Одновременно с оружием совершенствовались и снаряды. Наряду с ранее имевшимися каменными и железными ядрами, появились разрывные и зажигательные ядра. Тогда же освоили выпуск чугунных ядер и ядер, облитых свинцом, что повышало баллистические свойства орудий.
Надо помнить, что вооружение ратников, даже внутри одного полка, было далеко неоднородным. Исключение и тут составляли стрельцы, отличавшиеся, помимо унифицированной формы одежды, одинаковым, строго предписанным регламентом, вооружением. Во всех других частях можно было наблюдать самое невероятное разнообразие оружия и одежды, определявшееся социальным характером московского войска, где наибольшим богатством вооружения, экипировки и убранством коней отличались дворяне и дети боярские.
К середине XVI столетия русская пехота была вооружена преимущественно огнестрельным оружием — пищалями, хотя на вооружении некоторых ратников еще встречались в качестве оружия, действующего на расстоянии, луки и самострелы. Для ближнего боя использовались топоры, ножи, рогатины, реже копья. Иметь саблю мог себе позволить только довольно богатый войн. Все стрельцы в качестве холодного оружия имели бердыш — топор с широким лезвием на длинной рукоятке. Сабля среди стрельцов в отличие от прочих ратников была не редкостью. И, конечно же, для дальнего боя все стрельцы имели на вооружении пищали.
Конница была вся вооружена Только холодным оружием, в том числе и для дальнего боя. Пользоваться огнестрельным оружием, тем, каким оно в ту эпоху являлось, находясь в седле, не было никакой возможности. Ружье в силу своего несовершенства, то есть пищаль, было к этому абсолютно не приспособлено, а пистолетов в те времена практически не было. Эпоха их изготовления на Руси только-только начиналась. А потому вооружение конницы состояло из луков и самострелов, а для ближнего боя конные воины, так же как и пешие, вооружались главным образом топорами. Сабли и тут имели очень немногие, несмотря на то, что дворянского элемента в коннице было значительно больше, чем в пехоте. Правда, в коннице значительно больше, чем в пехоте, было копий.
Тут, коль скоро мы упомянули об одновременном использовании в те времена для дальнего боя и холодного и огнестрельного оружия, то нельзя не задеть еще одной особенности той эпохи, особенности, касающейся истории развития вооружения. XVI век для Европы стал веком активного перехода от луков со стрелами, самострелов и арбалетов к ружьям и самопалам. Процесс этот проходил довольно мучительно, занял в истории длительное время, и неверно было бы полагать, что с самого начала появления огнестрельного оружия, пригодного для индивидуального пользования, то есть ручной пищали, она могла заменить предшествующие ей на протяжении многих столетий луки и стрелы. Как неверно относить к категории невежества и архаизма мышления отдачу многими государственными и военными деятелями предпочтения стрелам и арбалетам и их не стремления немедленно перевооружать свои армии огнестрельным оружием. И дело даже не в том, что экономические возможности буквально всех государств не позволяли такое перевооружение произвести быстро. А дело в том, что в первое время после своего появления и еще долгое время потом ручное огнестрельное оружие настолько уступало холодному в удобстве использования, скорострельности и прицельной дальности, что замена им привычных луков и самострелов не только не повышала, но и снижала боевую мощь армии. Попробуем подкрепить последнее положение некоторыми аргументами.
Изготовленный хорошим мастером лук стрелял на 150–200 метров, при этом на 100 метров он стрелял прицельно. Под прицельностью следует понимать способность ратника попасть в мишень размерами с человека. В московском войске лучшими лучниками были татары и другие ордынцы — жители степных кочевий. По их древней традиции становление из ребенка юноши-воина заключалось в испытании его в искусстве владения луком. На полном скаку, бросив поводья, испытуемый должен был сбить стрелой парящего в поднебесье орла. Русские люди уступали ордынцам в этом искусстве, и недаром татарские части московского войска еще долгое время после описываемой нами эпохи останутся вооруженными луками и стрелами. Но на расстоянии в несколько десятков метров русский воин попадал из лука в противника не хуже, чем это делал татарский лучник. А поскольку тогдашняя тактика ведения боя подразумевала действие толпой, то выстрел из лука московского ратника, пусть даже не слишком искушенного в этом деле, на 150 и более метров также неизменно поражал цель, следовало только навести оружие в сторону врага.
Для сравнения скажем, что первые ручные пищали стреляли приблизительно на такое же расстояние, может быть на чуть большее, но при этом ни о какой прицельности не могло быть речи. Пули летели куда угодно, и зачастую на стрелецких смотрах, как иронизировали современники, самым безопасным местом для зрителей было именно то, куда стрелок целился.
К особым недостаткам ружей той поры следует отнести их тяжесть. Именно поэтому ими долгое время не могли вооружать кавалерию. Пристроить как-нибудь огромную громоздкую пищаль ратнику, сидящему верхом на лошади, было решительно некуда. Нельзя было ее и повесить за плечами, как это делали пехотинцы, ибо в этом случае во время скачки пищаль всем своим весом била бы своего владельца по спине, так что долго такое испытание всадник бы не выдержал. К тому же, находясь в седле, из нее невозможно было стрелять. Хватало с теми ружьями неудобств, вызванных их тяжестью, и в пехоте. Транспортировать пищаль за спиной или держать ее на плече еще как-то было можно, хотя ее тяжесть и приводила к излишней утомляемости воинов на походе, но самые большие неудобства возникали при ее прямом применении, то есть при стрельбе, ибо удержать такое ружье на весу не мог даже самый физически сильный человек. А потому стрелять можно было, только установив под ствол какую-нибудь опору. Стрельцам в этом отношении было проще, нежели другим пешим воинам. У каждого из них на вооружении для ближнего боя был бердыш, а при стрельбе он с успехом мог использоваться в качестве опоры под пищаль. Другим пешим ратникам приходилось изобретать какое-то свое приспособление и таскать его постоянно с собой как еще один атрибут вооружения. Кроме всего прочего, у такого оружия была настолько повышенная отдача, что не всякому стрелку после выстрела удавалось удержаться на ногах, а иной раз отмечались случаи перелома ключицы. Так что воинам приходилось иметь при себе специальную небольшую подушку, прикладываемую во время стрельбы к плечу под основание приклада ружья для смягчения силы удара при отдаче.
Но ни дальнобойность, ни прицельная дальность, ни тяжесть и громоздкость первого ручного огнестрельного оружия оставались его главным недостатком. Им была низкая, уступающая любому луку, самострелу или арбалету, скорострельность.
Скорострельность оружия определяется временем, необходимым на его заряжание, так вот процесс заряжания ручных пищалей в XVI веке протекал столь томительно долго, что самый превосходно обученный стрелок мог стрелять с частотой одного выстрела в несколько минут, иногда один выстрел производился в 10 минут. И в то же время лучник делал до 15–20 прицельных выстрелов в минуту, потому как для того, чтобы выхватить очередную стрелу из колчана, заложить ее в лук и натянуть тетиву, одновременно наводя оружие на цель, требовалось в среднем не более 2–3 секунд. Таким образом, скорострельность холодного оружия, действующего на расстоянии, превышала в те времена скорострельность оружия огнестрельного на два порядка, то есть в 100 раз.
Так что, как видим, в середине XVI века ручное огнестрельное оружие уступало холодному оружию дальнего действия по всем показателям. К этому времени ушло в прошлое и такое преимущество огнестрельного оружия, как психологическое воздействие на противника. В этом смысле Руси повезло больше, чем странам Западной Европы. Долгое время ее главным противником на полях сражений оставалась азиатская орда, позже других вступившая в знакомство с порохом (несмотря на то, что он был изобретен именно в Азии), а потому при всем своем превосходстве в искусстве стрельбы из лука уступавшая русским ратникам, вооруженным практически непригодным к бою огнестрельным оружием. Орда не выдерживала психологического давления, производимого непривычным громом, блеском изрыгаемого из пищальных стволов огня и окутывавшего поля сражения дымом. Но постепенно жители диких степей свыклись с этим, и огнестрельное оружие потеряло последнее свое на тот момент преимущество.
Возникает вопрос: может быть не стоило тогда торопиться и перевооружать армии малопригодным к бою ручным стрелковым оружием, а вместо этого продлить срок использования холодного до большего усовершенствования огнестрельного?
