных частей тела относительно других.
Это именуется гетерохронным («различающийся во времени») ростом.
Полагаю, то, что я хочу сказать — что эволюционные изменения — это сущий пустяк, если вы признаете наблюдаемые факты эмбриологических изменений.
Эмбрионы формируются дифференциальным ростом — различные их участки растут с разными скоростями.
Череп детеныша шимпанзе меняется во взрослый череп через относительно быстрый рост костей челюстей и морды относительно других костей черепа.
Повторю, каждое животное каждого вида меняется за время своего эмбриологического развития гораздо выразительнее, чем типичная взрослая форма меняется от поколения к поколению по мере хода геологического времени.
И это намек на главу об эмбриологии и ее значении для эволюции.
ГЛАВА 8. Вы сделали это за девять месяцев сами
ЭТОТ вспыльчив гений Дж. Б. С. Холдейн, который сделал так много помимо того, что был одним из трех ведущих архитекторов нео-дарвинизма, однажды получил вызов от леди после общественной лекции.
Есть устная история, и Джон Мейнард Смит, к сожалению, не может подтвердить точность слов, но разговор был приблизительно таким:
«Скептик эволюции:
профессор Холдейн, даже с учетом миллиардов лет, которые, как вы говорите, были доступны для эволюции, я просто не могу поверить, что можно перейти от одной клетки к сложным человеческим телам, с их триллионами клеток, организованных в кости и мускулы, и нервы, сердце, которое качает, не прекращая, в течение многих десятилетий, мили и мили кровеносных сосудов и почечных трубочек, и мозг, способный к размышлению, и разговору, и чувству.
Дж. Б. С. Холдейн:
Но мадам, вы сделали это сами.
И вам потребовались только девять месяцев.»
Спросившая была, возможно, на мгновение ошарашена неожиданностью ответа Холдена.
Выбить почву из-под ног — показалось бы преуменьшением.
Но, возможно, возражение Холдейна оставило ее без удовлетворения.
Я не знаю, спросила ли она дополнительно, но, если это так, это могло бы идти в таком направлении:
«Скептик эволюции:
Ах да, но развивающийся эмбрион следует генетическим инструкциям.
Эта инструкция по созданию сложного тела, как вы, профессор Холдейн, утверждаете, эволюционировала путем естественного отбора.
И мне до сих пор трудно поверить, даже с учетом миллиардов лет, предоставленных для эволюции.»
Возможно, она была права.
И даже если божественный разум действительно, в конечном счете, окажется ответствен за проектирование сложности живого, определенно не верно, что он вылепливает живые организмы в форме глиняных или подобных моделей, в которых плотники, гончары, портные или производители автомобилей решают свои задачи.
Мы можем быть «чудесно развитыми», но не «чудесно сделанными».
Когда дети поют, «Он сделал их яркие краски / Он сделал их крошечные крылья», они произносят по-детски очевидную неправду.
Чем бы ни занимался Бог еще, он, конечно, не делает ярких красок и крошечные крылья.
Если бы он вообще делал что-нибудь, это должно было бы контролировать эмбриональное развитие существ, например сшивая вместе последовательность генов, которые направляют процесс автоматизированного развития.
Крылья не сделаны, они растут — постепенно — из почек конечностей в яйце.
Бог, повторю этот важный момент, который должен был бы быть очевидным, но не очевиден, никогда не делал крошечное крыло за всю свою вечную жизнь.
Если он и сделал что-нибудь (по моему мнению, он не делал, но давайте это пропустим; это не то, о чем я веду речь здесь), то то, что он сделал, был эмбриологический рецепт или что-то вроде компьютерной программы для управления эмбриональным развитием крошечного крыла (плюс также многих других вещей).
Конечно, Бог мог бы претендовать на то, что разработать рецепт или программу для крыла — это столь же умно, точно такое же захватывающее дух достижение мастерства, как и сделать крыло.
Но в данный момент я лишь хочу рассмотреть различие между созданием чего-то подобного крылу, и тем, что действительно происходит в эмбриологии.
БЕЗ ХОРЕОГРАФА
Ранняя история эмбриологии была расколота на две противостоящие доктрины, названные преформизм и эпигенез.
Различие между ними не всегда четко понимают, поэтому я должен потратить немного времени, объясняя эти два термина.
